Стивен Гулд - Джампер: История Гриффина

— Вот как надо! А теперь подойди сюда и нападай. Внешний удар.

Я поднялся и исполнил свой лучший прием. Он выставил нижний блок, нейтрализовав его сбоку, и костяшки его руки проехались по моему носу, так что я упал, потеряв равновесие. Даже не смог уследить за его движением, но ведь он сделал шаг! На долю секунды я даже задумался, не прыгнул ли он.

— Как ты думаешь, каким образом я этому научился? Как я это освоил? Это не по наитию пришло. Теперь смотри. — Он продемонстрировал полную ката, но на сей раз с другой интенсивностью и ритмом. Блок — удар, блок — блок — удар. Его движения выглядели как будто и не быстрыми, но плавно превращались из одного в другое.

— Хочешь лучше боксировать — разберись со своими ката, ладно? — Он постучал мне по лбу. — Немного воображения. Ты думаешь, ты тут один как перст. Но это не верно. Ты окружен врагами. Действуй соответственно.

Во, блин!

Раз в несколько месяцев я звонил Сэму из телефона-автомата. Я говорил по-испански и просил к телефону Карлотту или Розу, или использовал еще пяток разных имен. Если он говорил: «Вы ошиблись номером», — и вешал трубку, мы встречались на следующий день по дороге из Тексако, на подъеме, откуда открывался вид на много километров вокруг. Если же его ответ был: «У нас таких нет», — приходилось откладывать встречу: это означало, что на следующий день он занят или ему кажется, что это небезопасно.

Но на этот раз все было нормально, они с Консуэло сидели на складных стульях, а я расположился на заборе, и мы все вместе ели вкусный карри и говорили по-испански.

— Алехандра возвращается домой, — рассказывала Консуэло. — Она просила передать тебе, что скучает по чупулине. — Консуэло коротко улыбнулась, но вообще-то было видно, что она расстроена.

— А тот посыльный из «Вилья бланка» все еще там?

— О да. Угощает в барах мою родню, позволял Родриго брать его машину, чтобы вечерами ездить к девочкам.

— Придурок! Неужели ему никто не сказал?! — Мне захотелось пойти и наподдать Родриго. Это больно укололо меня. Я думал, Родриго мой друг.

Сэм передернул плечами.

— Что ему должны были сказать? То, что знает Родриго, Матео мог узнать у кого угодно. Если кто-нибудь запретит Родриго разговаривать с Матео, у Родриго появится секрет. Забей. Это ненадолго. Мать Родриго возмутилась — у него ведь нет прав — и сказала, что велит кузену Пако арестовать его, если он не будет слушаться.

— Он никогда никого не слушает, — сказал я. — А что с Алехандрой? Я волнуюсь.

Консуэло вздохнула.

— Скучает по семье. И со своим парнем рассталась, с доминиканцем…

— Я бы мог…

— Что? — спросил Сэм. — Мог бы появиться и дать им повод ее донимать?

Я спрыгнул с забора и пнул камень. Он перелетел через ограду и брякнулся в колючих зарослях. Большой палец на ноге задергано, было очень больно, но я постарался не хромать, возвращаясь обратно к забору.

— Верно. А с вами что? Вы думаете, так безопасно? — Я махнул рукой в сторону холмов и пустоши.

Шоссе находилось в семи милях к югу от нас, и грязная дорога, взбегающая к вершине холма, была вся как на ладони — пустая прямая линия, которая не сгибалась до самого подножия горной гряды.

Сэм вздрогнул.

— Настолько, насколько это возможно при отсутствии контакта.

Консуэло погрозила мне пальцем:

— Ты не ягуар, чтобы жить отшельником. Это вредно. — Она протянула руку и ковырнула дырку на моих джинсах. — Даже койоты держатся стаей, разве нет?

Уговорили! Пойду повою на луну. Или полазаю по мусорным бакам.

Сэм постучат вилкой по пластиковому контейнеру из-под карри.

— Это явно не из помойки. Откуда же?

— А? Ах да, из кафе «Нац», Ист-Энд. — Увидев недоуменное выражение его лица, я пояснил: — Лондон.

— Ага. — Его рот на мгновение открылся, но он молчал. Наконец проговорил: — Недурно. Совсем даже недурно. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — А ты поздоровел. Тренируешься?

— Занимаюсь карате. В… м-м-м, наверное, я не должен говорить, где именно.

— Правильно. Не нужно, если ты туда регулярно ходишь. А доходы? У тебя достаточно денег?

Я отвернулся.

— Не волнуйтесь. Мне беспокоиться не приходится. На ночь молюсь, мою за ушами и чищу зубы, папочка.

Все неприятности из-за зубов! Я больше не хотел бы делать никаких рентгенов, если, конечно, этого можно избежать.

— Я даже уроки учу. По точным наукам уже почти усвоил курс средней школы, подбираюсь к тригонометрии.

— И что это значит, еще четыре класса осталось?

Я фыркнул.

— Да какая разница!

Пытался делать вид, что мне все равно, но было приятно, что кому-то небезразличен. Очень приятно.

И это заставляло меня тревожиться за них.

Я подождал тридцать минут после того, как они уехали, всматриваясь в пространство за хвостом пыли, который оставляла машина, прежде чем прыгнул в Нору.

Я прыгнул на «Эмбенкмент стейшн» в извилистой подземке, и не на наземную платформу, а вниз, за толпой туристов, и кто-то начал кричать.

Слышались окрики:

— Давай! Пошевеливайся! Поживей! — Две девушки-туристки впереди держали руки над головой, тряся камерами, и одна из них плакала. Из-за их плеч я увидел, как кто-то бежит по платформе, держа в руках странной формы оружие, которое показалось мне знакомым.

Этот «кто-то» выстрелил, эхо метнулось по замкнутому пространству, и неожиданно две туристки упали прямо на меня. Я слышал, как из их легких вышел воздух. Они перестали кричать, но бились в конвульсиях, а я почувствовал запах озона. В меня не попало, и хотя они упали у самого выхода из моего закутка, необходимое пространство еще оставалось, и я смог прыгнуть.

— Подождите! — крикнул я. Не знаю, кому я кричал и зачем, но мой голос отразился эхом по всему Пустырю. Я тут же прыгнул на платформу «Чаринг кросс» и зашел в поезд, идущий, в северном направлении, в сторону Темзы и «Эмбенкмент стейшн».

Никто не стрелял, никто не кричал, но глаза мои еще были расширены от той картины, что осталась в памяти.

Прошло всего три минуты, когда поезд подъехал к той станции, но стрелявший исчез. На платформе орудовала линейная бригада полиции. Они подняли девушек и усадили на лавку. Спутанная проволока все еще валялась там, среди осколков голубой плитки, так что я предположил, что нападавшие втиснулись обратно в закуток и сумели там укрыться. Я не стал выходить из поезда и успел заметить из окна, как несколько полицейских в туннеле размахивали фонариками и что-то искали.

Я сошел на «Ватерлоо» и пересел на Юбилейную линию, чтобы добраться к «Грин-парку», затем сел на ветку Пикадилли до «Найтсбриджа». Я даже не опоздал на занятие, хотя казалось, что это невозможно.

В следующий раз «они» подобрались поближе.

Станции «Элефант» и «Касл тьюб». На сей раз охотившийся был куда осторожнее. Он шел за мной и не нападал, пока мы поднимались по эскалатору на улицу, а выстрелил лишь поднявшись по ступенькам, но перед выстрелом я услышал, как клацнуло что-то металлическое, а потому мгновенно наклонился вперед и обернулся. Шнур пролетел над головой и попал в перила надо мной, а сам я уже стоял в пустыне, когда к стрелявшему подоспел напарник.

Ну что же.

Это явно не совпадение. Они отслеживали станции подземки.

Я прыгнул обратно в Лондон, на другую сторону Темзы, на станцию «Южный Кенсингтон». Она находилась на расстоянии всего одной остановки от «Найтсбриджа», но я не стал садиться на поезд. Слонялся среди платформ — на этой станции три разные линии — следя за каждым проходящим. Народу было много, но после того, как я простоял на платформе «Пикадилли», встретив три поезда, все лица смешались.

Я поднялся по лестнице на восточную платформу, затем по Кромвель-роуд совершил небольшую прогулку до музея Естественной истории. Там я провел час, ходя туда-сюда между китами и динозаврами, рассматривая каждого, кто подходил близко. Все лица незнакомые. Наконец, я прошел вверх по Бромптон авеню до «Найтсбриджа», забрал свое выстиранное белье, купил еды, и прыгнул в городской автобус, идущий на запад.

Фалафель была свежая, хрустящая, теплая и лежала в моем желудке мертвым грузом. Сколько же было охотников? За какими станциями они наблюдали? Собирались ли они выжить меня из Лондона, как уже выкурили из Сан-Диего и Уатулько?

Какого черта им нужно?

Где-то за Илинг Коммон, когда автобус опустел, я прыгнул обратно в Нору.

Я высветлил волосы. Купил двустороннюю куртку и три шапки. Очки без диоптрий в темной оправе. Все еще пользовался метро, но очень-очень осторожно. Никогда не прыгал на станцию. Никогда не исчезал со станции. Каждый божий день старался выбирать новую точку назначения, и она никогда не оказывалась рядом с местом, откуда я собирался уехать в тот день.