Пол Стюарт - Фергус Крейн и огненные алмазы

Фергус улыбнулся про себя — доктор Фассбиндер вечно всюду опаздывал.

Поднявшись наконец на пятый этаж, Фергус подошел к двери своей квартиры. Дверь была меньше и грязнее остальных и явно нуждалась в покраске. На желтой карточке под звонком черными чернилами было написано «Лючия и Фергус Крейн». Здесь, на самом верху, под покатой крышей, умещалась всего одна маленькая квартирка. Но для Фергуса она была самой красивой, уютной и аккуратном из всех квартир в доме — потому что об ним позаботилась его мама. Миссис Крейн обладала способностью взять старую, ломаную, никому не нужную вещь и обновить одним-единственным мазком кисти, или удачно подобранной диванной подушкой, или ковриком.

«Если бы эрцгерцогу Фердинанду вздумалось посетить наш дом, — говаривал Фергус, — больше всего ему понравилось бы у нас».

Дверь Фергус отпер маленьким ключом. Его обдало волной изумительно теплого иоздуха, что было особенно приятно после холодного вестибюля, а дивный аромат флорентинок, сопровождавший, пока он поднимался наверх, был здесь еще сильнее.

Фергус ошибся — его мама сегодня не стала задерживаться в булочной Байдербекера. Она рано вернулась домой, чтобы испечь несколько флорентинок специально для пего. И Фергус даже знал почему.

— Это ты, Фергус? — послышался из гостиной голос Лючии. — Как прошел день в школе?

— Отлично. Правда, сегодня мы получили задание на дом. Но и ты, кажется, тоже.

Он швырнул в угол свой ранец, открыл дверь в гостиную и показал матери пакет.

Лючия посмотрела на сына, откинула со лба выбившиеся из прически пряди и смущенно улыбнулась.

— Значит, прислали еще один. Надеюсь, эта работа тоже будет нетрудной. Ну а деньги нам, конечно, пригодятся, — сказала она.

Фергус отдал матери пакет. Он знал, что за квартиру они платят очень много, знал, что жалованья, которое мать получает в булочной, еле-еле хватает на самое необходимое и лишних денег у них не остается. Поэтому миссис Крейн охотно брала работу на дом. Вот и теперь сверхурочная работа пришлась весьма кстати — из своей тельняшки Фергус давно вырос, а о дырке на правом башмаке он маме даже еще и не сказал.

Миссис Крейн распечатала пакет. На пол посыпались маленькие бумажные лошадки, потом такие же крылышки, а напоследок напечатанное на машинке письмо.

«Высокочтимая сотрудница! — с улыбкой прочитала миссис Крейн. — Пожалуйста, прикрепите крылья к лошадкам согласно прилагаемой инструкции. Клея и скрепок не требуется.

С наилучшими пожеланиями,

— Ты только посмотри! — Миссис Крейн помахала чеком, написанным на разноцветной бумаге. — Они мне уже заплатили, а на эти деньги… На эти деньги я смогу купить тебе тельняшку и пару новых башмаков. Они тебе очень нужны.

— Эта тельняшка мне в самый раз, — сказал Фергус, дергая рукава, чтобы натянуть их на запястья. — А дырка на подметке еще совсем маленькая. Честное слово.

— Ты славный мальчик, — улыбнулась миссис Крейн. — Я испекла тебе что-то вкусное к чаю.

— Правда? Что именно? — притворно удивился Фергус.

— Угадай!

Фергус зажмурился, закинул голову, глубоко вдохнул воздух и прошептал:

— Что-то с орешками.

— Да.

— С шоколадом?

— Да-да!

— И с карамелью? — Фергус ахнул и открыл глаза. — Неужели?.. Неужели флорентинки эрцгерцога Фердинанда? Не может быть!

— А вот и может! — радостно воскликнула миссис Крейн. — Специально для тебя, сынок. — Она снова откинула со лба непокорную прядку волос и ласково посмотрела на Фергуса. — Твой отец их очень любил.

Взгляд миссис Крейн задержался на фотографии в рамке, стоявшей на комоде. Фергус тоже посмотрел на фотографию отца, которого он никогда не видел, — этот портрет он сотни раз внимательно разглядывал, надеясь найти в нем разгадку тайны…

Маркус Крейн был сфотографирован в форме морского офицера — мундир с золотыми пуговицами, эполеты с бахромой, на груди медали, безупречно отутюженная стрелка на брюках, лихо заломленная фуражка с высоким околышем. На поясе с одной стороны сабля, с другой — пистолет. Ни дать ни взять суровый морской волк, если бы не лукавая улыбка и озорная искорка в глазах.

Фергус много раз расспрашивал маму о таинственном человеке, изображенном на фотографии, и она неизменно твердила, что еще до рождения Фергуса отец его отправился в путешествие и не вернулся.

— Я просила его не уезжать, — твердила миссис Крейн, — я его умоляла, но все было напрасно…

И тут она начинала плакать. Фергус не мог видеть, как мама плачет, и потому старался не огорчать ее лишними вопросами, но порою не мог ничего с собой поделать.

— Ты ему тоже пекла флорентинки?

— Конечно пекла.

Миссис Крейн откинулась на спинку дивана, вперив отсутствующий взгляд в пустоту. Выражение лица у нее было даже не грустное, а скорее задумчивое.

— Как-то раз ом привез мне из путешествия орехи макадаччио, — тихо сказала она.

— Орехи макадаччио? — прошептал Фергус. Ему ужасно хотелось узнать, что это за орехи, но он побоялся прервать нахлынувшие на маму воспоминания о счастливом прошлом.

— Орехи макадаччио — секретная составная часть идеальных флорентинок. Они сладкие, но не приторные, хрустящие, но тают во рту, словно мед пополам с солнечным светом.

— Где они растут? — осторожно поинтересовался Фергус.

— На острове Магнит в далеком Изумрудном море.

— Остров Магнит… Изумрудное море, — шепотом повторил Фергус. — Значит, отец отправился в плавание именно туда? С кем? На каком корабле? Он был капитаном этого корабля? На фотографии он в форме капитана.

Фергус понял, что зашел слишком далеко. Лицо матери затуманилось, на глаза навернулись слезы.

— Я умоляла его не ехать… — прошептала она.

Фергус вскочил, крепко обнял маму и сказал:

— Спасибо за чудесные флорентинки, мамочка!

Глава третья

Фергус сидел на подоконнике. На полу, у него под ногами, стояла тарелка с крошками от флорентинок и пустой стакан. Рядом валялась толстая книга в парусиновом переплете, раскрытая на главе тринадцатой — «Семь простейших приемов продвижения по извилистым туннелям».

Часы в парке Монморанси только что пробили девять. Мама Фергуса все еще трудилась над бумажными лошадками. Мальчик стащил с кровати одеяло, накинул его на плечи и приготовился к долгому ожиданию.

Из высокого окна мансарды открывался великолепный вид на город, раскинувшийся у подножия высоких гор, — серые, лиловые, оранжевые и коричневые пятна крыш, дымовые трубы и остроконечные шпили.

Пока Фергус в терпеливом ожидании сидел у окна, солнце зашло, горизонт опоясали яркие оранжево-красные ленты. Закат постепенно угасал, в небе загорелись звезды. В темном нагромождении зданий едва угадывалась запутанная сеть улиц, обозначенная цепочками тусклых фонарей; под акведуками и мостами поблескивали пересечения каналов.

Мерцающая лунная дорожка серебрила океанский простор, рожденные далеко за горизонтом невысокие волны накатывались на заросшие ракушками стенки городского причала.

Фергуса клонило ко сну, веки у него отяжелели; ему чудилось, будто он сидит на носу большого корабля, готового вот-вот поднять якорь и выйти в освещенный полной луной океан. Он высунулся из окна и вдохнул свежий ночной воздух.

С моря тянуло запахом соли, йода и прибрежных водорослей, с предгорий доносился пряный аромат тимьяна, с заснеженных горных вершин веял ледяной ветерок. Закрыв глаза и еще раз вздохнув полной грудью, Фергус ощутил доносящийся неведомо откуда теплый аромат мускатного ореха, корицы, ванили и гвоздики…

«В один прекрасный день я уеду из этого города и отправлюсь в дальние странствия, — подумал Фергус. — За высокие горы. Или в открытое море…»

«В море… в море… в море…» — казалось, шептал ему воздух, и Фергус вспомнил фотографию отца, одетого в морскую форму. Фуражка, сабля, щеголеватый, застегнутый на все пуговицы мундир…

Веки у Фергуса отяжелели, голова опустилась на грудь. Вдруг он вздрогнул, проснулся и выпрямился. Часы пробили двенадцать! Неужто он уснул?

Фергус сбросил с плеч одеяло и как можно дальше высунулся из окна. «Может, он сегодня вообще не прилетит», — подумал он. Он зевнул и уже собирался было спрыгнуть с подоконника на пол, как вдруг что-то привлекло его внимание, и он замер.

Далеко-далеко в небе на фоне огромного серебристого диска луны появилась какая-то точка. Сердце у Фергуса лихорадочно застучало. Точка все росла и росла… Теперь можно было разглядеть маленький серебряный ящичек с крыльями по бокам. Крылья отчаянно хлопали и бились.