Бус Таркинтон - ПЕНРОД И СЭМ
– Гром и молния! – пробурчал мистер Скофилд. И ошеломленно добавил: – Это Пенродов-то организм нуждается в поддержке? Да он по-прежнему здоров, как бык!
– Ты глубоко ошибаешься! – строго сказала жена. – Но теперь мы будем внимательнее следить за ним.
– Но почему…
– Я знаю, что говорю. Здоровье Пенрода подорвано, и виноваты в этом мы сами. Мы слишком мало следили за его здоровьем, вот он и стал таким нервным.
И она продолжала рассуждать в том же духе. Чем дольше она говорила, тем сильнее мистер Скофилд убеждался в ее правоте. Да и сама она от многократных повторений лишь укрепилась в своем мнении, и то, что поначалу было не больше, чем плодом воображения, предстало ей в виде неопровержимых фактов. Вот почему, чем ближе «вокзальное такси» подъезжало к знакомому перекрестку, тем большую решимость обретал ее взгляд. Наконец они подъехали к дому. Пенрод вместе с Герцогом выбежал к калитке.
Никогда еще он так не радовался матери. Никогда еще он столь бурно не выражал своих чувств. Позже, за столом, он продемонстрировал великолепный аппетит, и, глядя на сына, мистер Скофилд снова впал в сомнение. Он уже готов был опровергнуть доводы жены, но та опередила его.
– Ты видишь? – тихо, но решительно заявила она. – Ты видишь, как ненормально он ведет себя?
На этот раз Пенрод пробудился от глубокого и спокойного сна среди ночи. Вернее, он не сам пробудился, его разбудили. Он увидел укутанную фигуру, которая склонилась над ним. Он пробурчал что-то неясное и, отвернувшись от распахнутой двери, сквозь которую свет бил прямо в глаза, попытался снова заснуть.
– Пенрод, – тихо окликнула его мать и снова повернула к себе.
– Оставь меня в покое, – пробормотал он.
Он тут же почувствовал, что мать что-то тыкает ему в губы.
– Что это?
Миссис Скофилд проговорила приторно-ласковым голосом:
– Это такая хорошенькая пилюлька, Пенрод.
– Не хочу, – пробормотал он. Он все время лежал с закрытыми глазами и тщетно пытался сохранить бренные останки спасительного сна.
– Ну, будь же умницей, Пенрод, – прошептала мать, – вот тебе стакан вкусной холодной водички, чтобы запить пилюльку. Давай, миленький. Это тебе очень поможет.
И она снова начала проталкивать ему сквозь губы пилюлю. Но Пенрод тут же отдернул голову и инстинктивно выбросил руку вперед.
– Я раздавлю эту пилюлю, – проговорил он, по-прежнему не открывая глаз, – дай мне только добраться до нее, и я ей покажу!
– Пенрод!
– Мама, дай мне поспать, пожалуйста!
– Дам, как только ты примешь эту маленькую пилюлечку.
– Я принял!
– Нет, милый!
– Я принял, – плаксиво настаивал Пенрод. – Ты, перед тем, как я лег, заставила принять меня!
– Ах, ту, – сказала миссис Скофилд, – видишь ли, милый, я подумала, что, пока я не легла, стоит дать тебе еще одну.
– Не хочу я еще одну!
– Надо, миленький.
– Мама, уйди, пожалуйста! Я хочу спать!
– Я не уйду, милый, пока ты не примешь пилюльку.
– Ладно!
Он приподнялся на локте и позволил положить себе в рот пилюлю. Сейчас он бы и не то позволил над собой проделать, только бы ему дали спокойно поспать. Затем он придержал таблетку языком, и, благодаря такому маневру, не проглотил ее даже после того, как выпил полстакана воды. Наконец, ему дали снова лечь.
– Спокойной ночи, мама.
– Спокойной ночи, милый. Спи, как следует.
– Да, м…
После того, как она ушла, Пенрод в полусне продолжал сосать сладкую оболочку пилюли. Потом он почувствовал горечь. Мысленно упрекнув аптекаря в жадности. Пенрод избавился от целебной части пилюли. Пилюля тихонько стукнулась о стену и, не произведя больше шума, упала на пол. Немного погодя Пенрод снова заснул.
Потом Пенроду приснился Сэм Уильямс. Он зачем-то прижигал Пенроду ноги раскаленной кочергой.
– Прекрати! – строго приказал Пенрод, и звук собственного голоса разбудил его.
Открыв глаза, он снова увидел мать, которая склонилась над ним.
– Это только горячая грелка, дорогой, – объяснила она, орудуя под одеялом. – Перестань корчиться, Пенрод! Положи ноги на грелку.
Но он продолжал избегать грелки, и миссис Скофилд пододвинула ее к нему.
– Ой! – заорал он и начал корчиться от боли. – Ты что, сварить меня решила?
– Пенрод…
– О, Боже! – взмолился он. – Дай мне поспать хоть минутку, мама!
– Тебе вредно, когда у тебя холодные ноги, милый!
– Они были не холодные! Не нужно мне никакой грелки! Ой, горя…
– Пенрод, – твердо сказала миссис Скофилд, – приложи ноги к грелке. Она не такая уж горячая.
– Не такая? – возразил он. – Тебе что, хочется, чтобы я совсем обжег себе ноги? Мама! Дай мне поспать, пожалуйста!
– Сперва приложи…
Ее перебил стон, который донесся из глубины его существа.
– Хорошо, я сделаю это! Пускай горят! – изрек Пенрод голосом отверженного.
Миссис Скофилд увидела, что он слегка прикоснулся пяткой к грелке.
– Нет, Пенрод, надо положить на грелку обе ноги!
Он содрогнулся, но исполнил и это.
– Ну вот. Теперь молодец. Так и держи. Это тебе полезно. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, мама!
Она вышла и тихо затворила за собой дверь. После этого нижняя часть тела Пенрода приподнялась и переадресовала грелку полу. Пенрод проделал все очень быстро и совершенно бесшумно, и это позволяет сказать, что он обошелся с грелкой не менее ловко, чем с пилюлей. Потом он погрузился в объятия сна, в коих, на этот раз, сумел продержаться до самого завтрака.
Он опоздал в школу и попал в неприятное положение. Учительница требовала, чтобы он объяснил, в чем дело, а Пенрод молчал. Молчание – не всегда золото, и Пенроду представился случай убедиться в этом на личном опыте. Когда ему определяли меру наказания, ему вменили в вину не только то, что он опоздал, но и то, что он не пожелал объяснять причину. А Пенрод был такой сонный, что обычно богатое воображение оставило его, и он не мог придумать ни одной сколько-нибудь путной причины. Результат не замедлил сказаться, и обычная неприязнь к школе в этот день переросла у Пенрода в настоящую ненависть.
– Я им покажу! – шептал он про себя, когда некоторое время спустя сел, наконец, за парту. И он представил себе, как он отомстит «им». Он вообразил себе толпу, которую возглавляла мисс Спенс. Около нее стояли лучшие ученики, которые никогда не опаздывали. За ними выстроились ученики похуже. Но и лучшие, и худшие, и сама мисс Спенс сейчас трепетали перед Пенродом Скофилдом. А он гарцевал на вороном коне и отдавал этим людям отрывистые команды.
– Выйти вперед! – кричал он. – А теперь, – отдавал он команду другим кавалеристам, – поставьте их так, чтобы, при малейшем неповиновении, лошади отдавили им ноги.
И, сидя в своем чудесном седле, он наблюдал за поверженными рядами бывших своих мучителей. Ибо настал для них час расплаты, и они должны были убедиться, что имеют дело с самим Пенродом Скофилдом!
Глава XI
ТОНИЗИРУЮЩЕЕ СРЕДСТВО
Мечты о мести несколько подняли настроение Пенрода, но все же он считал это утро пропащим. Ведь к концу уроков он чувствовал себя таким подавленным и разбитым, что не мог даже квакать. А ведь он твердо решил сравняться в этом искусстве с Сэмом Уильямсом, что было не так-то легко. Сэм квакал неподражаемо. Ни в одном из языков мира сего нет таких потрясающих звуков, как те, которые рождались из горла Сэма. Это было что-то вроде «кванк», но разве можно одним лишь голосом напеть богатство симфонии, в которой слились воедино дерзость, жалоба и воинственные интонации, чрезвычайно напоминающие боевые кличи африканцев? А ведь именно подобный шедевр рождался на свет каждый раз, когда Сэм начинал квакать!
Сворачивая в свою калитку, Пенрод все-таки попробовал квакнуть, и у него получилось. Удача воодушевила его, и он решил потренироваться еще. Он остановился.
– Кванк! Кванк! Кванк!
Теперь у него получилось целых три раза подряд. 11о тут из окна второго этажа выглянула миссис. Скофилд.
– Умоляю тебя, Пенрод! Не делай этого! Перестань!
– Почему? – удивился Пенрод.
Теперь у него совсем хорошо получилось, и он с удовольствием продолжил свои упражнения.
– Кванк! Кванк! Кванк! Кванк!..
– Прошу тебя, постарайся не делать так! – снова взмолилась миссис Скофилд. – Миленький! Тебе стоит только захотеть, и ты избавишься от этих кошмарных звуков!
Но как раз в это время Пенрод почувствовал, что почти достиг уровня Сэма Уильямса. Ему только что удалось издать горлом замечательный звук, и, чтобы подкрепить успех, он снова принялся квакать.
– Кванк! Кванк! Кванк! – упоенно квакал он. – Кванк! Кванк! Кванк!
Он всецело погрузился в это занятие. Мать с тревогой взирала на него. Она тяжело вздыхала и что-то твердила себе под нос. Затем она отошла от окна и, минуту спустя, вышла из двери.
– Пойди сюда, мой милый, – сказала она Пенроду, – у меня кое-что есть для тебя.
