Леонид Прокша - Выстрелы над яром
— Зина! — крикнул доктор. Босой, он выбежал в столовую.
— Куда ты, Полик, — встревожилась жена. — Боже мой, босиком! — Она схватила его домашние туфли и побежала вслед.
Зинаида Антоновна в это время убирала со стола. Тамара ушла в беседку. К ней должны были прийти Юра и Леша.
— Что это такое? В моем доме происходят такие ужасные события, а я ничего не знаю.
— Ты хочешь сказать — произошли, — улыбнулась сестра.
Ровно два месяца брат и не подозревал, что случилось в их доме однажды ночью, и если бы не прочитал репортаж из зала суда, продолжал бы считать, что у него дома полный «орднунг».
— Леопольд, надень тапочки, ты же простудишься!
— Ты слышишь, Аннушка? В нашем доме были бандиты.
— Это невозможно. У нас хорошие замки.
— И забор высокий. И все же они открыли коридор и кабинет.
— Но они же ничего не взяли!
— Так их опередили милиционеры.
— Они были в моем кабинете? Кто им разрешил? — возмутился Леопольд Антонович.
— Я их туда впустила, — ответила Зинаида Антоновна. — А еще несколько милиционеров притаились возле дома. А в полночь пришли бандиты… И попали в руки милиционеров.
— Я не понимаю, почему мой дом должен быть местом охоты на бандитов?
— Действительно, Леопольд, это возмутительно, — поддакивала Анна мужу.
— Потому что по приглашению милиции бандиты не явились бы в суд, — не обращая внимания на Анну, ответила Зина.
— Откуда же милиция знала, что бандиты придут сюда? — спросила Анна.
Зинаида Антоновна не хотела раскрывать все тайны. Но как-то само вырвалось.
— От вашей дочки Тамары.
— Что? Милиция втянула в это грязное дело и ребенка?
— Не милиция втянула. Тамара заметила, как один из пациентов снимал отпечаток с ключа от кабинета, и рассказала мне. А я сообщила об этом в милицию.
— Знаешь, Зина, этот случай не укладывается в рамки моего понятия об этике и морали.
— А поведение бандитов укладывается?
— Нет-нет. Я это все понимаю так: я не защищаю бандитов, мне все это противно: доносы, сыщики, агенты и среди них моя сестра и даже ангельское создание — маленькая моя дочь. Нет, нет, эта охота на бандитов мне решительно не нравится.
— Ну, тогда бандиты устроили бы безнаказанную охоту на доктора Леванцевича. Это не лучший вариант.
— Оба варианта мне не импонируют.
— Но пойми, Леопольд, что могло произойти что-то одно. И наилучшим выходом из такого положения я считала вот что: защитить тебя и твой дом» Я не говорю уже о более страшном, а оно могло случиться. Меня удивляет, что ты, известный хирург, вырезаешь язву у больного, спасаешь ему жизнь, а операцию милиции, по своему значению еще более опасную, чем язва, операцию, которая угрожает жизни не одного, а многих людей, не можешь увязать со своей моралью, не считаешь стоящей благодарности. Ведь тебя же благодарят больные?!
— Благодарить милицию за нарушение покоя?
— Покой был полный. Ты спал без наркоза, ничего не слышал и, если бы не прочитал в газете…
— А что я тебе говорю, Леопольд, — ухватилась за эти слова Анна. — Не надо читать газет. Они только портят настроение.
— При чем тут газеты, Аннушка, — буркнул доктор. — Они действительно раздражают и дурно действуют на нервную систему. Но я не могу понять другого: почему в моем доме нарушается покой… И… — Он махнул рукой.
Отдых был испорчен. Доктор вышел в сад. Цветы и зелень его всегда успокаивали.
Доктор миновал клумбы и в задумчивости направился по аллее к яру.
Этот день приносил ему одно беспокойство за другим. Из беседки доносилась песня, да какая! Пускай бы Моцарт, Чайковский, Брамс… Нет, звучало что-то незнакомое, непонятное:
Взвейтесь кострами,Синие ночи.Мы пионеры —Дети рабочих.
Пионеры…
На скамейке он увидел дочь. Она стояла и дирижировала. А два мальчика в красных галстуках пели.
— Моя дочь! — остолбенел Леопольд Антонович. Тамара заметила отца, спрыгнула со скамейки и подбежала к нему.
— Почему ты не отдыхаешь, папочка? — спросила виновато.
— Это я должен тебя спросить: почему ты согласно распорядку, заведенному в нашем доме, не отдыхаешь?
— А мы очень хорошо отдыхаем! Мы поем. Леопольд Антонович взглянул на Юру, потом немного дольше задержал взгляд на Леше.
— И ты надел галстук? Ты же был хорошим мальчиком?
— За это ему и повязали красный галстук, — ответил за Лешу Юра.
— За это? — Леопольд Антонович круто повернулся и пошел к дому.
Тамаре следовало идти за отцом, но как она могла вдруг оставить ребят?
— Папочка… — сделала она несколько шагов за ним, чтобы спросить: «Ну почему нам нельзя поиграть? Ведь Юра и Леша очень хорошие мальчики. И они тоже любят песни и музыку…» Но отец, сердито сверкнув стеклами очков, молча удалился.
Тамара остановилась: «Ничего он не поймет…» Опустив голову, она вернулась к ребятам.
— Папа рассердился на меня… Я пойду, пожалуй…
— Наши красные галстуки ему не понравились… — сказал Юрка.
— А если бы он увидал красный галстук на мне? — вздохнула Тамара. — Странно как-то получается: Леша был хороший мальчик, а как повязал пионерский галстук — вдруг стал плохой…
— Антихристом, как говорит Листрат… — пошутил Лешка.
— Этот Листрат повторяет слова своего отца. А он человек темный, отравленный религией и водкой. Тут все понятно. А вот Леванцевич образованный. Даже за границей учился. Доктор! — пожал плечами Юрка.
Тамаре было досадно за отца.
— Папа хороший доктор. Его все хвалят. Он много людей вылечил и спас. Но в пионерах он решительно не разбирается…
— Потому что он старорежимный, — повторил Леша не раз слышанные о докторе Леванцевиче слова.
— Твой отец тоже вырос в старое время, — возразил Юрка. — Но он не против пионеров…
— Так он же рабочий. И на фронте за революцию воевал…
— В том-то и дело…
— Мой папа не воевал за революцию, — вздохнула Тамара. — Значит, мне никогда не быть пионеркой. Я так завидую вам…
Ребятам стало жалко Тамару. Разве она виновата, что ее отец не боролся за революцию! Но как и чем ей помочь?
— А что если упросить Зинаиду Антоновну, чтобы она поговорила с доктором? Все же он ее брат. Тетя Зина не против пионеров, — предложил Юрка.
Тамара покачала головой:
— Не послушает он тетю Зину. И она не станет его расстраивать такими разговорами. О, если бы тетя Зина была моей мамой! Она бы не возражала против того, чтобы я поступила в пионеры…
— Тетя Зина очень хорошая, — подтвердил Лешка. — Если бы все были такие, как она.
— Папа тоже говорил, что Зинаида Антоновна — «сознательный советский гражданин». Ведь она сообщила папе, что какой-то «больной» сделал отпечаток ключа от дверей клиники доктора, — дополнил Юрка.
— А я эту записку отнесла, Юра, твоему папе в больницу. Я даже не думала, что это очень важно.
— Ты поступила как пионерка! — похвалил ее Юрка.
— Как пионерка… — повторила задумчиво Тамара. — А галстук не смею носить…
И всем стало грустно. Сидели некоторое время молча. Тишину нарушал только ручей да шелест листьев. Тамара тихо и взволнованно запела:
Взвейтесь кострами,Синие ночи,Мы пионеры…
И вдруг, уткнувшись лицом в ладони, заплакала. Юрка энергично подхватил следующие строки песни, а за ним и Лешка:
Близится эраСветлых годов…
Тамара подняла голову и заулыбалась сквозь слезы, вслушиваясь в слова песни.
Часть вторая
Они встретились на Задулинской: Жорка Борковский шел с работы, Лешка — со школы. На Лешкино приветствие Жорка не ответил с задором, как бывало: «Привет от рабочего класса!»
— А, Леша, — скривился он, пытаясь улыбнуться, и зашагал рядом молча. Он был куда выше Лешки, шире в плечах и всякому было видно — старше.
«Рабочим классом» Жорка стал недавно. Мать упросила директора завода «Металлист» Ивана Владимировича Браткова пристроить парнишку. «Отец погиб за Советскую власть, а мне кормить и одевать его не на что», — жаловалась, вытирая слезы. Жорку взяли на завод, хотя пока что и взрослым приходилось отказывать в приеме на работу.
И паренек возгордился. Он теперь рабочий — не чета мальчишкам, которые палками гоняют «черта» на улице…
— Ты с работы? — поинтересовался Лешка.
— Откуда же еще!
— Как там? Интересно?
— По-всякому, — Жорка махнул рукой. — С директором и инженером разговор сегодня был, — добавил как бы между прочим.
Леше показалось, что Жорка при встрече с ним нарочно изобразил усталого человека, для солидности.
