С. Полетаев - Волшебная трубка капитана
Капитан поставил его на пол и поправил на нем бескозырку.
– А ты, Сандро, как сюда попал?
– Э, не спрашивай, комиссар! Чтобы такое важное событие не дошло до кавказских гор?! Плохо ты знаешь Гогелашвили, если думаешь, что такое событие могло пройти мимо него!
Кавказец перемигнулся с Александром, потом приветственно помахал рукой Рубику, желая всем показать, что узнал его, несмотря на то что Рубик потолстел и не был похож на того Рубика, которого он знал когда-то в Пицунде. И только после этого Сандро Гогелашвили увидел у самых своих ног Марка, лежавшего на спине с нацеленным на него киноаппаратом.
– Вай, он не убьет меня из своей пушки? Послушай, комиссар, когда мы с тобой воевали на Кавказе, нам как раз не хватало такой пушки! Было бы сейчас что показать, а им посмотреть! А помнишь…
– Это все очень интересно, – сказала тетя Варя. – Но вечер воспоминаний будет потом!
Тетя Варя подвела капитана к плотному человеку с круглым лицом и тонкими усами, спадающими вниз как две запятые.
Капитан пожал плечами: он не мог узнать, кто перед ним. Он беспомощно огляделся, ища поддержки у бывших своих воспитанников и старых друзей, но те с безжалостным добродушием следили за капитаном и не торопились на помощь. Юлия Ивановна отвернулась, чтобы не видеть его стра даний.
– Ну и жарко же нынче! – пожаловался капитан.
– Жарко тебе? А в пустыне тебе не было жарко? Жарко ему здесь!
– Подожди, подожди, дай подумать! – Капитан снял очки и стал рассматривать лицо толстяка. – Н-да, совсем дела мои плохи… Звать-то тебя как?
– Так что Султанов будем…
– Султанов… Султанов… Нет, не припоминаю. Простите меня, голубчик, виноват, не узнаю.
Капитан разволновался: он страдал от своей беспомощности и не знал, куда деваться от стыда. Толстяк же молодцевато расправил усы и ударил – крепко! – ударил себя кулаком по голове. Да так, что слетела бескозырка с лысой головы.
– Кто же тогда спас этот котел от басмачей?
За толстыми стеклами очков глааа капитана расплылись и помутнели.
– Стало быть, вот эту самую голову басмачи хотели снести?
– Как видишь! А ты меня не признаешь!
– Прости великодушно! Какие же мы старые стали с тобой…
– Зачем старые? Я еще молодой! И ты еще о-го-го!
Капитан всматривался в толстого лысого башлыка – председателя колхоза – и никак не мог представить, что тот был когда-то крохотным, глазастым малышом. Ведь это было в незапамятные времена, когда пустыни бороздили первые советские автомобили, а по кишлакам и аулам рыскали банды басмачей. Как время бежит!. Прошлое словно бы отделилось от них и жило самостоятельной жизнью, как прекрасная старая сказка, вызывая удивление и печаль, потому что вернуться в прошлое было невозможно.
– Насмотрелись друг на друга? – улыбнулась Варвара Петровна. – Теперь дальше пойдем, а то, чего доброго, и до вечера не кончим.
Капитан останавливался перед бывшими детьми, ворчал, жаловался на склероз, упрекал их в том, что они забыли его, хотя и знал, что это неправда, что все помнили и любили его.
Когда обход был закончен, распахнулась дверь в столовую – оттуда неслись вкусные запахи. Диоген схватил Даньку за руку и ринулся вперед.
– Это что за беспорядок! – остановила их тетя Варя. – А ну-ка встаньте в строй. А теперь слушай мою команду: налево! За мной шагом марш!
Марк стоял у входа и трещал киноаппаратом, потом вскочил на подоконник, чтобы схватить общий масштаб движения. Он не жалел себя и старался изо всех сил, чтобы сохранить для потомства торжественное зрелище, устроенное в честь капитана.
В столовой висела большущая – во всю стену – картина: веселые человечки, взявшись за руки, ведут хоровод вокруг великана в капитанской фуражке, а из трубки, которую он курит, дым выходит витиеватой надписью:
Нашему капитану – семьдесят!
Да здравствует капитан!
– Ну и ну! – сказал капитан, которого вместе с женой усадили во главе стола, уставленного салатами, сырами, колбасами, пирожками, разными бутылками, предназначенными как для детей, так и для взрослых, а также сладкими вещами, которые не снились даже Диогену.
Когда все расселись, Варвара Петровна объявила, что снимает с себя полномочия и передает их Автандилу Степановичу. Автандил Степанович встал, посвистел в боцманскую дудку, призывая к тишине.
– Дорогие друзья! – сказал он. – Прежде чем открыть юбилейную сессию, я хотел спросить вас: что заставило всех присутствующих, взрослых и детей, мужчин, а также наших прекрасных женщин, что заставило всех нас бросить свои важные и ответственные дела и приехать сюда со всех концов страны? Как объяснить, что все мы – молодые, среднего возраста и даже седые – чувствуем себя как бы членами одной дружной семьи?..
Автандил Степанович говорил долго, красиво и с большим подъемом. Пересказать его замечательную речь, посвященную капитану, мы не сможем, потому что не осталось бы места для других замечательных речей, которые говорились после, но и эти речи мы тоже не сможем пересказать, потому что не останется места рассказать обо многом другом, что происходило потом.
После первых речей взрослые, перебивая друг друга, стали вспоминать о разных проделках, которых было немало в их прошлой жизни. То тут, то там раздавались взрывы смеха. Кто-то вспомнил о том, как тетя Варя, в те годы просто Варька, чтобы доказать, что она не хуже мальчишек, прыгнула с балкона на четырех зонтах. В другом конце стола стали вспоминать, как двое мальчишек решили бежать на Амазонку к индейцам, но были пойманы в лесу под Малаховкой. Автандил Степанович рассказал, как в детстве, похваставшись ребятам, что он фокусник, взял и проглотил чайную ложку. И еще разные вспоминались истории, которые кончались тем, что прыгуны, беглецы, озорники попадали в конце концов к капитану, который учил их читать карту, ходить по компасу и всяким иным корабельным наукам, а летом брал их в походы и научные экспедиции.
Тут все стали. вспоминать, где бывали, кого встречали, что видели и что узнали, и за столом пошел полный разброд.
А когда взрослые, наговорившись, немного устали, Автандил Степанович вспомнил о детях.
– Что же мы, друзья, сами говорим, говорим, а о «пескарях» даже не вспомним? Попросим же рассказать их о своей замечательной экспедиции, что они успели сделать для науки и что собираются делать в дальнейшем. Итак, слово…
Автандил Степанович обвел своими жгучими глазами одного за другим всех «пескарей», словно выискивая учеников, не выучивших урока. Знавшие о его способности находить и вызывать к доске именно тех, кто не выучил, Данька и Диоген стали смотреть в тарелки и делать вид, что не слышат, но их, к счастью, спас капитан.
– Можно мне два слова? – спросил он.
– Не два, а тысячу два! – закричал Автандил Степанович, и за столом сразу, же погасли разговоры.
Капитан поднялся, седой, красивый и по-юношески крепкий для своих лет, обвел всех сидящих добродушными, пытливыми глазами, чуть задерживаясь на каждом, потом перевел взгляд на картину, изображавшую веселых человечков вокруг великана с трубкой в зубах, и сказал глуховатым голосом, стараясь скрыть волнение:
– Не знаю, хорош ли повод для веселья, когда человеку семьдесят лет. Не знаю. Над этим надо крепко подумать. Но раз уж так получилось, что здесь собрались старые друзья и всем нам есть что вспомнить, то что же нам делать, как не порадоваться? Порадоваться, что все мы живы и здоровы. И я тоже рад, очень рад, друзья мои…
Капитан протер платочком запотевшие стекла очков, взял себя в руки и усмехнулся.
– Конечно, я тоже мог бы вспомнить кое-что о ваших подвигах, но поговорим лучше о нашей смене, то есть о присутствующих здесь «пескарях». Смотрите, как они скромно сидят, как вежливо слушают, каким вниманием светятся их глаза! А ведь они тоже– могли бы кое-что рассказать о своих замечательных делах, не говоря уже о выдающихся проделках…
Взрослые стали разглядывать «пескарей», будто видели их впервые, а те заерзали на своих местах, стараясь вспомнить, какие же это замечательные дела и выдающиеся проделки имеет в виду капитан.
– Прежде всего, позвольте доложить, – продолжал капитан, переводя глаза с одного «пескаря» на другого, – что даром время они не теряли. Это не в их правилах. Они трудились. В чем же состояли их труды? Ну, прежде всего они ели и пили, не жалея своих животов, и результат, как видите, налицо: недужных и хворых среди них мы не найдем. Далее, приходилось им немало бегать, купаться, загорать, веселиться и всячески развлекаться, а это тоже нелегкий труд, и об этом они тоже могли бы кое-что рассказать.
Когда за столом перестали смеяться, капитан продолжал:
– Мало этого! Кое-что успели они и на поприще наук. Например, им удалось собрать интереснейшую коллекцию исторических и археологических древностей. Сколько их там валялось на нашем пути, костей, черепков, предметов старинного обихода, орудий труда, а вот не поленились, мимо не прошли, отобрали самое ценное. Изучали «пескари» также насекомых, итиц и животных. Не оставили без внимания и растительный мир. Так что если собрать все большие и малые открытия, сделанные экипажем, то, несомненно, получится крупный вклад в целый ряд отечественных наук. Или я, быть может, преувеличиваю?
