Федор Камалов - Война Красного Лиса

Где они закопались? Вопрос вопросов. Может, действительно, в каком-нибудь подземелье?

- «Зверобой», у вас тихо? Апачей близко нет?»

—Да уже тихо. А что тут было!..

- «Шум был?»

—Совсем рядом возились. Мы уж думали, застукают.

- «Сейчас никого не слышно?»

—Говорю тебе, нет. А что?

- «Ничего».

Только не переиграть. Нельзя ни о чем спрашивать в лоб. Сердце билось так, что временами Красному Лису, навалившемуся на стол, становилось больно. Рука торопливо металась по бумаге. Пальцы сводило, он еле ощущал карандаш.

—Я «Томагавк». Что за народ, честное слово! Где апачи, почему не сообщаешь?

Ему хотелось вскочить и ударить томагавком по голосу в приемнике. Апачи здесь! А где гуроны?

Еще раз взглянул на часы и едва не застонал — на все про* все осталось восемь минут. Появилась ненависть к Черному Фармацевту — валяется на диване, знает ведь, где скрываются друзья... Скоро наступит минута их черного торжества. А апачи, могущественное племя, переживут позор.

- «Томагавк», «Ястребиный Глаз» ослеп», — сообщил он.

—Слушай, ты кто?— насторожившись, спросил физрук.

Красный Лис совершил грубый промах. «Черный Фармацевт».

—Вах!..— со слабым писком связь прервалась, очевидно Ашот Свисток, поняв все, в ярости рванул провод.

Спокойно, спокойно... Свалял дурака, не падай в обморок. Остался еще некий «Зверобой». Неужели Красный Лис не перехитрит его?

Терпение!

- «Зверобой», я «Гнездо беркута». Вы готовы?»

—Задыхаемся уже от готовности. Воздуха не хватает. Как-никак нас тут двадцать два мужика.

- О!.. «Откройте, подышите».

— Как же мы откроем, если ключ у кладовщика, он должен нас открыть.

Красный Лис откинулся от стола. Пот заливал глаза. Капало с подбородка. Вытереть некогда и нечем. Это чепуха. Карандаш источился. Красный Лис подумал, что держит в руках не карандаш, а судьбу племени.

Для полной уверенности он написал: «Вы хорошо знаете выход из подвала?» Сломанный Томагавк посмотрел на него вытаращенными от напряжения глазами. Говори!— махнул ему вождь, а потом еще и написал: «Говори!»

—Вы хорошо знаете выход из подвала? Говори!

—Не командуй! Конечно, знаем.

Вот почему они все время спрашивали о Красном Лисе. Наверное, узнали его по голосу, когда он суетился в подвале, кричал на Сломанного Томагавка. А ему уже начало казаться, что он важная фигура. Балда он, а не фигура.

Спрятались под замками! Хотели в последний момент ударить в спину апачам, прекратившим поиск. Подлые враги!

Все это в мгновение пронеслось в голове Красного Лиса. Теперь кто опередит — апачи или Ашот Свисток? Он щелкнул тумблерами, переключая лагерную трансляцию на себя.

Великий советник, стоя на линейке рядом с начальником, еще что-то говорил в микрофон, не осознавая, что из динамиков раздается не его голос.

—Внимание, воины апачи! Дело и честь племени1 Я Красный Лис! Сообщаю — гуроны прячутся в кухонном подвале. Ключи у кладовщика. Гуроны в полвале! Захватите кладовщика!

Сломанный Томагавк все еще напряженно таращил глаза. Красный Лис погладил его по щеке и вытащил из своего убора перо. У Сломанного Томагавка не было сил принять его с достоинством, он молча положил перо на стол. По щеке скатилась слезинка.

—Прости!— сказал ему вождь.

Он видел, как под тройным кольцом вели толпу гуронов. Стекло затуманилось... это набежала слеза. Он тряхнул головой, выгоняя каплю.

В рубку впрыгнул Ашот Шаман, едва не пробив ее насквозь красным копьем.

—Ты достоин памятника на земле апачей, вождь!— и обнял.

Ашот Шаман исключительно редко подавал кому-либо руку, а уж обнять!.. Снял перо, торчавшее над ухом в единственном числе:

—От меня лично. Вождь, что ты собираешься делать с этим радиохулиганом?—Он показал на Черного Фармацевта. Не нравилась игра Черному Фармацевту, ох не нравилась. Кому веселье, а ему одни веревки.— Отдай его мне. Если он поможет в одном деле простим его.

Красный Лис кивнул. Спустившись с рубки, он попал в окружение апачей. Каждому хотелось сказать что-нибудь приятное человеку, сделавшему для победы больше всех. Воины его рода ревниво жались к своему вождю. И только сам Красный Лис осознавал, что он больше растяпа, чем герой. Если бы тогда... со Сломанным Томагавком...

Он вспомнил, что давно не видел старшего Гречко.

Где он?

Олег в баке плакал.

Маломёд прикрутил Олега его же веревкой к спинке стула. Олег побесновался, попробовал разбить стул о стенки бака, но наглотался противно теплой воды, и отяжелев, притих. Ему приходилось выгибаться, чтобы сохранить равновесие с проклятым стулом на загорбке.

Он бросал красноречивые взгляды на вожатого, но грозить не решался — тяжелая оказалась у Маломёда рука.

— Свой вожатый, в пионерском лагере...— вымолвил он перекошенными губами,— так поступает.

—Скажи еще: «с невинным ребенком»!

У Маломёда накипело. Скоро ужин, а кто гарантирует ему безопасность, когда он вылезет из бака? Вот ведь в чем вопрос! Суперидиотская игра! Расход энер гии большой, а кормят по прежним нормам.

Над баком медленно поднялось и возникло кроткое лицо Монахова. Две пары глаз уставились на него из бака: Маломёдовские — с испугом, Олеговы — с надеждой.

— Думала курица, что орлица, да в суп и угодила,— с удовлетворением сказал Монахов, но к кому из двоих это относилось, было не ясно.

- Я вам полы мыл!— сказал Гречко.

- Спасибо.

- И еще вымою!

- А штаны не постираешь?

После такого оскорбления Гречко надолго замолчал. Радио здесь едва слышалось. Сколько времени он будет отмачиваться тут в баке? С Маломёда станется, он может привести его со стулом на спине на костровую.

Он сделал еще одну попытку:

—Я вам котеночка подарил...

- Верно. Слышь, вожатый,— сказал Монахов,— зачем он тебе? Отпусти!

- Это заложник,— сердито отозвался Маломёд.— И слезьте, пожалуйста, с бака! Вы меня демаскируете.

- А ну отпускай!— вдруг рявкнул Монахов и от этого рявканья у обоих в баке заложило уши. — Тюкну сверху по башке, и концы в воду. Пусти его, говорю!

И так яростно занес над баком руку, что Маломёду показалось — сию секунду он услышит свист конармейской шашки.

—Греби сюда!..— Маломёд сердито завозился с веревками, освобождая Олега, молча давящегося слезами от унижения.— Проваливай!

Олег на трясущихся руках подтянулся, выбираясь из бака мимо посторонившегося Монахова.

Вы кому-нибудь расскажете об этом?— срывающимся голосом спросил он.

Про индейца в мокрых штанах?— Монахов усмехнулся.— Как же, всему белому свету.

Олег выскочил к костровой, когда к черному столбу ставили пленных гуронов. Возбужденные соплеменники не обратили внимания на его плачевный вид.

У костровой площадки в кустах возился человек в надвинутой шляпе и белых штанах. Гречко с воплем бросился к нему.

Это был физрук. Гуронский вождь еще надеялся как-то посрамить апачей. Но Гречко не обманулся. Он уже видел сегодня белые штаны на Монахове подлинном.

У апачей, сидящих на теплом бетоне посреди площадки, лица были грязные с подтеками краски. У гуронов, стоявших у черного столба, лица в свежей зеленой краске, но обиженные — и так замучены неволей в подвале, а тут еще плен.

За спинами апачей толпился лагерный народ. Зрелище! Малыши пальцами касались потных спин воинов — это они спасли лагерь от гремучих врагов.

Жара спала.

Откуда вы явились на нашу землю, гуроны?

Мы пришли со скалистых гор,— сказал могучего вида гурон с нарисованным на груди трехглавым змеем, — по зову нашего брата, вождя равнинных гуронов.

Разве это ваша земля, что вы бродите по ней?

— Вся земля наша, — последовал нахальный ответ.

- Вы знали, что здесь живут апачи?

- Мы знали, что здесь живут дети, а рядом с ними кровожадные дикари.

Великий советник сел и махнул рукой: приступайте. Ашота Свистка и Трехглавого Змея, как главарей преступной шайки, связали и усадили в стороне.

Остальным пленным предстояло пройти индейские испытания.

Посреди площадки оставили одного, привязанного длинной веревкой к столбу. На шею ему повесили колокольчик, тоненько отзывающийся на каждое движение гурона. Грошу завязали глаза, в руку сунули деревянный нож с красной краской на кончике.

Кто выйдет победителем в испытании Змеи и Птицы?

Гнусаво, тягуче запела неизвестно откуда взявшаяся дудка в руках Ашота Шамана. Поплакала дудка о пропащей душе одного из гуронов и смолкла, чтобы не мешать охоте. И сам Ашот Шаман исчез.

Гроша несколько раз раскрутили и отпустили.

Колокольчик молчал.

Грош двинулся по кругу, водя впереди ножом. Уловив сбоку слабый звон, повернул в ту сторону, наскочил на столб.

Колокольчик задребезжал и снова умолк. Гурон, изловчившись, зажал его подбородком.