Владимир Клименко - ... В среду на будущей неделе
…Глыбин и Брага остались на корме «Альбатроса». Они, видимо, решили ждать «гостей».
Действительно, скоро из-за крутого изгиба косы выскочила шаланда. Парус на ней был черным в синих сумерках.
Брага метнулся к надстройке и три раза мигнул кормовым плафоном. В ответ на его сигнал на шаланде бойко застрекотал моторчик. Суденышко плавно подвернуло и уверенно направилось к сейнеру. Все яснее и яснее проступали буквы на его борту и наконец сложились в непритязательное имя: «Манечка». «Манечка» мягко ткнулась в корму сейнера.
На стрекот моторчика рыбаки повернули головы и закричали, чтобы заглушили «тарахтелку». Моторчик умолк, а у телевизора раздался дружный хохот. Видно, Мыркин не обманул зрителей.
Боцман выключил кормовой плафон, но Глыбин заставив его зажечь снова, так как не горела рейдовая лампочка.
На сейнер перебрался медлительный, степенный мужчина. Смоляные волосы его были гладко зачесаны назад и на затылке спадали почти до капюшона парусинового плаща.
Гость вел себя так, словно попал домой. С Брагой он, очевидно, был знаком: по-приятельски подмигнул ему и назвал Фролушкой.
— Мое вам с рыбьим хвостиком! — пошутил незнакомец, стискивая руку боцмана.
Брага с чувством ответил на рукопожатие. Потом кивнул на кэп-брига:
— Знакомься!
— Дважды Лев, — представился мужчина: — Иначе говоря — Лев Львович. А среди нашей братии — Экспедитор.
Глыбин ощупал его настороженным взглядом. Немного помолчал и назвал себя.
— Телевизором решили побаловаться? — прислушиваясь к хохоту, раздававшемуся за надстройкой, спросил Экспедитор.
— Время подходящее, — вяло ответил Глыбин.
Брага усадил дважды Льва на ящик около площадки, сам сел напротив на перевернутое кверху дном ведро. Кэп-бриг поставил ногу на кнехт и облокотился на колено.
— Как житуха, Фролушка? — обратился Экспедитор к боцману.
— Ничего, сносная, — ответил Брага.
Дважды Лев внимательно осмотрел оба темных прохода и перешел на серьезный тон:
— Думаю, обойдемся без пароля и прочих игрушек, поскольку посторонних поблизости не видать. Давайте прямо к делу. Товар есть?
— Имеется, — ответил Брага. — Только на сегодня мы не готовы…
— Я на сегодня и не настаиваю. Но оттягивать тоже не стоит. Все припасли, что Коршун заказывал?
— Постарались.
— Отличненько! — похлопал Экспедитор боцмана по плечу. — Наши условия вам известны. В какое время удобней подходить?
— Часа в три, — ответил Глыбин. — Ночью, понятно.
— День?
Кэп-бриг пошушукался с боцманом и сказал:
— В среду на будущей неделе.
Ответ не понравился Экспедитору. Он поморщился, точно от зубной боли.
— Долго ждать. И так уж полмесяца вас искали. Этот срок нас не устраивает. Раньше можно?
— Нельзя. Потерпите, — сказал кэп-бриг. — У нас тут кой-какие неприятности. Пусть накал малость спадет.
Экспедитор на секунду задумался, потом встал и рубанул ребром ладони воздух:
— В таком случае условия несколько меняются…
Глыбин оторопел.
— Как — меняются? — чуть не завопил он. — Условия ставили вы, Лев Львович, а не мы!
Брага тоже опешил от такого неожиданного поворота дела.
— Мы же рискуем! — промямлил боцман растерянно. — Вы это должны понимать!
— А вы поймите другое: мы самый оборотистый день теряем — воскресенье! — Экспедитор, раздумывая, потер свой поросший черной щетиной подбородок, потом махнул рукой: — Ну, да ладно, разоряйте добрых друзей! Значит — в среду? Ждите.
Глыбин пригласил гостя посмотреть передачу. Идя по проходу, Экспедитор вдруг приостановился.
— Меня бы до среды навестили… А?
— Сперва надо с этим разделаться, а тогда уж по гостям ходить.
Дважды Лев произнес с сожалением:
— Печально. А я надеялся часть товара без Коршуна заполучить. Хлопочу, больше всех мотаюсь… Печально, — повторил он.
Потолкавшись для виду около смеющихся рыбаков, Экспедитор пренебрежительно сказал: «Эту муть я видел! — и стал прощаться. Уже на корме он опять остановился.
— Все-таки я не теряю надежды. Желательно, чтобы в субботу вечерком. Живу я недалече от места вашего кочевья. Пару шагов, как говорится.
— А что Коршун на это скажет? — хмуро осведомился Глыбин.
— А ему и знать незачем! Все от вас зависит.
Глыбин посмотрел на Брагу, пожал плечами:
— Ладно, помозгуем.
Шаланда задом попятилась от «Альбатроса», с мачты ее сполз парус, и она растворилась в потемках, как невидимка. В сумраке раздавался бойкий стрекот моторчика. Вскоре этот стрекот стал глуше и наконец пропал совсем.
— Ты хоть знаешь, где этот деляга живет? — после продолжительной паузы обратился Глыбин к боцману.
— В Соковинцах, — ответил Брага. — Село отсюда видно. Bo-он огоньки! Он ничего, толковый парень.
— Тут и впрямь недалеко, — согласился Глыбин. — Завтра отправишься с посылками. Дадим, так уж и быть твоему «толковому парню» отдельно.
— Но он же просил в субботу, — возразил Брага.
— Подумаешь, какая точность! — прогудел Глыбин. — Будем делать, когда нам удобней.
— Так нельзя, Макар! — сказал Брага. — Без предупреждения. А вдруг его не будет дома?
— Ерунда! — сердито промолвил Глыбин. — Он же говорил, что будет ждать.
— Так то в субботу…
— Что же, по-твоему, он раз в неделю дома ночует?
— А может, у него нежелательные люди, гости какие-нибудь будут…
Упрямство боцмана расстроило кэп-брига. Он нахмурился.
— Что же ты предлагаешь? — спросил недовольно.
Брага неуклюже переступил с ноги на ногу.
— По-моему, надо перебраться на берег без груза и все разузнать. Потом после договоренности и действовать.
Глыбин мгновение подумал.
— Ладно, — согласился он. — Завтра заночуем под Соковинцами.
На ночевку «Альбатрос» встал не под Соковинцами, как обещал Глыбин, а на старом месте — вблизи промысла, в заливе, отсеченном от моря Гнездиловской косой.
У села побывали днем, после полудня, когда скумбрия, по выражению Мыркина, нырнула на покой. Визит на берег был сделан по настоянию Митрофана Ильича и рыбаков: у кока закончились запасы сахара, круп и хлеба, а у рыбаков иссякло курево.
За покупками отправился Брага.
На промысле
После того как побывали в Соковинцах, успели сделать лишь один замет. Пойманную рыбу погрузили на баркас. Иван Иванович наспех перекусил и погнал баркас к узкому причалу промысла.
Митрофан Ильич сварил рисовую кашу на сгущенном молоке, вскипятил чай и кормил бригаду. Ели, перебрасываясь шутками и прибаутками.
Вечер подкрался незаметно. Он хлынул густой синевой со всех сторон и быстро затопил все пространство над морем. В небе капельками ртути повисли звезды. Легкий бриз принес с берега тучи мошкары. Насекомые, на редкость настырные, лезли в рот и ноздри. Рыбаки то и дело сердито отплевывались. Митрофан Ильич уговаривал механика на время ужина вместо плафона включить прожектор, яркий свет которого отпугнет мошкару. Чернобров не соглашался, боясь посадить аккумуляторы.
Мыркин взглянул на часы и вдруг что-то вспомнил.
— Эх, прозевал! — хлопнул он себя ладонью по лбу. — Ясное дело, прозевал! А как я ждал этого вечерочка!
Радист выскользнул из-за стола и умчался в радиорубку.
На этот раз Мыркин притащил телевизор на корму. Рыбаки освободили ему стол.
— Опять про барбоса? — спросил Лобогрей, помогая радисту разматывать кабель электропитания.
— Э, нет! На сей раз вещица серьезная. Сейчас моего тезку побачите.
Мыркин вложил в гнездо на телевизоре антенный штырь, щелкнул переключателем каналов и круглой рукояткой под экраном.
— Андрей! — обратился радист к Лобогрею. — Сбегай на бак, антенный шесток повертишь.
Но посмотреть кинофильм «Первый рейс к звездам» так и не удалось. Помешал Иван Иванович. Гундера вернулся расстроенный. Оказалось, что улов перевезли в цех, но взвешивать рыбу приемщик отказался, требуя, чтобы ее сперва пережабровали.
— В честь чего нам жабровать? — осведомился Глыбин. — Мы рыбаки, а не рыбообработчики!
— Я ему тоже об этом упомянул. Так он мне талмуд преподнес. Там написано: малый улов сдатчики должны жабровать сами.
Глыбин подумал немного, потом сказал:
— Раз такая установка — ничего не попишешь. Ступайте все, быстрее управитесь. — Он отыскал глазами Павлика. — А ты останешься, будешь вахтенным. Я бы сам поприглядывал, да меня что-то знобит.
Павлик тяжело вздохнул. Как ему хотелось побывать на берегу, осмотреть промысел! Но приказ капитана есть приказ, нужно подчиняться. Павлик взял на руки щенка и отошел в сторонку.
Рыбаки нехотя перебрались на баркас, проклиная всех бездушных приемщиков на свете. Малек провожал их тревожным повизгиванием.