Сергей Голицын - Тайна старого Радуля
– Где же такое слыхано? Где же такое видано? – напустилась она на мальчиков. – Столько годов лежал, люди ходили, люди ступали, никто его не переворачивал, а они…
Мальчики стояли по-прежнему молча и также растерянно хлопали глазами.
– Евдокия Спиридоновна! Евдокия Спиридоновна.! Успокойтесь, пожалуйста! Прошу вас, успокойтесь! – уговаривал Георгий Николаевич старушку.
Никогда он ее не видел столь рассерженной. А она, как Баба-яга из сказок, трясла беззубым ртом, гневно хмурила выщипанные брови.
За толпой ребят Георгий Николаевич никак не мог выяснить, что же такое натворили мальчишки. Наконец понял.
Перед нижней ступенькой крыльца был врыт в землю большой, плоский, прямоугольный камень-известняк белого цвета. Каждый, кто входил в дом, неизбежно наступал на него и очищал об его поверхность грязь с обуви. А вот мальчики взяли да перевернули камень. Его нижняя плоскость оказалась наверху, а рядом зияла черная прямоугольная яма. На дне ямы сновали муравьи, жучки, разные козявки, извивались дождевые черви и белые жирные личинки. Этих-то личинок мальчики спешно собирали в карманы своих штанов.
– Что вы наделали? Зачем перевернули камень? – с горьким упреком накинулся на них Георгий Николаевич.
Толстяк Игорь выступил вперед. Надувая щеки и краснея, он заговорил заикаясь:
– Мы хотели на этих личинок рыбок поймать, рыбок для живцов. А на живцов хотели поймать… вы знаете, кого поймать… – Тут Игорь запнулся.
Георгий Николаевич отлично понял, кого именно хотели изловить сорванцы, но не будущая рыбная ловля сейчас занимала его мысли.
– Нельзя же так бесцеремонно, не спросив разрешения, – упрекал он мальчиков. – Да и вряд ли на живца вам удалось бы поймать…
Тут и ему пришлось запнуться. Раз ребята не хотели, чтобы в селе узнали о заплывшем в Нуругду соме, значит, и он не должен был выдавать их тайну.
– Сейчас же положите камень на место! – сказал он и повернулся к бабушке Дуне.
Старушка совсем разошлась, ворчала, шепелявила, то поднималась на крыльцо, то вновь спускалась по ступенькам.
– Евдокия Спиридоновна, не сердитесь, пожалуйста! Ну прошу вас! – успокаивал ее Георгий Николаевич. – Мальчики положат камень, извинятся перед вами, и мы уйдем. Через две минуты порядок восстановится.
Нарушители порядка уже поставили камень на ребро. Еще секунда, еще полсекунды… и эта книга не была бы написана.
– Подождать! – вдруг не своим голосом закричал Георгий Николаевич.
Нижняя плоскость каменной плиты теперь стояла вертикально, земля, прилипшая к ней, осыпалась, и ему показалось… Нет-нет, не показалось, а на самом деле на камне… на камне вдруг выступил какой-то сложный выпуклый узор…
Забыв о своем возрасте, Георгий Николаевич ринулся в кучу ребят, растолкал их, ухватился левой рукой за камень, а правой ладонью начал спешно счищать с его плоскости оставшиеся комья земли.
– Положите камень сюда, сюда, рядом, нижней стороной вверх! – скомандовал он.
Мальчики покорно выполнили его приказ, и он тут же носовым платком смел с камня последнюю пыль…
И все увидели на серовато-белой губчатой его поверхности высеченные бугорки и валики удивительного, запутанного узора.
Не сразу удалось разглядеть, что же было изображено на камне.
Тесной толпой все сгрудились вокруг находки. Бабушка Дуня силилась просунуть свой острый подбородок между туловищами мальчиков.
Бедняга глухой Илья Михайлович тоже хотел посмотреть, но, поняв, что за ребячьими спинами ничего не увидишь, махнул рукой и отошел в сторону.
– Смотрите, какая страшная зверюга! – первым воскликнул Игорь.
– Это лев. Неужели не видишь гриву? – сказала Галя-начальница.
Тут и все увидели. Да, посреди камня действительно было высечено изображение льва, но совсем не такого, как на знаменитой доске бабушки Дуни. Зверь стоял в профиль, а голову, обрамленную густой гривой, повернул к зрителям. Стоял он на трех лапах, а правую переднюю поднял, словно собирался здороваться.
Удивителен был его язык – длинный, извивающийся, похожий на какую-то фантастическую белую змею. Он высовывался из пасти, образуя петлю, заворачивал вниз, а под животом льва разделялся на три языка – стебля с листьями. Каждый стебель заканчивался цветком.
Еще удивительнее был хвост льва. Он поднимался кверху и над львиной спиной также разделялся на три хвоста-стебля. Эти стебли – белые змеи сплетались с тонкими змеями-языками и заканчивались цветками.
На том белом камне, что прятался под столбом полуразрушенной церковной паперти, был изображен тюльпан с листьями хмеля; здешние каменные цветы напоминали ирисы со свисающими вниз двумя лепестками, а листья походили на лапчатые кленовые.
Весь этот выпуклый узор был не только поразительно запутанным и тонким, но и поразительно красивым. Такую красоту поняли и прочувствовали все те, кто молча разглядывал причудливое переплетение линий, валиков, хребтов, змей.
– Евдокия Спиридоновна, вы знали, что у вас под крыльцом прячется? – прервал наконец общее молчание Георгий Николаевич.
Его чутье любителя старины подсказывало ему, что необычайная находка эта несомненно представляет выдающуюся историческую ценность и еще большую ценность художественную. Жил на Руси много лет тому назад камнесечец – большой мастер, настоящий вдохновенный художник, тюкал молотком по долоту и высекал на камнях свои чудеса. А другой мастер, другой художник-зодчий задумал воздвигнуть из этих камней некое стройное и воздушное здание.
Бабушка Дуня совсем успокоилась и начала рассказывать. Время от времени она дергала Илью Михайловича за рукав и спрашивала его: «Правда? Правда?» Тот только поддакивал, хотя ничего не слышал.
– Рубил мой Павлуха избу вместе с батькой своим, рубил для себя, а Илюха еще мальчишкой был – им подсоблял… – рассказывала она нараспев, своим обычным шамкающим говором. – Годов с тех пор прошло, верно, пятьдесят. Обвенчались мы с Павлухой. Как нам заходить в новую избу жить, так он и привез этот площатый камень, свалил с телеги и говорит мне: «Вот тебе, женушка, подарочек. Сам царь зверей лев будет нашу избу стеречь». А я Павлухе в ответ: «Больно страшен твой сторож-то. Мне боязно на такого ногу ставить». Павлуха и перевернул камень, и вкопал его заместо порога перед нашим крылечком. А с другой стороны камень был неровный, бугристый. Павлуха взял долото и стесал эти бугры, подровнял.
– А откуда ваш муж привез этот камень? – спросил Георгий Николаевич.
– Откуда привез-то? – охотно отвечала бабушка Дуня. – Да таких площатых камней целая куча валялась за церквой, за кладбищем, вон на той горке, где раньше дорога в город шла. Как после революции стали мужики в нашем селе богатые избы с резными крылечками рубить, так и брали эти камни себе на пороги. Да, Николаевич, у тебя у самого такой лежит.
Георгий Николаевич даже вздрогнул. На самом деле – плоский прямоугольный белый камень действительно лежит у его крыльца. Да ведь он дом купил вместе с камнем! И с тех пор и он сам, и Настасья Петровна, и Машунька, и все его гости, перед тем как подняться на крыльцо, очищают о его поверхность обувь. Но ни он, ни Настасья Петровна никогда не догадывались узнать: а что скрывается на нижней стороне того камня?
– Смотрите, а лев совсем не страшный. Он добрый, он даже улыбается, – неожиданно сказал Игорь, – такого нечего бояться.
И все разглядывали камень и видели, что лев и правда ласково улыбается широкими валиками-губами и бугорками-глазками под пухлыми веками.
– А другой-то белый камень поприглядистее будет, – неожиданно сказал Илья Михайлович.
– Какой камень? – закричал ему в ухо Георгий Николаевич.
– Какой камень-то? А тот, на каком витязь на коне скачет, ну, витязь, что в твоем саду на кабинетике, на стенке. Я намалевал да раскрасил.
– А где тот камень? – еще громче закричал старику в ухо Георгий Николаевич.
– Запамятовал я. Вот какой стал забывчивый – и не припомню. Мальчонкой был – видел, а куда тот камень делся, не помню. – Старик похлопал Георгия Николаевича по плечу: – Ты не серчай. День буду о том камне думать, два думать, а припомню. – С этими словами, видно очень смущенный, Илья Муромец, почесывая затылок, поплелся восвояси.
Георгий Николаевич только махнул на старика рукой, а сам присел на ступеньки крыльца и начал срисовывать узор с белого камня к себе в блокнот. Он волновался, да и художник оказался неважный; сложные контуры никак ему не давались: то хвосты заходили за край листка, то лев получался каким-то худощавым, а резинки у него не было.
Георгий Николаевич вырывал и комкал один листок, брался за второй, нервничал. Ему хотелось поскорее закончить рисунок и поспешить домой – надо же узнать: а что прячется под порогом его дома?
Наконец лев со всеми своими ветвистыми валиками-хвостами и языками был кое-как срисован. Мальчики аккуратно положили камень на прежнее место узором вниз. И они и девочки хором попросили у бабушки Дуни прощения, очень вежливо с ней распрощались и убежали наперегонки.
