Елена Усачева - Большая книга ужасов – 65 (сборник)
– Да, круто, – вздохнула у меня над головой Выбеленная челка. Я подумала, что она опять про грибы. Но меня толкнули в плечо, заставив остановиться: – Да ты посмотри!
Сначала ничего не увидела. Зелень вздымалась и опадала ритмичными невысокими волнами. А потом вдруг, как в долгой загрузке фотки на компе, проявилась вся картинка. Линия, еще линия.
С левой стороны от мостков, за березой начиналась полоса вытоптанной до мелких камней земли. В одном месте камни были навалены низенькой стеночкой. Одной, другой. Между ними проход с бордюрчиком. Узкая дорожка – только ногу поставить – выложена мелкими камешками. Дорожка плавно уходила вправо. Границы дорожки – камешки, сложенные высотой в ладонь. От времени поросли мхом и лишайниками. Огороженная дорожка бежала вперед, делала большой круг, возвращалась, чтобы завернуть и убежать на новый круг.
Вавилон. Лабиринт. Связь с миром мертвых. Интересно, как они это делали? Интернет рассказал, что в центре круга обычно закапывали косточки, отдельные кусочки. Этого было достаточно.
До зуда в пятках захотелось пройти по лабиринту. Не помня себя, встала между высокими насыпями. Ноги горели. В лицо ударил ветер. Мне показалось, что сам воздух не дает мне ступить дальше, давит на грудь.
– Ты что! – зашипела Выбеленная челка. – Нельзя! Нас же предупредили! Это только для ученых. Затопчешь еще какую козявку!
По части козявок остров казался вымершим. Ничего не жужжало, не пищало, не зудело, не ползало.
Я сделала еще шаг. Воздух наполнился электричеством. Неприятные мурашки бегали по пальцам, забирались под волосы. Если бы на мне не было капюшона, волосы наверняка встали бы дыбом.
– Не, ну правда, – пробасил толстый Алексей. – Говорят же, не надо. И так на птичьих правах.
По мозгам словно горячим плеснули. Я торопливо выбралась обратно на деревянную дорожку и помчалась прочь. Все правильно! Лабиринты – связь с миром мертвых. Души умерших уводили по этим лабиринтам и оставляли в центре. Сами они выйти оттуда не могли. Получалось это только у живых. В центре лабиринта росло деревце. Оно дрожало от ветра. Сколько же призраков там сейчас топталось!
В пробежке я заметила еще один лабиринт – надо же, шла и ничего не видела, – а потом сразу показалась наша церковь, у домика смотрителя вился дымок.
Полосатый сидел на лавке около стола и загадочно улыбался. На зубах у него были брекеты. Забавно. Разве взрослые люди носят брекеты?
В своей улыбке он почти спал. Странно, что его демонов я не видела. А вот он мою Юлечку видел. Может, их у него уже нет? Недаром же сказал, что он «бывший» писатель.
– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросила мама, подходя к столу.
– Хорошо.
– А я что-то уже не хочу ни на какие Соловки. Если обратная дорога будет такая же ужасная… Может, поедем домой? А бабушке скажем, что на Соловки съездили. Чтобы она не волновалась.
Она села рядом с Полосатым и сразу съежилась, согнулась. Мне даже стало обидно. Моя мама! Моя милая, добрая, единственная мама – и вдруг сдается. В жизни не сдавалась. Ни когда меня пытались выпихнуть из гимназии из-за дуры англичанки. Ни когда я ухитрилась в раннем детстве на новогоднем утреннике в пафосном месте уронить елку. Ни когда пограничник обещал посадить нас в тюрьму – я везла в сумке, как оказалось, дюже ценный камень с острова Крит, подобранный на дороге. Историй было много, но моя мама оставалась победителем. И вот – отступила. Сидела согнувшись. Мне было страшно на нее смотреть. Страшно и неприятно. Что это? Все? Захотелось отвернуться, уйти к веселому гиганту Володе, который на берегу собирался устроить заплыв на спине. Уйти к мамочкам, суетящимся около казана. Только не видеть всего этого.
Кричали подравшиеся пацаны. Они набивали костер палками, и теперь выясняли, кто чью палку взял. Казан курился готовой вот-вот закипеть водой.
Я обошла стол, переступила через лавку, села, обняв маму.
– Шторм не может быть вечно, – сказала я. Это было сказано в каком-то фильме, только чуть по-другому. – Он скоро закончится. И наступит хорошая погода…
Мама прислонилась к моему плечу.
– Лабиринты, – с натугой выдал из себя Полосатый, – они были у Желязны в «Хрониках Эмбера». Там проходили лабиринт, чтобы стать настоящим принцем. Лабиринт мог пройти только истинный наследник. Если через него шел самозванец, то его сжигало. Надо попробовать. – Он неуверенно поднялся, держась за стол. – Пройти лабиринт. Может, я настоящий?
Спотыкаясь на камнях, он направился к мосткам.
– Что за бред! – поежилась мама.
Полосатый уходил. Поля его вязаной панамы обвисли от влаги. Успел сделать с десяток шагов. Его перехватил гигант Володя и потащил купаться.
Я плотнее запахнулась в куртку. На градуснике смотрителя, висящем около входа в домик, было плюс пять.
Вечер все не начинался. Серость мазала по губам, часы говорили, что уже десять. В воздухе стояла вода. Это был не туман, а что-то другое. Словно само облако спустилось на землю и теперь укладывается, чтобы с утра с новыми силами…
Я отправилась бродить по острову.
Каменный домик оказался палатами шестнадцатого века. Поначалу он имел полукруглую форму и сложен был из крупного белого камня, но потом его надстроили красным кирпичом, подвели под треугольную крышу. Мы остановились в церкви Андрея Первозванного, 1702 года. Как представишь, что она стоит уже четыреста лет, так спать не захочется.
Спать и не хотелось. Вечер тянулся долго. Мы все просто сидели и ждали, когда начнется утро. Утром мы сядем на корабль и поплывем на Соловки. Я видела фотографии. Пароходики подходят к самому монастырю. Настоящая крепость. Стены выложены валунами, деревянные крыши над верхними галереями, круглые сторожевые башни, зелень невысокой травы, тяжелое небо. На Соловках всегда было тяжело жить. Холодно, влажно, близко недобрые соседи. Еще и свои стараются, покоя не дают. То со стрельцами придут, то какого важного заключенного подкинут. В Соловках тяжело. И жить, и быть.
И мне тоже было тяжело, нечем дышать.
Как только я открыла глаза, из головы сразу вылетели чужие мысли. С чего это мне будет тяжело? Да таких клевых каникул у меня еще никогда не было! Приключение на приключении! Буду Вичке рассказывать – обзавидуется. А в гимназии так вообще зелеными слюнями изойдут.
Осталось только кое-что сделать. Я выбралась на крыльцо, надеясь, что никого не потревожила. Море черным чудищем рокотало поблизости. А с другой стороны был остров.
Предки саамов приходили сюда на лодках, привозили частички умерших – есть частичка, значит, есть и душа – и отправляли душу в мир мертвых. Вели ее по лабиринту, закапывали частички, заставляя душу остаться, и уходили. Все просто. Туда – и обратно. Что я, обратно не приду? Приду! И что бы такого оставить в серединке, чтобы Юлечка уже не возвращалась? Чтобы не получилось как с оленем – он отвез, но оставить не смог. Ладно, разберусь на месте.
На сотовом высветилось начало первого следующего дня. Самое время приема в Доме Мертвых. Кроссовки мокрые. Куртка тоже. Хорошо, что кофта согрелась, пока я спала. Серые сумерки неожиданно превратились в непроглядную ночь. Абсолютная темень. Не было здесь ни света уличных фонарей, ни фар проезжающих машин. Знакомая история – в деревне в нашем углу тоже света нет. Я бы не отказалась и от звезд с луной. Но это для меня сегодня было не предусмотрено. Оставался сотовый. Крайняя мера. По свету меня могли заметить. И вернуть обратно.
Коварные камешки заставляли спотыкаться. Пока я доковыляла до мостков, чуть шею не свернула. Дошла, присела. Шумело море. Оно настойчиво накатывало, взревывало, обрушивалось, возмущенно шипело.
Где же ты, друг мой? Куда запропастилась? Как во сне душить и свои мысли внушать – так ты первая.
Шумит море. Шумит ветер. Мне все казалось, что я слышу шаги. Но это только казалось.
Ладно.
На четвереньках проползла начало мостков – если сейчас получить доской в лоб, есть шанс, что это будет яркое, но последнее событие в моей жизни. Встала. Мостки светлые, их хорошо было видно в темноте. Я шла, и каждый шаг рождал нехорошие иголочки в ногах. Но я шла. Стало холодно. Ветер все-таки пробил сквозь куртку, зябкостью забрался под футболку. Переживем.
Неожиданно подумалось, что в такой темноте я могу пройти мимо нужного лабиринта с деревцем в центре. Буду идти и идти, пока вредная Юлечка не сбросит меня с камней в волну. Эти мысли заставили паниковать, я начала спотыкаться, а потом влетела в колючие ветки, очень похожие на шиповник.
Меня накрыла очередная волна паники, потому что шиповник мог быть только в одном месте – у развалившегося дома. И раз я вернулась в деревню, то все пропало, окончательно и бесповоротно. Но потом я все-таки смогла услышать ветер и волны, действительность вернулась ко мне вместе с холодом и промокшей курткой, я вспомнила эту березку. Пришла. Лабиринт слева.
