Идилля Дедусенко - Жаворонки ночью не поют
– Са-мо-сто-я-тель-на-я, – процедил директор. – Ладно, потом раздадите. Должны звонить из горкома партии, тогда позовёте, я на складе.
Голос Андрея Андреевича опять был ровным и холодным. Когда он вышел, Зойка вздохнула, глянула на перекидной календарь и перевернула два листочка, отметив про себя, как незаметно пробежали первые дни августа. Потом она вырвала два листа из тетради: пока будет сидеть, можно написать Лёне. На столе лежал штемпель детдома. Зойка шлепнула им по чистому тетрадному листу – ничего получается, со-лид-но! Пусть Лёня увидит, в каком учреждении она работает. И Зойка шлепнула штамп ещё на один листок.
Но сесть за письмо ей так и не удалось. Раздался звонок телефона, и она, крикнув в трубку «Сейчас!», побежала за директором. Звонили из горкома партии, приказали немедленно готовить детдом к эвакуации и сообщили, что направление в Среднюю Азию уже выписано, пусть кто-нибудь заберёт. Директор отправился сам, потому что надо было получить и деньги на всю дорогу для детдома.
Зойка, одетая в своё любимое платье из сатина, пошла к детям. По пути заглянула к Ирине Ивановне, спросила английскую булавку. Медсестра, у которой всегда можно было найти любую мелочь, порылась в столе и протянула булавку со словами:
– Вы уже собрались в дорогу, Зоя Дмитриевна?
– Ещё успею.
– А я, пожалуй, сейчас пойду. Да много ли возьмёшь с собой? Так жалко всё бросать. Мы с мужем только обжились перед войной, домик построили. Очень жалко. Правда, его старики остаются, присмотрят. А может, ещё и не поедем? Говорят, их под Сальском остановили.
– Поедем, – сказала Зойка, – только что звонили из горкома партии. Андрей Андреевич пошел за бумагами.
– Тогда я мигом соберусь, – заспешила Ирина Ивановна.
Зойка подумала, что ей тоже надо бы собраться, но тут же представила испуганно-укоризненные глаза матери и остановилась в раздумье. В самом деле, что ей делать? Она не могла взять с собой, с детдомом, всю семью. Уехать со своими, что будет с детьми?
Так ничего и не решив, Зойка вложила проштампованные листки в комсомольский билет, сунула в карман и пристегнула его булавкой: так надежнее, теперь оттуда ничего не выпадет.
Она пошла к детям, которые играли во дворе. Вовик и Толик, прозванные близнецами за то, что никогда не разлучались, лихо скакали на одном прутике, как на коне. Каждый мог бы иметь своего «коня», но тогда они не были бы вместе. Мальчишки из разных семей, они и внешне, и по характеру были разными. Что их сдружило и сблизило, трудно было понять. Но Зойку радовало, что мальчишки привязались друг к другу, как братья, так им легче жить.
Около Розы, как всегда, сидела Люда и заплетала девочке косички, умудряясь завязать симпатичные бантики из каких-то цветастых тряпочек. Рядом сидела с куклой Таня, та девочка, которая подошла к Зойке в первый день. И тоже пыталась заплести косу кукле. К Тане у Зойки было особое чувство. Острая жалость всегда пронизывала её при виде печального бледного личика. Даже Роза отошла от своего горя в детдоме, повеселела, посвежела, а Таня смотрела с такой невыразимой тоской, что сердце надрывалось. Есть дети, которые не могут смириться со своим одиночеством, Таня – из них. И хотя было непедагогично выделять кого-то из ребят, Зойка старалась уделить Тане побольше внимания.
Увидев Зойку, Таня, словно поражённая чем-то, замерла на несколько секунд, глядя на неё.
– У мамы тоже были такие цветочки на платье, – вспомнила, наконец, девочка и, опустив голову, снова принялась заплетать косичку кукле.
Зойка не знала, что и сказать. Да в таком сатине кто только не ходит! Хоть иди и переодевайся. Выручила Люда.
– У нас в деревне все девчата тоже в красивых платьях ходили, – сказала она. – Вот кончится война, и нам такие сошьют.
– Конечно! – подхватила Зойка. – Нарядим вас во всё красивое. Да я вас и сейчас наряжу.
Все пошли к подводе, на которой так и остались лежать не принятые Андреем Андреевичем платья, ботинки, брюки. Зойка старалась каждому что-нибудь подобрать. Скоро ребята весело толкались, хвастая обновами.
– Эй, разойдись, народ!
Во двор со скрипом вкатилось семь подвод. На передней сидел Витя Суханов и по-ямщицки покрикивал, разгоняя малышей, которые мешали проехать дальше. Рядом с ним с видом умиротворённой царевны Несмеяны сидела Нина Трубникова. Второй подводой правил Костя. На остальных тоже были ребята из старшей группы.
Стали укладываться в дальнюю дорогу. Даже малыши старались чем-то помочь. Когда уже все подводы стояли во дворе, загруженные вещами, в небе послышался тяжелый, «подвывающий» гул. Город бомбили уже несколько раз, и этот гул Зойке был знаком. Она подняла голову и увидела, как при ярком солнце, в чистом небе медленно плыли самолеты. Никто не успел ничего сообразить, как раздался первый взрыв. За ним ещё и ещё…
Это длилось минут десять, не больше. Немецкие самолеты, высыпав свой смертоносный груз в районе железной дороги, улетели.
– Всем немедленно уходить в подсобное хозяйство! – распорядился вернувшийся сразу после бомбёжки Андрей Андреевич. – Витя! Костя! Вы возглавляете колонну. Зоя Дмитриевна, а вы бегите в горком комсомола, пусть найдут для нас ещё хотя бы пару подвод. Я буду вас здесь ждать.
Зойка несколько месяцев не была в горкоме комсомола, с тех самых пор, как просилась на завод, и вот теперь пришла нужда обратиться к Зине, как и советовал Королёв. Говорил же: если что – к ней. Зойка побежала по улице, потом через площадь, понимая, что сейчас каждая минута на счету.
Распахнула дверь в знакомую комнату и увидела стоявшую за столом девушку, ту самую, которая была чем-то похожа на киноактрису Любовь Орлову.
– Здрасьте! – выпалила Зойка, задыхаясь после бега. – А Зина где?
– Зина? – удивлённо переспросила девушка, продолжая быстро складывать в пакеты бумаги. – Зины нет.
– А когда будет?
– Её не будет. Ты говори, что тебе надо.
Зойка, чуть приподняв голову, скользнула взглядом по стене. Там висел портрет Евгения Королёва. Он пронзительно смотрел на Зойку своими огромными глазами. Она сначала не поняла, зачем он здесь, и только в следующую секунду заметила траурную ленту. Зойка так и застыла, глядя на портрет.
– Зина ушла на фронт, – сказала девушка. – Теперь я здесь командую. Говори скорее, зачем пришла.
– Подводы нужны, – глухо сказала Зойка, с трудом отрывая взгляд от портрета. – Детдом срочно эвакуируется. Очень нужны подводы.
– Подвод нет, – ответила девушка. – Сейчас уже ничего не достанешь. Документы вот поездом отправлю, а сами будем уходить пешком. Так что извини.
Вошли три парня, взяли уложенные в пакеты бумаги. Зойка вышла в коридор. Все двери то и дело хлопали, сновали люди. Да, здесь и самим сложно.
Когда Зойка прибежала в детдом, директор куда-то звонил и тоже выпрашивал подводы. Он положил трубку и, как-то странно посмотрев на Зойку, сказал:
– Видишь, как судьба нас с тобой связала. Теперь ты от меня ни на шаг.
– А дети? – спросила Зойка. – Они уже уехали на подсобное хозяйство?
– Уехали.
– Мне надо к ним!
– Смешная ты, – сказал Андрей Андреевич, но глаза его не смеялись. – Смешная ты…
– Королёв погиб, – тихо сказала Зойка.
– Погиб Королёв?
Андрей Андреевич задумчиво смотрел на Зойку:
– Над каждым из нас висит опасность. А жить-то хорошо.
Зойка не знала, что ответить, да ответа и не потребовалось: снова послышался гул немецких самолетов. Он быстро нарастал, приближаясь неотвратимо. «Где сейчас дети? Успели добраться до подсобного хозяйства? Как они там без меня? Не боятся?» Все эти мысли быстро пронеслись в Зойкиной голове.
– Надо бежать к детям! – сказала Зойка.
– Надо уходить, – согласился директор.
Они выскочили на улицу, побежали к речке. Золка тихо перекатывалась через отмели. Подойти к броду не успели. Где-то поблизости взорвалась бомба. Директор с разбегу прямо в костюме кинулся в воду. Зойка хотела броситься следом и вдруг почувствовала, как чем-то ожгло ногу. Она вскрикнула и упала.
– Что ты возишься? Скорее! – закричал на неё Андрей Андреевич.
Зойка вскочила и побежала. В ушах стоял ужасный звон, нога подгибалась, сердце колотилось у самого горла, но она бежала, понимая, что ни повернуть назад, ни остановиться хоть на минуту нельзя. До подсобного хозяйства они добрались, когда бомбёжка уже кончилась. С детьми была одна медсестра. Все сидели и пили молоко, спокойно, неторопливо. «Значит, сюда самолеты не долетели», – догадалась Зойка. Увидев её, босую, в мокром платье, Ирина Ивановна всплеснула руками:
– Немедленно сушиться!
– Ой, кровь! – ужаснулась Роза и указала рукой на Зойкину ногу.
Зойка посмотрела на свою ногу и увидела, что из небольшой раны, скорее даже, из глубокой царапины, течёт кровь. Вгорячах Зойка не ощущала боли, а теперь остро чувствовала, что она усиливается с каждой минутой. Ирина Ивановна достала из аптечки бинт и йод, обработала и перевязала рану, но боль не проходила.
