Павел Мисько - Новосёлы
— Домой! Быстренько домой — ужинать!
И мы пошли домой. Дово-о-ольные!
А Вася тащился сзади и скрипел зубами:
— Завтра — ваша очередь! Слышите?! Не выкрутитесь!..
Путь далёкий до квартиры
Если кто думает, что со двора до дома, до своей квартиры можно дойти быстро, тот ошибается. Он просто не жил в новом доме.
Серёжа, правда, помчался так, будто его хватала за пятки белая лохматая собачонка — есть такая, оказывается, у Галки-девятиклассницы из не нашего подъезда. Они только вчера вселились. А смелая у Галки эта собачонка! Выставит волосатую морду меж прутьев балкона и тявкает на каждого.
— Когда мы жили на старой квартире, я когда хотел, тогда и приходил домой, — похвастался Жора. — У меня был свой ключ… Носил на шнурке, — показал он на шею.
— Ври больше! — сказал Вася. — Кто тебе доверит ключ?
— Вру-у?! — Жора набрал полную грудь воздуха. — Провалиться на этом месте!
Вася не стал его слушать. Сунул голову в подвальное окошко и замер. Потом ещё глубже залез — одни ноги в сандалетах торчат.
— О-о, здесь какие-то глиняные трубы… — выполз он.
Поднял кирпич — и туда. Бух!
И я, и Жора сунули головы по обе стороны Васи. Темно, ничего не видно.
— Сам ты врёшь! — сказал Жора, вставая. — Глиняных не бывает.
— Чтоб и я провалился! — поклялся, как Жора, Вася.
Мы снова залезли в окно. Тьма, хоть за нос хватай!
Жора поднялся, схватил Васю за ноги — дёрг! В подвале сразу посветлело.
И правда: в самом низу у подвальной стены две серые трубы. Толстые, как Жора. И не гладкие, а такие, как будто их наспех лепили руками. Где ударил Васин кирпич, глина отпала, видно что-то лохматое… Или нет — деревянное…
— Трубы не из глины, а из дерева! — сказал Жора.
— А вот не из дерева, а из войлока! — заспорил я.
— Ты что, слепой? Глиняные! — Вася хватался то за мои ноги, то за Жорины.
Мы отбрыкивались, не подпускали его к окошку.
Тогда Вася — раз! — сорвал с моих ног босоножки и щекотнул мне пятки.
— А-а-а! — задёргал я ногами, рванулся вперёд и… кувырк в подвал!
Ойкнул с перепугу Жора… «Ха-ха-ха!» — долетел уже откуда-то издалека довольный Васин смех.
Я грохнулся головой о трубу, в глазах сверкнули зелёно-красные круги… Меня швырнуло через голову — пятками в какие-то доски.
В окошке не видно Жоры, в подвале светло. Ноги мои задраны не на доски, а на дощатую дверь. На ней синей краской выписано «34». На метр влево ещё одна дверь — «33», направо — «35».
«А-а… — понял я. — Это сарайчики, наверное, кладовки…»
В подвале снова потемнело, в окне — шорох. Послышался испуганный, таинственный шёпот Жоры:
— Женя, ты здесь? Эй!.. Я хотел Васю поймать — не догнал…
«Ну да! Поймаешь ты эту ящерицу!» — мелькнуло у меня.
Я молчал и не шевелился. Мне было неплохо лежать. Затылок — на прохладной глиняной трубе, ноги кверху… Красота! Хоть сто лет лежи, лишь бы еду на верёвочке спускали.
В окошке стало совсем темно. Я поднял глаза и увидел над собой испуганное Жоркино лицо. Быстренько зажмурился, затаил дыхание.
— Женька, ты живой? — Голос у Жоры слезливый. Бормочет: — Убился, наверное, не шевелится…
И тогда я жутко застонал:
— О-о-у-ым-м!!!
И пятками в дверь — грох!
— А-яй! — заверещал Жора.
С подоконника посыпался на меня мусор. Я поднялся, протёр глаза. Жоркино «А-яй!» замирало: побежал, наверно, в дом, на четвёртый этаж, в нашу квартиру.
Ну, теперь поднимется тарарам! Примчатся мама, папа, бабушка…
Потрогал шишку на макушке, посмотрел на трубу — от неё отвалилось ещё несколько глиняных черепков. Видны не только войлок и лучины, но и проволока, которой всё это привязано к трубе.
А может, я вылезу?
Стал на трубу, подпрыгнул — не достать до подоконника! Положил ещё Васин кирпич, подпрыгнул… Кирпич вывернулся из-под ноги, больно стукнул по лодыжке.
У меня, видать, в голове всё перевернулось. Иначе зачем мне было бежать не к выходу, а в обратную сторону?
Серая бетонная стена, темень… Левая рука проваливается в пустоту. Ага! Проход между наружной стеной и сарайчиками заворачивает влево… И трубы туда ведут… Бр-р, как здесь страшно!..
Выставил руки перед лицом — и вперёд, вперёд! Справа что-то схватило за рубашку.
— Мам!.. — Голос сразу осип от страха, я рванулся — тр-р-р! Живот щекотнул холодок: здоровенный, видно, вырвал кус из рубашки…
Бежать отсюда… Бежать…
Бум! Нос и лоб обожгло, как огнём… Забыл заслониться руками! По губам потекло что-то тёплое…
Ощупываю руками впереди — ага, ещё одна стена. Ещё один поворот… Ну что ж, повернём ещё раз…
Вдруг как заклокочет у носа, как зашипит: клёш-ш, клёш-ш, клёш-ш-ш! Ноги влипли в землю, волосы стали дыбом, как иголки у ёжика…
Осторожно выставляю перед собою руки — а вдруг кто-нибудь схватит за пальцы?! Слева опять пустота… Который уже это поворот — третий? Или четвёртый? Поверну ещё раз, лишь бы не слышать этого жуткого клёкота…
И только повернул — шум впереди, говор, щенячий лай… И будто мамин голос… Ну да — мамин!
Я замер.
— Нет никого… Мальчик, может, ты перепутал? Может, не в это окно он упал?
Жоркин голос:
— В это! В это! Чтоб мне провалиться!
Опять мамин:
— Женька, ты здесь? Женик!
Потом папин голос:
— Может, очнулся и куда-нибудь отполз?..
Слышится топот ног, все бегут к подъезду. Понятно: будут спускаться в подвал. Надо выбраться раньше! Обязательно раньше… Засмеют потом — заблудился в подвале своего дома!
Выбросил вперёд руку… Ой! В ладонь впился гвоздь…
Пососал ранку, сплюнул. А вправо? Доски… Повернул назад — доски… В западне!
Я без сил опустился на землю…
А шум уже здесь, в подвале, растекается в стороны, охватывает меня кольцом. В моей темнице по доскам ползут золотые полоски света… Где-то жикают фонариком-«жучком», свет пробивается во все щели. В одном месте доска розовеет, как пальцы, если смотреть через них на лампочку.
Совсем близко шорох ног… И какой-то щенок повизгивает… Как попал сюда щенок?
— Ищи, Снежок, ищи! — как будто бы Галкин голос.
А-а, не щенок это… Это её белый лохматый пёсик. Ну и сыщик — хо-хо!.. Любой кот перед ним — тигр…
Над ухом скрежет. Тр-рах!! Кто-то грохнул дверью, как выстрелил.
— Пооткрывали — не пройти…
Жени Гаркавого голос, девятиклассника из нашего подъезда!
Встаю на ноги: «Значит, я в кладовку попал?!»
Потихонечку выхожу… Коридор посреди подвала, по обе стороны двери, двери… В конце коридора на освещённой стене две тёмные фигуры, спинами ко мне. Они держатся за руки. Женя и Галка!.. Женя нажимает фонарик, в коридоре то темнеет, то светлеет. Галка тащит на верёвочке своего Снежка: «Ищи! Ищи!»
Закрываю дверь, она резко взвизгивает. Женя и Галка мгновенно поворачиваются в мою сторону, светят. Я хватаюсь за глаза…
— Вот он! Дядя Иван, сюда! — кричат они.
А Снежок уже вырвался, подкатывается ко мне лохматым белым клубком, тычет холодным носиком мне в ладони.
— Ах ты, Снежище! Ах ты, сыщик! Узнал меня! Раз только видел — и узнал! — глажу я собачку, обнимаю её. Снежок лижет мне лоб, нос…
Меня окружают со всех сторон, тормошат: «Живой!»
Бабушка вытирает мне нос, чмокает в щёки: «Живой!»
Мама щупает руки-ноги, всхлипывает:
— Живой!
Папа тискает мне ладонями голову, поворачивая сюда-туда, словно выбирая самый спелый арбуз:
— Целый и невредимый!
— Какой целый?! Какой невредимый? — всплёскивает мама руками. — На нём живого места нет!
— Женька, это тебе отец голову привинчивал? — выглянул у кого-то из-под руки Жора.
— А ты не заметил? — удивляется Женя Гаркавый. — Ему подменили голову, новую поставили.
Они ведут меня под конвоем к выходу. Я несу на руках Снежка.
— Болит? — Жора подозрительно косится на мою голову.
— А если б ты так нырнул!
— Э, ерунда… Вот я однажды полетел так полетел! У бабушки жил летом, в деревне. Полез на чердак в сарае яйца собирать. А жёрдочка круть под ногой! Я и полетел с верхотуры… Вниз головой! А внизу овцы стояли. Барана в лоб — трах! Насмерть. Овечки с перепугу через загородку — прыг-прыг!
— Насмерть?! У барана же рога… — не верится мне.
— Ну и что? Я твердолобый.
— Ха-ха-ха! — первым не выдержал Женя-большой.
— Не верите? А голова моя в живот провалилась… Лежу — темно, душно, дышать нечем… «Что такое?» — думаю.
— А как же… это… достал? — хлопаю я глазами.
— Запросто! Р-раз за волосы — и вытащил!
И тут начали все хохотать, словно с ума посходили.
Выбирались из подвала — хохотали.
Карабкались в изнеможении по лестнице — хохотали.
И даже в квартире ещё хохотали.
