Сергей Давыдов - Санаторий доктора Волкова
— Я ведь вас знаю.
— Давай отсюда! — Шофер заспешил в столовую. — Ишь знакомый!
На всякий случай он обернулся — проверить, не полез ли этот прохиндей опять в машину. Нет. Стоит под дождем и что-то кумекает. Мыслитель! Не все дома у парня. Это уж точно. Первый раз такой заяц попадается.
Едва шофер вошел в столовую, как его окликнул диспетчер из гаража:
— Корпаков! Ты что там за пацана провез?
— Никого я не провез!
— Я у окна сижу. Мне видно. Ты вот что, Корпаков, если зайца провез, так пойди и выведи назад, а потом уж обедай!
Корпаков чуть не взвыл от злости, но с диспетчером спорить не положено, пришлось бежать снова на улицу. Только парнишки и след простыл. Корпаков и в кузов заглянул — нет. Что делать? В окно диспетчер смотрит, головой качает... Плюнул еще раз Корпаков, бросился в кабину, рванул с места и поехал под погрузку, так и не пообедав.
Дождь льет и льет, Олег совсем промок, но так еще и не придумал, что делать дальше. Всегда с ним так случается — думал: «Мне бы только на завод попасть». Ну вот, попал, а дальше что? Куда теперь? Люди вокруг ходят. Сейчас спросят: «А как это ты сюда, мальчик, пробрался?» Потащат в проходную. Хорошо, хоть дождь, не очень приглядываются.
— Эй, сынок!
Этого только не хватало! Дорогу загородили две женщины в комбинезонах.
— Ты что мокнешь? Как сюда попал? Ну, вот и все!
— Клавка! — неожиданно сказала одна из женщин. — Да ты не узнаешь, что ли? Ну, посмотри, чей это сын!
Вот новость. Его тут знают, оказывается!
— Да ты только посмотри, ему ж за отца деньги можно выдавать без всякой доверенности! Вот похож так похож! Верно, Клавочка?
Пожилая Клавочка спросила басом:
— Да на кого? На Комякина, что ли? На энергетика?
— Да конечно!
— Да у него ж он еще маленький, — неуверенно пробасила Клавочка, — а этому лет двенадцать!
— Растут дети, как грибы! Ты ведь Виктора Викторовича сын? Да что я спрашиваю, видно и так!
— Виктора Викторовича, — кивнул Олег, стараясь смотреть в глаза.
— Ну! Беги к нему скорей, не мокни. Во-он в тот корпус, а там спросишь.
— Да что он, дороги к отцу не знает, — сказала Клавочка, — не в первый же раз... Только сперва пусть в прокатку зайдет да обсохнет.
— А где прокатка? — вырвалось у Олега само собой, он на память помнил строки из дневника доктора Волкова: «...прокатка — безостановочное огненное сердце завода — погасла. На месте печей — руины, крыша сгорела. Без нее завод мертв...»
— А это что перед тобой? — показала Клавочка на закопченное здание, из дверей которого, отчаянно звеня, выкатывался грузовой трамвай.
Олег подождал, пока трамвай пройдет, и юркнул в автоматически закрывающиеся двери прокатки. За автоматическими дверями оказались еще одни, обитые войлоком, а в них небольшая, в рост человека, калитка на такой тугой пружине, что Олегу понадобились все силы, чтобы отворить ее. Он шагнул в эту калитку и одновременно ахнул и крепко зажмурился. Плещущее желтое море огня и жара ослепило его.
Однажды, когда Олег учился еще в пятом классе, пришел к ним домой старый папин друг. Очень интересный человек, не военный, но все равно интересный, потому что профессия у него была — строитель метро.
— У нас под землей порядок, как в авиации! — несколько раз повторял он в разговоре с отцом. — У нас даже больше порядка, чем в авиации!
Когда он повторил это в пятый раз, Олег прыснул.
Папин друг — он был высокий, с блестящей, гладко выбритой головой, пушистыми русыми усами — нахмурился:
— Кому тут смешно? Тебе? Так-так... Генералом хочешь быть? А знаешь ли ты...
— Не задавай ему только вопросов про войну! Потом не отвяжешься! — поспешил вставить папа.
— Ладно. А вот скажи, как в макаронах сверлят дырки?
— А ты сам знаешь? — спросил папа.
— Я все знаю, иначе бы я под землей не работал! — Папин друг подмигнул Олегу и заявил: — Могу поручиться, что ты не знаешь, как делают дырки в макаронах!
— А зачем мне? — пожал плечами Олег.
— А как сверлят стволы пушек? Как из огромной стальной отливки получают тонкую проволоку? Как бурят землю? А, Олег?
— Зачем мне это, — еще раз повторил Олег. — Я военным историком буду.
И он пошел читать только что полученный журнал «Советский воин», который выписывал отец специально для него.
Но интересное дело: кого он потом ни спрашивал про дырки в макаронах, никто ему так и не смог ответить, как их делают...
Пламя гудело и летало в огромных печах. Большими белыми языками высовывалось сквозь отверстия в заслонках, дышало шумно, с подвыванием.
Боясь, как бы его не заметили и не прогнали прочь, Олег держался поближе к дверям. Но когда коренастый прокатчик в войлочной шляпе и валенках, стоящий на небольшом возвышении посередине цеха, позвонил в колокол и два других прокатчика, тоже в таких же шляпах и валенках, длинными крючьями стали выдергивать из печей раскаленные белые болванки и бросать их вниз на пол, ноги сами понесли Олега поближе к печам.
Стоящий на возвышении прокатчик что-то крикнул, повернулся к пульту управления и нажал несколько красных кнопок. И тут Олег увидел, что болванки упали не на пол, а на дорожку из роликов, которые, вращаясь, несли их к высокому станку, перегораживающему половину цеха. Как только болванки докатились до станка, тут же завращались на нем большие блестящие валы, с грохотом втянули они болванки и стали их мять и вытягивать. Как ириски. Пролетев на другую сторону станка, болванки тут же вернулись назад, потом все повторилось. Прошло немногим более минуты — и вместо болванки по железному полу заелозила дымящаяся тонкая проволока. Прокатчик сошел с возвышения, взял щипцы и, поймав ими конец проволоки, заправил его в железный барабан. Теперь стал вращаться барабан, наматывая на себя проволоку. Намотав ее всю, барабан резко остановился, и проволока, теперь уже смотанная бухтой, соскочила с него и тут же была подхвачена на специальный крюк и помчалась под потолком в другой конец цеха. Тут же вновь зазвенел колокол и снова, словно ветер, налетел жар — открылись печи, и снова помчались белые болванки с темными веснушками окалины к сверкающим валам прокатного стана.
— Пошла-а! — крикнул коренастый прокатчик и, развернув в свою сторону лопасти большого вентилятора, отдохнул несколько мгновений под сильной прохладной струей.
Олег увидел, что прокатчик пальцем манит его к себе. «Сейчас прогонит», — подумал Олег, подходя.
— Попить принеси, паря! Вон у стенки автомат. Только полную кружку! — быстро сказал прокатчик и побежал ловить щипцами проволоку.
У автомата не было щелки для монет. Олег подставил под краник внушительную кружку и потянул рычажок. Газировка полилась без всяких денег. Потянул еще раз — и кружка наполнилась доверху. Ему самому хотелось пить, губы запеклись от жары, но надо было сперва напоить прокатчика.
— Спасибо, паря! — сказал прокатчик и вернул Олегу пустую кружку. Голос у прокатчика был хриплый. Наверно, тоже от жары.
— Можно и мне попить?
— Давай! Конечно! — засмеялся прокатчик. — Ты с экскурсией? У нас часто экскурсии.
Олег смешался, не зная, как лучше ответить, но прокатчик уже звонил в свой колокол. Только в этот раз он позвонил иначе: часто-часто, словно звал кого-то. И действительно, в цехе появились новые прокатчики. Они сменили и тех двоих, что стояли с крючьями у печей, и этого коренастого.
Коренастый подошел к Олегу.
— Смена. Пойдем отдохнем.
— Я здесь побуду.
— Пойдем, пойдем. Тут рядом. На кого-то ты похож... не могу вспомнить!
Прежде чем выйти на улицу, все прокатчики подошли к автомату с газировкой. Когда Олегу подали полную кружку и он с жадностью припал к ней, ему показалось, что никогда в жизни он не пил такой холодной, вкусной, со щекочущими пузырьками воды.
— Соленая она, — сказал коренастый. — Знаешь почему?
— Конечно! С потом соль выходит из организма.
— Знаток! Как зовут? Меня — Строганов.
— Меня — Олег. Я даже знаю, что прокатку зовут «сердцем завода». Строганов остановился и поглядел на него, сдвинув рыжие от огня брови.
— Как? Сердце завода? — Он улыбнулся. — Это правильно. Наша продукция идет по всем цехам.
— А если вы остановитесь?
— Такого быть не может, Олег!
— Было же. В войну. — И Олег процитировал строки из дневника доктора Волкова: — «Прокатка — огненное сердце завода — погасла. На месте печей — руины, крыша сгорела. Я стараюсь сберечь рабочих — это золото наше, — лечу их в единственном уцелевшем подвале, горит большая печь-времянка. Мы топим ее промасленными шашками, разбираем пол...»
— Ты — не экскурсия, это точно... — определил Строганов.
— Я на машине приехал.
— Сам? Без пропуска?
— Без пропуска.
— Эти слова про нашу прокатку из книги?
— Из дневника.
Положив на плечо Олегу тяжелую руку, прокатчик подтолкнул его к выходу.
На улице все так же шел дождь, они встали под навесом.
