Мила Блинова - Большой Кыш
— Так, — сказал Ась, сразу оценив обстановку. Он немного подумал и опять повторил: — Так. Наверное, я что-то напутал. Что же вылетело иж моей штарой, дырявой головы? Про что я забыл?
— Думай скорее, — подгонял его Бяка.
Ась потеребил одно ухо, потом другое. Он прошелся по комнате. Потом помял в лапе глину, попробовал ее на зуб, удовлетворенно хмыкнул:
— Хорошая глина, жирная, — и добавил: — И света много. Прошторный, Бяка, у тебя дом. Все в нем отменно. Вот только печки нет.
— Да она же на кухне, — нетерпеливо отозвался хозяин. — Ты, Ась, не отвлекайся, лучше вспоминай, в чем ошибка.
И тут Ась вспомнил. Он радостно вильнул хвостом и рассмеялся:
— Печ-ка, дорогой мой, печ-ка! Как я мог забыть, что все глиняные ижделия обяжательно надо обжигать? Эх, старошть не радошть! Голова дырявая, как сухая маковка.
Бяка зажмурился от радости. Беде конец! Но радоваться было рановато. Не всякая печь годилась для обжига глины. Подходящая, жаркая, с поддувом, печка была лишь у Сяпы. Но как он, кыш-одиночка, мог попросить помощи у этого маленького зануды? Об этом не могло быть и речи.
«Надо пробраться в Сяпин домик ночью и тайно обжечь посуду, — подумал Большой Кыш. — Чтоб мне летом в спячку впасть, если не сумею!»
Но пробраться в Сяпину хижинку было не так просто, ведь там жила Утика.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
БЖ нужен всем
Фуфа — это болезнь.
Что значит БЖ?
Пропажи. Чьих лап это дело?
Бяку надо наказать.
Туке Бяку жалко.
Организм кыша устойчив к вирусам, но подвержен частой смене настроений.
После истории с возвращением равнодушного Фуфы в Большую Тень холмичи поняли, что Фуфа — это болезнь. Теперь, если у кого-нибудь случался приступ эгоизма, про него говорили: «А! Он наверное, фуфой заболел».
У Люли были все симптомы. Он жульничал в играх, подглядывал, подслушивал, натравливал кышей друг на друга и слопал втихаря корзинку гоночных призов. Что, правда, не пошло ему на пользу, так как, став толстым и неповоротливым, обжора чуть было не угодил на обед воронам. Вдобавок ко всему, будучи жутким сплетником, он не жалел никого, врал про всех безоглядно и напропалую.
Вот так, из-за Люлиной болтовни, по всему холму Лошадиная Голова разнеслась весть: «С Тукой что-то не так. Тука впадает в летнюю спячку».
А Тука просто-напросто затосковал. У каждого случается плохое настроение. Туке чего-то недоставало. Он часами сидел без движения под кустом калины, росшим рядом с его домиком, и размышлял о том о сем. Зачем он живет на этом свете? Кому он, кроме Хнуся, нужен? И есть ли у него свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ?
Так продолжалось до тех пор, пока слух об этом не долетел до Дыся, кыша по прозванию Белая Жилетка, и тот сразу отправился к Туке.
— Значит, вот как! — еще издали закричал приятелю Дысь. — Вот, значит, каким образом обстоят дела! Умница Тука подцепил фуфу. Обособился до полного кышьего безобразия и решил впасть в летнюю спячку! Не верю! Быть этого не может! Когда кругом кипит жизнь и происходит множество странных событий, этот кыш-боец киснет под кустом калины.
— А разве в нашем лесу что-то происходит? — вяло спросил Тука. — Здесь, в Маленькой Тени, один день похож на другой, как желуди одного дуба. Теперь-то я понимаю, зачем Сяпа изобрел новый прибор под названием «Камешковый календарь».
— Зачем? — холодно осведомился Дысь.
— Чтобы вчера отличить от завтра, — с тихой горечью сказал Тука. — Только кому это нужно? Какая разница, что сейчас — вчера или завтра?
— Ах так! По-твоему, это никому не нужно? Ошибаешься! Ты — единственный, зафуфаренный кыш, кому ЭТО не нужно. Всем другим нужно, а тебе нет. Ловко! Будь сам по себе, как Бяка. Он тоже думает только о себе — и ест для себя, и спит для себя.
— А ты, Дысь? Для кого ешь и спишь ты?
— Прекрати сейчас же эти пустые, фуфочные разговоры! Лучше помоги мне.
Глядя в сторону, Тука равнодушно спросил:
— В чем тебе помочь, Дысь?
— В расследовании, — заговорщически прошептал Дысь, огляделся и многозначительно прищурился: — Когда я жил в Большой Тени, знаешь, кем я был?
— Откуда мне знать, — зевнул Тука.
— Странно! — обиделся Дысь. — Сидите на верхушке холма, ничего не знаете. Так вот, там я был сыщиком! И для секретности меня звали БЖ! Понятно?
— Понятно. А кто такой «сыщик»?
— Здра-асьте! Приехали! — Дысь негодующе воздел глаза к небу. — Когда один кыш надувает другого, а тот не знает, кто его надул, он зовет кого? Ну?.. Сыщика!
— Никто у нас никого не надувает. Пузыри мыльные — это да! Это Слюня с Хлюпой любят. А надувать кыша — никто и никогда. И никаких БЖ у нас нет.
Белая Жилетка нервно почесал живот:
— Это раньше не было, а теперь есть. Ты абсолютно отупел тут, под кустом.
На Туку Дысевы обидные слова не произвели никакого впечатления. Ему по-прежнему было скучно. Подметив на мордочке приятеля выражение полного равнодушия, БЖ сделал повторную попытку разбудить в Туке интерес к жизни:
— Кругом пропадают вещи. Чьих это лап дело?
— Какие вещи? — равнодушно спросил Тука.
— Сурок, например.
— Сурок не вещь. Он живой.
— Это значения не имеет. Значение имеют только факты. Сурок пропал — это факт. Кто взял Сурка? Для чего? Куда дел? Вдруг он его использует в низменных целях?
— Кто использует?
— Да тот, кто взял.
— А какие цели низменные?
— Рабство, — с отвращением сказал Дысь.
— Тогда это Бяка, — заключил Тука. — Почти все плохие поступки — его.
— Ты так считаешь? — задумчиво протянул Дысь. Он затянул кушак жилетки потуже, сунул голову себе под мышку и замер в этой неестественной позе.
— Что с тобой, Дысь? — В голосе Туки послышался интерес.
— У каждого сыщика свои приемы. Иногда полезно взяться за ум, — с трудом выговорил Дысь. Но вскоре голова у него затекла, и он выпрямился. — Значит, Бяка? Хорошо! А кто тогда украл у Сяпы поилку для Сурка?
— Ну, если Сурка украл Бяка, то и поилку украл он. Чтобы Сурка поить в рабстве.
— Логично, — согласился сыщик, — рассуждаем дальше.
Дысь опустил лапы в карманы жилетки и принялся расхаживать взад и вперед.
— Кто тогда стащил Бякин воспитательный гамачок? — пытливо поинтересовался он.
— Опять он, — твердо ответил Тука.
— Что, сам у себя?
— Я так думаю, — оживился Тука, — гамачок надоел ему своими нравоучениями, вот Бяка взял и закопал его. А потом всем сказал, мол, украли. Ну, чтоб Ась не рассердился.
— Правильно, — согласился Дысь. — Надо же, как все складно выходит.
— Кстати, я вчера у Ася попросил показать Амулет, — вдруг перешел на шепот Тука, — так он мне говорит: «Нет его у меня». У Ася нет Амулета! Куда делся? Бяка умыкнул, комару понятно.
Белая Жилетка довольно потер лапы:
— Да, похоже, все сходится на Бяке. Вот теперь-то даже Ась не станет его защищать, и мы его накажем.
Тука испугался:
— А разве можно одному кышу наказывать другого?
— Можно. Люля сказал, что в Книге Мудрости сказано: «За гадкие поступки надо наказывать!»
— Но ведь у Бяки не все поступки гадкие, а только некоторые. Он исправится.
— Раз в Книге Мудрости написано, надо слушаться.
— Не хочу никого слушаться! Мне Бяку жалко! — всхлипнул Тука. — Не стану я его наказывать. Я поговорю с ним, и он больше никогда не будет делать плохо. А если он и стащил мое одеяльце, так, может, ему холодно спать, и я не в обиде. У меня еще есть. — Голос Туки жалобно задрожал. Он вскочил, укоризненно посмотрел на Дыся и, не прощаясь, убежал.
— Раз так, я тоже не в обиде, — пожал плечами Дысь. — Хоть он и Бяка, но наш Бяка. Пусть у меня пропала подушка. Вдруг Бяке жестко спать? Надо уметь делиться.
Дысь нерешительно потоптался на месте, смущенно вздохнул и отправился домой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Заступник или вредина?
Вороны — глупые птицы.
Заступник раненых птенцов.
В гостях у Бяки.
Кто же он на самом деле, наш Бяка?
Дысь ошибся чуть-чуть.
Тука на всех парах несся в сторону Бякиной хижинки. Тропа наискосок пересекала рощу, густой орешник, вересково-брусничные поля и, наконец, песчаный склон, у подножия которого находился Бякин дом. Тука торопился предупредить Бяку о надвигающейся опасности. Хоть он и не дружил с кышем-одиночкой, но участвовать в расправе над Большим Кышем не хотел.
Быстро перебирая лапами, кыш настойчиво преодолевал подъемы и спуски тайной скоростной тропки. За поворотом, у зарослей крупнолистного орешника, Тука заметил большой столб пыли. Слышалась возня, писк и громкое карканье. «Подлые птицы напали на одного из наших!» — пронеслось в голове у Туки. Ни минуты не раздумывая, он бросился в гущу драки.
