Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей - Миронова Татьяна
- Отрочата, - подозвал отец Антоний Ваню и Васю, - надобе вапы терти.
Ваня и Вася оглядели все иконописное хозяйство, стараясь угадать, что же такое им требовалось тереть. Доски, глиняные черепки, камушки и кувшинчики, тонкие хорьковые кисти... Что же может здесь называться "вапой"? Ваня подтолкнул Онфима, укладывавшего принесенные доски друг на Друга:
- Что суть вапы?
- Вапы? - удивился Онфим Ваниной растерянности. - Вапами иконы пишуть.
Он принес ребятам по коричневому камушку и показал, как растирать, разминать их деревянным пестиком в глиняной чашке, "творити вапу". Работа была не из легких, пестик с трудом крошил гладкие края камушков, получался бурый порошок - охра.
- Добро, - похваливал ребят отец Антоний. Доска для будущей иконы в его руках была расчерчена пополам, и на каждой из половинок значились едва заметно начертанные слова: "Бориса ту написати", "Глеба ту написати".
Иконописец перебирал глиняные чашки с уже готовыми красками.
- Лазури ли възяти? - приговаривал он, как бы испрашивая совета у мальчишек и опуская кисть в ярко - голубую краску. - Али киновари? - Он мазнул по доске кистью из другой чашки, получился алый след. - Ярь-медянъка ныне добра, - похвалил отец Антоний, размешивая ярко-зеленую краску.
Его помощники усердно растирали бурые камушки в ровный сыпучий порошок, а Онфим доливал в их глиняные чашки квасу из небольшого узкогорлого кувшинчика и выкладывал в них ложкой крупные яичные желтки. Так готовилась "вапа" - краска, которой исполнялось "писанье честьныхъ иконъ".
- Отче, - подал голос Онфим, - а что имеши писати ныне?
- Два брата Борисъ и Глъбъ, - ответствовал отец Антоний. - Ведаете ли, яко Борисъ и Глебъ быста сыны Володимера князя, крестивъшаго землю Русьскую. Володимеръ же умре. И Святополкъ, сынъ стареишии, седе въ Кыеве по отци своемъ. Борисъ же плака ся по отци, и рече ему дружина Володимеря: "Се дружина у тебе и вои. Поиди сяди Кыеве на столе отьця своего". Он же рече: "Не буди ми възяти рукы на брата своего стареишаго". Святополкъ же приде ночью Вышегороду, отаи призъва вышегородьскые болярьце и рече имъ: "Не поведуче никому же убiите брата моего Бориса". И се нападоша акы зверье дивiи около шатра, и насунуша копьи и прободоша Бориса и слугу его. И положиша тело его принесши отаи Вышегороду у церкве святаго Василья. Окаяньнiи же си убiици придоша къ Святополку. Суть же имена симъ законопреступникомъ: Путьша, Талець, Еловить, Ляшько, отець же ихъ сотона. Святополкъ же окаяньныи помысли въ собе: се убихъ Бориса, како бы убити Глеба? И посла Святополкъ къ Глебу съ лестью, глаголя сице:
"Поиди въборзе отець тебе зоветь, не сдравить бо вельми". Глебъ же въборзе вседъ на конь съ малою дружиною поиде, бе бо послушьливъ отцю. И посла Ярославъ къ Глебу, глаголя: "Не ходи, отець ти умерлъ, а брать ти убiенъ отъ Святополка". Се слышавъ, Глебъ възъпи, плача ся по отци и по брате:
"Увы мне, Господи! Луче бы ми умрети съ братомь, нежели жити па свете семь". Се вънезапу придоша посланiи отъ Святополка на погубленье Глебу и повелеша вборзе зарезати Глеба. Поваръ же Глебовъ именем Торчинъ зареза Глеба, акы агня непорочна. Борисъ же и Глебъ еста ныне святая мужа, даста целебьныя дары Русьстьи земли: хромымъ ходити, слепымъ прозренье, болящимъ цельбы, печальнымъ утеху. И еста заступника Русьстеи земли молящася къ Богу о своихъ людехъ.
Рассказывая, отец Антоний легкими штрихами набросал на доске фигуры святых Бориса и Глеба. Святые явились на иконе в полный рост, держа в руках щиты. По краям отец Антоний расчертил икону на ровные квадраты, надписал их: "Ту Святополкъ убиваеть Глеба", "Ту Борисъ станомь стоить" - и объяснил, оборотясь к мальчикам: "Се икона съ житiемъ".
Мальчики поняли так, что "икона съ житiемъ" как книга с картинками, в ней будет выписана вся история жизни и подвигов святых Бориса и Глеба, та, что поведал им отец Антоний.
Выполнив порученную работу, Онфим побежал к отцу Феодосию сказать о сделанном и испросить, что делать дальше, а Ваня с Васей вскарабкались на высокую галерею под сводами церкви. Здесь было прохладно и сумрачно. Сладковато пахло смолой и свежей стружкой, которая тихо шуршала под ногами. Из окошка, прорубленного в галерее, Вася увидел, как в монастырские ворота въезжают пустые телеги, устланные сеном и серыми кусками рогожи. Рослый крестьянин, ведший под уздцы первую лошадь, завидев игумена Арсения, ступившего из палат на крыльцо, остановил обоз, с поклоном подошел под игуменово благословение, подал ему небольшой кусок бересты. Пока игумен читал послание, гонец смиренно ждал, игумен согласно кивнул, и весь обоз втянулся в монастырь к амбарам, откуда монахи стали выносить наполненные мешки и грузить их на телеги. Закончив носить мешки, выкатили из погреба - ледника несколько бочек с солониной и рыбой и тоже погрузили на телеги. Отец Феодосий долго возился с запором одного из высоких амбаров и, отперев его наконец, один за другим вытаскивал оттуда мечи, копья, кольчуги. Все это укладывали в сено, таили под серой рогожей.
- Гляди, обоз снаряжают, - первым догадался Ваня. - И оружие тут, и еда.
- Постой! - спохватился Вася. - Да ведь это та самая помощь, о которой говорилось в княжеской грамоте. Помнишь: "Пришли жита и меци и кольцюгы".
- Значит, повезет он все это, - Ваня показал пальцем на кряжистого краснолицего мужика, - к князю, к которому наши студенты собирались. Вот за кем надо бежать!
- Да как же мы за ним побежим? - удивился Вася, но досказать он не успел, позади скрипнула половица галереи, зашуршала стружка. Рядом с ними, счастливо улыбаясь, стоял Онфим:
- Отець мя зоветь дому грамотъку прислалъ есть. Он протянул ребятам коротенький листок бересты, на котором было выцарапано: "Поклонъ отъ Ивана къ отьцю Сергiю. Пришли ми сынъ Онфимъ. Несть бо кому сено косити".
Онфим был очень рад возвращению домой:
- Тамо и мати увижю, и сестру.
Сказав это, он (вот добрая душа! ) жалостливо посмотрел на пригорюнившихся мальчишек, понимая, как больны им, погорельцам, мысли о родном доме, и добавил:
- Добро бы было и вамъ ехати, просилъ есмь отца Сергия, да не пущаеть, а васъ въ дворъ зоветь.
Онфим выглянул в окно, показал на стоявшего внизу отца Сергия, тихо беседовавшего с незнакомым ребятам священником.
- Отець Сергiи сказаеть, яко пришелъ есть изъ Чудиновьское слободы попъ и хочеть васъ видети.
От такого известия Ваню и Васю прошибло холодным потом. Что делать? Беда! Хорошо, что Онфим, торопясь, уже сбегал с лестницы, выкрикнув на прощанье:
- Просите отца Сергiя пущати васъ съ мною въ Новъгородъ.
Ничего не оставалось нашим ребятам, как бежать, и бежать немедленно...
Вслед за обозом выйти к княжеской дружине, разыскать студентов, а с ними уже не страшно. Бежать! Но как? Ваня показал другу на пристроенные к церковке леса, это плотники довершали ажурное резное убранство деревянной маковки. Через окно Ваня первым выбрался на покатую крышу надвратной церковки с противоположной стороны от монастырского двора и, стараясь не смотреть вниз, покарабкался к ее краю. Вася неотступно следовал за ним. К краю крыши тоже крепились леса. Обдирая руки па плохо обструганных досках, беглецы спустились на землю за монастырской стеной. Спрятавшись в густом придорожном кустарнике, они стали ждать обоза.
Княжеский посланец очень спешил. Нагруженные хлебом, солониной и оружием телеги в сопровождении нескольких верховых уже через час были выведены за монастырские ворота. Впереди, все так же держа под уздцы лошадь, шел виденный уже ребятами крестьянин, а на последней телеге безмятежно полеживал Онфим.
Ване вдруг в голову пришла замечательная идея!
Он дернул за рукав Васю и, когда телега скрылась за поворотом лесной дороги, выскочил из скрывавших их зарослей и бросился вдогон проехавшему обозу. Вслед за ним побежал недоумевающий Вася. Едва телеги замаячили впереди, Ваня радостно закричал:
