Гэллико Пол - Осоиное чудо
Огромный гвардеец в разноцветной и яркой форме - алой, жёлтой, синей - держал алебарду и выглядел грозно. Однако Пепино подошёл к нему и сказал:
- Простите, можно мне пройти к Папе? Нам надо поговорить про осла Виолетту. Она больна и, не дай Бог, умрёт, если Папа не поможет.
Гвардеец улыбнулся довольно добродушно, ибо привык к нелепым просьбам, а глазастый и ушастый мальчик опасности не представлял. Однако он покачал головой и сказал, что Святой Отец очень занят, а потом опустил алебарду, перегораживая вход.
Но Пепино знал, что «нет» - не ответ, а значит - надо подойти ещё раз. Пока же, оглядевшись, он увидел старушку под зонтом, которая продавала весенние цветы - фиалки, анемоны, подснежники, белые нарциссы, ландыши, анютины глазки и маленькие розы. Многие покупали их, чтобы положить на алтарь своего любимого святого. Цветы были совсем свежие, на лепестках сверкали капли росы.
Посмотрев на них, Пепино вспомнил о доме, и об отце Дамико, и о том, как святой Франциск любил цветы. Если святой их любил, подумал он, их должен любить и Папа, который даже и начальник над всеми святыми. Тогда он купил многоэтажный букетик: серебристые ландыши вздымались фонтаном из темных фиалок и маленьких роз, ниже лежали обручем анютины глазки, а хвостики, обложенные мхом и папоротником, были обёрнyты в бумажное кружево.
у лоточницы, продававшей открытки и сувениры, он попросил карандаш, листок бумаги и составил не без труда такую записку:
«Дорогой и святой отец! Вот Вам букет. Мне очень нужно Вас видеть и рассказать про моего ослика Виолетту. Она умирает, а мне не дают провести её к святому Франциску. Живём мы в Ассuзи, и я сюда пришёл к Вам поговорить. Любящий Вас Пепино».
Потом он снова подошёл к дверям, протянул швейцарцу букетик и записку, и попросил:
- Пожалуйста, передайте это Папе. Когда он прочтёт, что я написал, он меня пустит.
Швейцарец этого не ждал. Отказать, когда на него так доверчиво смотрят, было очень трудно, но он знал своё дело: надо попросить другого гвардейца, чтоб тог подежурил за него минутку, пойти на пост, выбросить цветы в корзину, а потом сказать этому мальчику, что Его Святейшество благодарит за подарок, но принять не может, дела.
Начал он бодро, но, увидев корзину, понял, что не в силах кинуть туда букет. Цветы как будто прилипли к пальцам. Перед ним встали зелёные долины Люцерна, белые шапки гор, пряничные домики, кроткие коровы среди цветущих трав, и он услышал звон колокольчиков.
Сильно этому удивляясь, он шёл по коридорам, не зная, куда же деть цветы. Навстречу ему попался деловитый тщедушный епископ - один из бесчисленных служащих Ватикана - и тоже удивился, что дюжий гвардеец беспомощно глядит на букетик.
Так и случилось маленькое чудо: письмо и подарок нашего мальчика пересекли границу, отделявшую мирское от вечного и установленную священством. К великому облегчению гвардейца, епископ взял злосчастное послание, и тоже умилился, ибо цветы, хоть и pacтyт повсюду, напоминают каждому о том, что он любит больше всего.
Букетик переходил из рук в руки, со ступеньки на ступеньку, и ему умилялись поочередно все, до папского камерленго. Роса высохла, цветы теряли свежесть, но чары свои сохраняли, и никто не мог выбросить их как мусор.
Наконец они легли на стол того, кому и предназначались, а рядом с ними легла записка. Он прочел её и посидел тихо, глядя на букет. На минуту он закрыл глаза, чтобы не так скоро исчез городской римский мальчик, впервые увидевший фиалки на пригородных холмах. Открыв глаза, он сказал секретарю:
- Приведите его ко мне.
Так Пепино предстал перед Папой и обстоятельно рассказал про свою беду, с самого начала и до конца, доброму толстому человеку, сидевшему за письменным столом.
Через полчаса он был счастливейшим мальчиком на свете, ибо нёс домой не только папское благословение, но и два письма - к настоятелю и к отцу Дамико. Спокойно проходя мимо удивлённого, но обрадованного гвардейца, он жалел лишь о том, что не может одним прыжком долететь до Виолетты.
Автобус довёз его до того места, где Виа Фламиниа становится просёлочной дорогой, а oттyдa, на попутках, он добрался к вечеру до Ассизи.
Виолетте хуже не стало, и её хозяин гордо пошёл к oтцy Дамико, передавать письма, как велел Папа. Священник потрогал послание к настоятелю, а своё прочёл, сильно радуясь, и сказал:
- Завтра настоятель пошлёт каменщиков, старую дверь взломают, и ты пройдёшь с Виолеттой к гробнице.
В письме к отцу Дамико было, кроме прочего, написано так: «Несомненно, настоятель знает, что при жизни святой Франциск входил в храм вместе с ягнёнком. Разве asinus - не такая же Божья тварь, если уши у него длиннее и шкура толще?»
Кирка звенела, ударяясь о старинную кладку, а настоятель, епископ, священник и мальчик молча ждали немного поодаль. Пепино обнимал Виолетту, прижавшись к ней лицом. Она еле стояла.
Стена поддавалась туго, и каменщик бил долго, прежде чем люди увидели сквозь первую дыру мерцание свечей у раки святого.
Пепино шагнул вперед, или, то шагнула Виолетта, испугавшись внезапного шума? «Постой», .:.... сказал священник, и Пепино придержал её, но она вырвалась, кинулась к стене и боднула её с налёта.
Выпал ещё один кирпич, что-то затрещало.
Отец Дамико успел оттащить мальчика и осла, когда камни обвалились, обнажив какую-то нишу, мгновенно исчезнувшую в пыли.
Когда пыль осела, онемевший епископ указывал пальцем на какой-то предмет. Это была маленькая серая оловянная шкатулка. Даже оттуда, где все стояли, были видны цифры «1226» и большая буква «F».
- Господи! - сказал епископ. - Быть не может!
Завещание святого Франциска! .. Брат Лев пишет о нём, но его не могли найти семь столетий ...
- Что там? - хрипло проговорил настоятель. - Посмотрим скорее, это огромная ценность! ..
- А не подождать ли? - сказал епископ. Но отец Дамико вскричал:
- Прошу вас, откройте! Все мы тут - простые смиренные люди. Господь нарочно привёл нас сюда.
Настоятель поднял фонарь, а каменщик вынул ларец осторожными рабочими руками. Крышка открылась, являя то, что было скрыто семь столетий.
Лежала там грубая верёвка, служившая когда-то поясом, а в узел её были воткнуты колос, прозрачный цветок, похожий на звезду, и пёрышко птицы.
Люди молча смотрели на послание, пытаясь разгадать его смысл, а отец Дамико плакал, ибо видел, как почти ослепший, усталый, немощный Франциск, подпоясанный этой верёвкой, поёт, проходя среди колосьев. Цветок, наверное, он сорвал, когда только стаял снег, и назвал «сестра моя фиалка», и поблагодарил за красоту. Птичка села на его плечо, пощебетала и улетела, оставив пёрышко. Отец Дамико подумал, что он не вынесет такого блаженства. Чуть не плакал и епископ, переводя про себя: «Да, именно так - бедность, любовь, вера. Вот что он завещал нам».
- Простите, - сказал Пепино, - можно, мы с Виолеттой к нему пойдём?
Отец Дамико отёр слёзы и отвечал:
- Ну конечно. Идите, и да пойдёт с вами Господь. Копыта процокали по старым плитам. Виолетта шла сама, Пепино не поддерживал её, только поглаживал по холке. Он держал высоко круглую кудрявую голову, и уши его победно торчали, а плечи были расправлены.
Когда паломники, чающие чуда, проходили мимо него, отцу Дамико показалось, что тень былой улыбки лежит на устах ослицы. А контуры ушастых голов исчезли в мерцающем золоте светильников и свечей.
