Марина Дяченко - Слово Оберона
Королевское ложе пустовало.
В углу комнаты висел вниз головой истлевший труп – полы мантии свешивались на голову. Костяные щиколотки были намертво перехвачены стальными кандалами, цепь уходила вверх, в темноту. На полу валялась корона. Прижавшись к Уйме с двух сторон, мы с Максимилианом одновременно отвели глаза.
– Давай уйдем, – трясущимся голосом сказал некромант.
– Давай, – поддержала я.
Глава 13
Соляная бездна
Склеп незадачливого Вырвиглаза в самом деле оказался проходным. Прямо под мраморным королевским ложем обнаружилось отверстие, прикрытое тусклым щитом, но, когда я увидела этот «вентиляционный ход», меня охватило отчаяние.
– Уйма, ты же не пролезешь!
– Главное, чтобы пролезла голова, – повторил Уйма фразу, однажды сказанную Гарольду. И, привязав веревку, которой был связан Максимилиан, к закопченному кольцу в стене, неторопливо принялся снимать доспехи.
* * *– Кто его подвесил?
Мы пробирались по подземному ходу, ведущему, по словам Максимилиана, из склепа в Соляную Бездну. Ход был прямой, как шоссе, и почти такой же широкий. Уйма, поразивший нас с Максимилианом умением просачиваться в узкие дыры, шагал теперь в полный рост, выпятив широченную грудь и развернув бронированные плечи.
– Кто его подвесил? – снова спросила я у Максимилиана.
– Мертвые-бессмертные, – отозвался он, глядя под ноги. – Слушай, у меня руки отнялись прямо. Вообще отсохнут. Жалко тебе развязать?
– Уйма, – нерешительно начала я.
– И не думай, – людоед взмахнул мечом, будто примериваясь снести кому-то голову. Острие задело каменный потолок, полетели искры. Уйма ударил еще раз – искры посыпались, как фейерверк.
– Кто такие эти… если мертвые, то какие же они бессмертные?
– Воевали два клана, – Максимилиан вздохнул. – Две армии. Одни были из старых…
– Как это?
– Воины, павшие в битве, по праву явившиеся в страну мертвых и вкушающие заслуженные почести, – Максимилиан, кажется, повторял заученный текст, в голосе его звучало отвращение. – На самом деле просто старые вороны, которых кто-то когда-то убил в бою. Второй раз же не умирать, вот они и бессмертные.
– А другие?
– Другие… новые. Те, кто пришли сюда не по правилам, после смерти, а живьем, через лазейку, по волшебству. Мои предки-некроманты, еще Вырвиглаз со своей ордой, еще кое-кто. Они хотели вкушать эти самые почести, но не умирать, и уж тем более не умирать в бою.
– И косточку разгрызть, и зубами не щелкнуть, – подсказал Уйма.
– А что за почести? – я забыла, где нахожусь и куда иду, казалось, я вот-вот узнаю что-то очень важное.
– Ты что, не знаешь, что погибших воинов после смерти ждут почести?
– Знаю. А на что это было похоже?
– Шагающие дворцы, – сказал мальчишка с тоской. – Были такие. Где каждый счастлив безмерно, и горд, и вдохновлен, – он снова повторял строки из неведомой книжки. – Их завалили. Наполовину наши, живые постарались, наполовину мертвые-бессмертные, чтобы нашим не досталось.
– Жалко, – сказал Уйма.
– Жалко, – Максимилиан опустил глаза. – Там такое было… Такое… Мой дед, когда рассказывал, плакал вот такими слезищами, – мальчишка хотел, видно, показать, но забыл, что у него связаны руки.
Стало тихо. Мы шли по коридору, время от времени наших лиц касался ветер – приносил запахи влаги и земли. Напоминал, что впереди есть выход.
– И кто победил? – спросила я. – Живые?
– Вообще-то да, – Максимилиан вздохнул. – Вообще-то… мой прадед сумел заколдовать почти всех старых: закатать их в каменную соль, засолить, как селедку. Но они же бессмертные. Говорят, – Максимилиан запнулся, – вот моя мачеха говорит… Что уже совсем скоро они выберутся из соляной глыбы, придут и заберут свой мир обратно. А живых, которые их обидели…
Он вдруг остановился. Я повернула голову. По бледному лицу Максимилиана потоками лились слезы.
– Вы не понимаете! Они могут в любую секунду вернуться. А я же прямой потомок Аррдаха, некроманта, который их победил. Они первым делом меня будут искать. Вырвиглаза вон уже нашли.
– Ты же говоришь, что они все в соли, – невозмутимо заметил Уйма. – Кто же его подвесил?
– Не все, – пробормотал Максимилиан. – Некоторые, которые поближе к краю соляной глыбы, смогли языком пролизать себе выход и освободиться. Теперь они… ходят. Ждут, когда освободятся остальные.
Холодный ветер снова прошелся по тоннелю. Я задрожала.
– Мне надо уйти отсюда, – жалобно сказал Максимилиан. – Я так ждал… Я ждал: придут люди из-за Печати, рано или поздно. Значит, у них ключ. Значит, я уйду. Уйду – значит, спасусь. А мертвые-бессмертные, если меня поймают, знаешь что сделают? – его лицо блестело от слез. Кончик носа покраснел.
– Ну и дурак. Объяснил бы по-хорошему, – я отвела глаза.
Уйма фыркнул:
– Ты, маг дороги, уши-то не развешивай. У него руки связаны, так он языком плетет. Смотрите-ка, вроде выход?
Шагах в тридцати перед нами тоннель заканчивался широкой железной дверью.
* * *– Да уж. Представь себе. Вот ты пал в бою, пришел в царство мертвых, тут тебе мягкие подушки, еды и питья от пуза, красавицы, курильницы, все как надо. И вдруг являются паршивые некроманты, выгоняют тебя, честного мертвого воина, из твоего чертога, хотят сами есть-пить и целовать красавиц. Я бы обиделся.
Свистящий голос Уймы отражался от стен и куполов, от зеленоватых каменных статуй, от маслянистой поверхности непрозрачного подземного озера. Звук уползал в тоннели и еще долго отдавался там, как будто тысячи змей на все лады повторяли слова людоеда, и мне хотелось, чтобы Уйма замолчал.
Соляная Бездна оказалась совсем не такой, как я ожидала. Мы попали, словно в огромный кусок сыра с большими дырками. Это было похоже на давно покинутый парк аттракционов: пещеры, коридоры, лесенки, мосты и переходы, странные конструкции; спиральные желоба, как водные горки в аквапарке, пронизывали гулкие пустые пространства, уходили вниз на страшную глубину и там терялись из виду. Из стен выступали статуи, похожие на шахматные фигуры в склепе Вырвиглаза. Уйма поплевал на руку, помусолил ближайшую статую, лизнул палец, поморщился:
– Соль.
На дне сухих желобов ершились иголочками неблестящие кристаллы.
– Здесь, – голос Максимилиана звучал еле-еле, но, начав говорить, мальчишка уже не мог остановиться, – было место для мертвых-бессмертных, которые сбежали с поля боя.
– Для трусов, – невозмутимо уточнил Уйма. – И что же?
– Они гоняли соль по желобам. Языками.
– Тоже мне наказание, – мне было страшно, поэтому я пыталась уверить себя, что все происходящее – смешно.
Максимилиан странно покосился на меня:
– По-твоему, ничего особенного? А ты представь…
Я посмотрела на ближайший к нам желоб. Он был хитро изогнут – то резкая прямая горка, то широкая спираль, вроде как тело удава. Я вообразила: вот по желобу идут один за другим малодушные воины. Языки у них отвисли до земли, и они гонят и гонят перед собой волну соляного раствора…
– А они вверх… шли или вниз? – спросила я, давясь нервным хохотом.
Максимилиан не отозвался. Кажется, мой смех его оскорбил.
– Вверх, конечно, – ответил за него Уйма. – Потом вниз скатывались – и опять… И где они теперь?
Максимилиан вздохнул:
– Их освободил мой дед. Он думал поставить их на войну против других мертвых-бессмертных.
– Против храбрецов, – уточнил Уйма. – А они? Которых он освободил?
– Разбежались кто куда. Затаились.
– Понятно, они же трусы.
– Не все! Ты, что ли, никогда с поля битвы не бегал?
Уйма холодно усмехнулся:
– Никогда.
Максимилиан хотел что-то сказать, но в этот момент сверху послышался нарастающий шум. Я вскочила, вскинув посох. Уйма ощерился. Максимилиан присел на корточки.
Шум превратился в грохот. Отовсюду посыпались соляные кристаллы, закружились в воздухе, как снег. Я прищурила слезящиеся глаза; по одному из желобов катился череп, описывал виток за витком, подпрыгивал, грозя вывалиться за борт, но не вывалился и продолжал катиться. Все ниже… ниже…
Шум долго не смолкал. Череп скрылся в переплетении желобов, по маслянистой воде озерца все ходили судорожные мелкие волны, и летели кристаллы соли, и подрагивал воздух.
– Откуда это? – спросил Уйма. – Что там, над нами, замок?
Максимилиан помотал головой:
– Раньше это был не замок. И наверх здесь нельзя. Идти надо вдоль берега… Вдоль озера… и там будет мост.
* * *Мы шли по слою соли, хрусткой, как снег. Уйма так хряпал сапожищами, что только крошки летели, и след за ним оставался почти как за танком. По этому следу, перепрыгивая из одного отпечатка в другой, тянулся Максимилиан. А замыкала шествие я – с посохом наперевес.
– Стой!
Людоед не сразу, но послушался. Недовольно обернулся:
