Римма Кошурникова - Следствие по всем правилам
— Подшитые? — осмелился Толя.
— Толстые такие, края отвернутые наружу… Подшитые, да.
— А сумка у него была? — снова спросил Толя.
Тетя Катя внимательно взглянула на него и ответила, заметно удивившись:
— Была сумка. Хозяйственная, с двумя ручками. Тоже замурзанная — страх!.. И откуда он только ее выкопал?..
— А где он сошел, мужик? — перебил Павел.
— Так я тебе уж сказывала, Пашка. На площади, возле гастронома выскочил, — она помолчала, потом добавила — С Иваном потолкуйте: он с им разговаривал, лучше запомнил. А чего натворил-то мужик?
Павел приложил палец к губам:
— Государственная тайна!
— Ой, Пашка, допрыгаешься! Тайны какие-то выдумал! Вон какой брат у тебя, о нем заботься, — она громыхнула в сердцах мелочью в сумке и зычно объявила — Граждане, не забудьте оплатить за проезд. В салоне — кондуктор.
— Спасибо, тетя Катя.
— На здоровьичко. Кто еще не обилечен, граждане?
Павел с Толей пробрались по салону к кабине водителя, и Павел постучал в стекло:
— Иван Афанасьевич, открой!
Пожилой водитель с морщинистым, нездорового желтого цвета лицом мельком взглянул в зеркало и отодвинул дверь.
— Здоров, Афанасьич! — приветствовал Павел.
— И вам здоровья, — водитель покосился на стоящего рядом Толю. — Брат?
— Похож? — Павел полуобнял Толю. — К сожалению, знакомый.
Толя Петренко покраснел от легкого чувства досады, что новый друг не выдержал условий такой приятной игры и выдал его.
— Мы поговорить, — сказал Павел.
— А вот подъедем к остановке, пару минут — пожалуйста… Кинотеатр, — объявил Иван Афанасьевич в микрофон. — Следующая остановка — площадь Комсомольская.
Павел и Толя втиснулись в тесную кабину водителя.
— Про позднего пассажира хотел спросить? — Иван Афанасьевич внимательно следил в боковое зеркало за посадкой, и поэтому казалось, что разговор его мало интересует. — Ну и что?.. Попросил закурить, я не дал: знаешь ведь, не курю. Он и вышел возле гастронома. Все.
— Ну, — Павел подтолкнул Толю, — что еще хочешь узнать? Спрашивай.
Толя робел перед строгим, неулыбчивым водителем, но общественное поручение необходимо было выполнить как можно лучше, и он отважился:
— Опишите, пожалуйста, как он выглядел.
Иван Афанасьевич пожал плечами:
— Роста… повыше среднего будет, вот — с Павла. На деревенского не похож. Хмурый… Да, спросил у меня, до которого часа ходят автобусы в Дачный. Я сказал.
— Афанасьич, если придется еще увидеть, узнаешь? — спросил Павел.
Водитель усмехнулся:
— Да уж узнаю… фашиста!
До следующей остановки ехали молча.
— Понравился? — спросил Павел, когда они, попрощавшись с Иваном Афанасьевичем, вышли.
Толя кивнул.
— Воевал старик. Восемь ранений, два тяжелых! Видел, какое лицо?.. Орден имеет и две медали «За отвагу». Чуешь? — Павел посмотрел Толе в глаза, как бы проверяя, дошло это до него или нет. Потом закурил, сосредоточенно о чем-то думая…
Толя терпеливо ждал.
— Ну, Анатолий, — Павел затушил сигарету, улыбнулся и снова стал прежним веселым парнем. — В гастроном заглядывать стоит? Как твое ученое мнение?.. Мог тот приятель в магазин зайти? Курева, к примеру, купить? Ему ведь нужно было курево!
— Мог — согласился Толя.
28«…Еще вчера их никто не знал».
Из областной газеты от 10 января.Редакция областной газеты находилась в новом районе города, куда ходил пока один-единственный автобус и то — в зависимости от погоды. В хмурое, морозное утро, когда из-за дыма, перемешанного с туманом, транспорт передвигался ощупью, с зажженными фарами, автобус, предпочитая не рисковать застревал на одной из конечных остановок и срочно ремонтировался (вдруг ни с того ни с сего оседали шины, начинал чихать мотор или отказывались открываться двери)…
В тихий солнечный день, когда совсем по-весеннему дрожал воздух, непривычно громко и радостно переругивались воробьи, а снег сочно хрупал под ногами пешеходов, краснобелый ПАЗ с космической точностью обегал остановки маршрута, радушно предлагая свои услуги новостроевцам.
Поэтому Лиля Карасева и Саша Бельчиков без приключений добрались до редакции — светлого, многоэтажного здания с огромными зеркальными окнами вместо толстых кирпичных стен.
Вестибюль со множеством совершенно одинаковых полированных дверей, на каждой из которых висели какие-нибудь таблички, был наполнен гулким стрекотом пишущих машинок, звонкими трелями телефонов, дробным и размеренным звуком шагов.
Лиля нерешительно остановилась, и Бельчиков недовольно дернул ее за рукав.
— Пойдем!
— Куда идти-то?
— Сказали ведь: к самому главному редактору, в рубрику «Курьер природы», — и Саша решительно двинулся через вестибюль к маленькому, ссохшемуся старичку в форменной фуражке с газетой в руках.
— Скажите, пожалуйста, — обратился к нему Саша, — как пройти к самому главному редактору?
Старичок опустил газету и строго посмотрел на Сашу поверх очков. Бельчикову показалось, что старичок не расслышал вопроса, и повторил громче.
— Не кричи в общественном месте! — приказал старичок. — Не глухой, слышу. Зачем тебе товарищ Новосельцев?
Бельчиков замялся:
— У нас важное дело… — Он оглянулся на Лилю, которая так и стояла у входных дверей.
— Какое дело? — в голосе старичка появились раздраженные нотки.
Лиля с беспокойством наблюдала за разговором. Слов она не слышала, но по тому, как наступал старичок с газетой и нерешительно топтался перед ним Бельчиков, поняла, что требуется ее вмешательство.
Она торопливо достала письмо из красивой сумки, которую специально для этого случая дала ей сестра, и поспешила на помощь:
— Вот, пожалуйста, дедушка! У нас — письмо.
Старичок устремил красные слезящиеся глаза на Лилю и сказал:
— А вы кто будете?
— Мы?.. — Лиля задумалась лишь на секунду. — Пионеры из восьмой школы.
— Надо сразу так и говорить: с поручением, мол, пионеры, — старичок покрутил письмо, для чего-то поглядел его на свет и добавил ворчливо: — В пионеры поступили, а разговаривать, как положено, не научились… В тридцать четвертую комнату идите. Спросите Иванову Лидию Васильевну.
— Нам надо самого главного… — без прежней уверенности заикнулся Бельчиков.
Старичок снова взглянул поверх очков:
— Ты как думаешь, для чего я тут посажен? Слышал про НОТ?.. Научная организация труда. Дак я — и есть эта самая живая НОТ, — старичок вдруг улыбнулся и сразу превратился в домашнего деда. — А посажен я тут для того, чтобы определять, кого и куда направить. Чтобы людей по пустым делам не тревожить. К примеру: ты принес письмо. Зачем соваться сразу к товарищу Новосельцеву? У него забот полный воз. Есть отдел писем, товарищ Лидия Васильевна прочитает и решит досконально, кому письмо твое передать. Если потребуется — главному, если кто другой может разобраться — тому. Понял?
— Спасибо, дедушка! — Лиля оттащила Бельчикова, испугавшись, что он начнет спорить с живым НОТом, и тогда им никогда не выполнить поручения.
Тридцать четвертая комната находилась здесь же, на первом этаже, по соседству с постом дежурного.
Лидия Васильевна оказалась молодой, стройной, светловолосой женщиной с лучистыми синими глазами и такой же улыбкой. В отделе писем, как потом решили Лиля и Саша, именно такой человек и должен сидеть: сразу хочется все ему рассказать, поделиться бедой или радостью. Даже просто поговорить — и то приятно.
Лидия Васильевна усадила их в мягкие кресла и тут же прочла письмо.
— А кто такие Лаптевы?
— Это… — Лиля вопросительно взглянула на Бельчикова: можно ли говорить? — Лаптевы — родители Андрюши и Пети: Андрей — командир отряда «Зеленый патруль», а Петя… — она запнулась, — наш командир.
— Петька и мы все — «зеленые», ну… из отряда то есть, — вмешался Саша. — Ведем сейчас расследование.
— Расследование? — Лидия Васильевна явно заинтересовалась.
И Саша с Лилей, торопясь и перебивая друг друга, начали рассказывать.
— Что за юные граждане у тебя, Лидуша? — в комнату заглянул бородатый парень в джинсовом костюме.
— Зайди послушай, очень любопытно, — пригласила Иванова.
Бородач схватывал все на лету: через минуту он шумно отставил стул и объявил:
— Это настоящие герои! Лида, не выпускай их. Я сейчас принесу камеру и сделаю несколько снимков.
Лиля Карасева замерла на полуслове, а Бельчиков (он тоже схватывал все на лету) быстро уточнил:
— Для газеты?
Лидия Васильевна лучезарно улыбнулась и подтвердила:
— Казаринов наш замечательный фотокорреспондент.
Лиля зарделась и, кося глазами на Бельчикова, твердо сказала: