Роберт Стайн - Я живу в твоем подвале!

— Скажи мне правду, — настаивал я. — Я и впрямь поправлюсь?

Нет ответа.

Я поднял голову. Резкая боль пронзила шею сзади.

Мама исчезла из комнаты. Я слышал, как она в кухне убирает тарелки.

Я попытался окликнуть ее. Но мой голос сорвался в хриплый шепот.

Я медленно опустил голову на диванную подушку и закрыл глаза.

Полагаю, я провалился в сон. Разбудил меня резкий телефонный звонок.

Моргая, я уставился на голубой потолочный светильник, стараясь ввести его в фокус. Телефон звонил и звонил. Я ждал, что мама снимет трубку. Но она не отвечала.

Неужели ушла, оставив меня совсем одного? Я недоумевал. Не могла она так поступить. Где же она?

Стеная, я перекатился набок, и сдернул трубку с телефона, стоящего на кофейном столике. Поднес ее к уху.

— ОООУУУУ!

Слишком сильно прижал к повязке на голове. Висок запульсировал болью.

— Алло? — прокаркал я.

Я слышал дыхание на другом конце провода. А потом голос, узнать который я не мог, произнес:

— Надеюсь, с тобой все в порядке, Марко.

— Кто… Кто это? — выдавил я. Я закрыл глаза, отчаянно пытаясь выдавить боль из пульсирующей головы.

— Надеюсь, ты в порядке, — повторил голос. Мальчишеский голос. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что — то плохое.

— А? Не хочешь? — пробормотал я. — Э… Спасибо. — Я держал глаза закрытыми. Боль пульсировала, прижимать трубку к тяжелой повязке было тяжело.

— Кто это?! — вновь спросил я.

— Я не хочу, чтобы с тобой случилось что — то плохое, — опять сказал мальчик. — Потому что с этого момента ты будешь обо мне заботиться.

— Прошу прощения? — выдавил я. — Что — то я не понял.

В трубке — тишина.

Я сделал глубокий вдох. Я решил задать вопрос еще раз.

— Кто это?

— Это я, — ответил голос. — Кейт.

— Кейт?

— Да. Кейт.

— Я… я тебя не знаю, — пробормотал я.

— Ты не можешь, — мягко ответил мальчик. — Ты не можешь знать меня, Марко. Я живу в твоем подвале.

4

Я сам повесил трубку? Или это сделал Кейт?

Я не знаю. Я чувствовал смущение и растерянность.

Кейт говорил недружелюбно. Я понял, что он пытается меня запугать.

Но зачем?

Может, это кто — то из моих друзей? Кто — то из школы такую шутку сыграл? В таком случае, шутка не смешная.

Я смотрел в потолок, ощущая лишь слабость и тошноту. Не знаю, сколько времени прошло.

Я все время представлял себе Гвинни, стоявшую на питчерской позиции. Видел, как она размахивает двумя битами. Потом одной. Я видел, как бита несется к моей голове.

— Оххх. — Я испустил низкий стон и выбросил эти картинки из головы.

— Как твои дела, Марко? — прошептал чей — то голос.

Я глянул вверх — на маму. Она причесала волосы и накрасила губы. На ней была ярко — зеленая футболка и темная юбка.

— Чувствуешь себя получше? — спросила она. — Я тебе каши приготовила. Можешь попробовать немножко поесть. Не будешь кушать — желудочный сок прожжет в желудке язву.

— Мама, — устало начал я, — этот телефон, и…

— Да, знаю, — прервала она. — Это был Джереми. Хотел знать, можно ли ему зайти повидаться с тобой.

— Что? Джереми?

Она кивнула.

— Я сказала, что ты еще не готов принимать гостей. Сказала, что он, наверное, сможет зайти завтра.

— Я не это имел в виду, — сказал я, приподнимаясь на локтях. Голова уже не так пульсировала болью. Комната не вращалась и стены не кренились.

Я почувствовал некоторый прилив сил.

— Я про другой звонок, — сказал я. — Ты не брала трубку, пришлось мне ответить.

— Но, Марко… — начала было мама.

— Это был какой — то странный пацан, — продолжал я. — Странный был звонок. Он сказал, что его зовут Кейт. А еще он сказал, что живет в нашем подвале.

Выражение маминого лица изменилось. Она опустила глаза.

— Ого, — пробормотала она.

— Какой — то пугающий звонок, — сказал я. — Зачем кому — то звонить и говорить, что он живет в нашем подвале?

Мама накрыла мой горячий лоб холодной ладонью.

— Я… Я слегка беспокоюсь о тебе, Марко, — мягко сказала она.

— А? Ты о чем?

— Постарайся успокоиться, — ответила она. — Ты не слушал моих предупреждений и получил скверный удар по голове.

— Мам, но телефон…

Ее подбородок вновь задрожал.

— У тебя путаются мысли, Марко, — сказала она.

— Почему? Почему ты так говоришь? — Воскликнул я.

Она посмотрела на меня.

— В этой комнате вообще нет телефона, — сказала она.

5

Я проснулся рано утром. Сел, ощущая тревогу. Освежил мысли. Еще до того, как я встал, мне уже было ясно, что самочувствие мое значительно улучшилось.

Голова не пульсировала, мышцы не ныли.

Я долго принимал душ. Колючие струи воды падали на кожу.

Вытираясь, я понял, что на мне больше нет повязки. Я обнаружил ее на полу спальни. Я догадался, что она, должно быть, свалилась прошлой ночью.

Я прошлепал к зеркалу — чтобы изучить причиненный мне ущерб. Не так уж и плохо. Только мерзкий лиловый кровоподтек на правом виске. Он вздулся, как будто меня укусил гигантский комар.

Но остальная часть головы была нормальной формы.

Я подмигнул себе. Глаза казались зоркими и ясными.

Я испустил победоносный клич. Горло не болело. Какое это счастье — вновь чувствовать себя полным сил!

Я натянул мешковатые джинсы и теплую рубашку. И поспешил вниз на кухню — завтракать.

— Не надо так носиться по кухне, — предупредила мама. — Можешь стукнуться о табуретку и раздробить коленные чашечки.

Коленные чашечки?!

Это уже что — то новенькое!

— Умираю с голоду! — воскликнул я. Я завладел большой миской моей любимой каши — дикой смеси из жареных хлопьев и воздушной кукурузы. Схватил ложку и принялся жадно поглощать завтрак.

— Не кушай так быстро, — предостерегла мама. — Это закупорит твой кишечник.

А вот это я слышал и раньше.

— Полагаю, тебе стало гораздо лучше, — сказала мама. Она улыбнулась мне и сжала мою руку.

Я кивнул.

— Чувствую себя отлично, — сказал я. — Какой сегодня день?

— Суббота, — ответила она. — Ее улыбка увяла. — Я рада, что ты чувствуешь себя лучше. Но мне бы хотелось, чтобы сегодня ты посидел дома.

— Ты всегда хочешь, чтобы я сидел дома, — буркнул я.

— Ты все еще слаб, — заявила она. — Ты можешь споткнуться и удариться головой о бордюр.

— Я останусь дома, — пообещал я.

Оглушительный грохот заставил меня подскочить.

— Что это было?! — заорал я.

Мама встала. Поглядела на меня внимательно.

— Это просто кто — то стучит в дверь, — сказала она. — Видишь? Ты еще не пришел в себя, Марко.

— Сказал же — я никуда не выйду! — простонал я.

Вошел Джереми. Остановился посреди кухни, уставился на меня и выдал вопрос:

— Марко, ты живой?

Я ущипнул себя за руку и ответил:

— Ага.

— Не щипай себя. Наделаешь синяк, — предостерегла мама.

Джереми не двинулся с места. Так и стоял посреди кухни, таращась на меня.

— Почему бы тебе не присесть, пока я не доем кашу? — спросил я. — Можно подумать, это тебе досталось.

— Будешь завтракать? — спросила мама. — Никогда не выходи из дому на пустой желудок. У тебя весь организм отказать может.

Джереми медленно подошел к столу.

— Я просто все время представляю, как Гвинни машет этой битой, — сказал он. И тяжело сглотнул. — Это был такой ужас! Я вижу все, как сейчас.

Он плюхнулся на стул рядом со мной и вздохнул.

— Я думал, она тебе голову снесла, Марко. Я правда так подумал. Меня мутило. Думал, вывалю свой ланч прямо на траву.

— Не говори за столом о рвоте, — укорила мама. — Я должна ненадолго отлучиться, Марко. Помни свое обещание. Не выходи!

— Да я помню, — пробормотал я.

— И не принимай близко к сердцу, — посоветовала она. — Посидите, поболтайте. Из игр ты пока выбыл.

Когда она ушла, Джереми повернулся ко мне и спросил:

— Ты правда в порядке?

Я кивнул.

— Да. Совсем не чувствую себя плохо. — Я доел кашу и налил себе стакан апельсинового сока. — Чувствую себя намного лучше, чем вчера.

— Прошлой ночью мне звонила Гвинни, — сказал Джереми. — Хотела знать, как твои дела. Она и впрямь расстроилась. Ну, понимаешь. Что стукнула тебя.

Я фыркнул.

— Хочешь сказать, она даже не похвалялась силой своего замаха?

— Нет, что ты! — возразил Джереми.

— Ну, это в общем — то не ее вина, — сказал я. — Я сам вбежал прямо под ее биту. Вот и все.

Мы еще немного пообсуждали происшествие. Потом я спросил, не хочет ли он пощупать шишку у меня на виске.

— Эй, ни за что! — крикнул он, скорчив брезгливую рожу.

Я знал, что ему будет противно.

Он помог мне убрать все со стола.