Василий Клепов - Тайна Золотой Долины

Я ждал, когда шнур дрогнет, чтобы не пропустить момент подсечки.

– Ты смотри не на шнур, а на палку, – объяснил мне Димка.

И я стал смотреть на палку.

Вдруг она подпрыгнула одним концом и заплясала.

– Одна есть!

– Тащи! – закричал я. – Чего же не тащишь?

Но Димка не захотел вытаскивать снасть из-за одной рыбы. Он подождал, когда клюнет еще, и только потом стал выбирать шнур.

На крючках оказались четыре рыбы: один голавль и три хариуса.

– Уже почти уха, – обрадовался я.

– Подожди, то ли еще будет! – пообещал Димка.

И верно, за короткое время он натаскал с полведра хорошей рыбы.

Я живо разжег костер, поставил котелок, и мы стали чистить рыбу для ухи. И вдруг к нам подбежал радостный Левка, таща в руках здоровенную живую птицу.

– Кого ты поймал, Левка?

– Не я поймал – моя универсальная собака отличилась!

Это был глухарь. Оказывается, Мурка подкралась к нему, схватила за шею и притащила хозяину.

– Сейчас я эту глухую тетерю освежую, а из шкуры сделаю чучело.

– Зачем нам чучело, если у нас есть Федор Большое Ухо? – рассмеялся Димка. – Вот ты – настоящее чучело. Разве глухаря обдирают? Его надо ощипать, а потом опалить…

– Что ты мне говоришь! – шумел Левка. – Я сам читал наставление насчет свежевания туш. Там сказано черным по белому: все надо обдирать, ни в коем случае не палить.

Димка все-таки сделал по-своему. Сначала он обварил глухаря кипятком, потом вырвал пух и, взяв птицу за шею и ноги, стал поворачивать над костром, чтобы опалить мелкий пушок.

– А потрошить буду я, – не отставал Левка.

– Попробуй!

Левка взял глухаря, отрубил ему голову и стал совать палец в горло.

– Сейчас вытащу сычуг, – рассуждал Большое Ухо, как будто собираясь показывать фокус…

– Эх ты, сычуг! – выхватил птицу Дубленая Кожа. – Сычуг бывает только у жвачных животных…

Он ловко выпотрошил глухаря, внутренности отдал собаке. Чистую, вымытую в реке тушку немного посолил и повесил на веревочке к потолку хижины.

Вот что значит уметь все делать! Мы с Левкой привыкли есть, что поднесет нам мама на тарелке, а Димка, оказывается, всегда помогал матери на кухне и научился готовить не хуже любого повара.

Хороший все-таки Димка, и не Федору Большому Уху бы надо быть интендантом! Димка и уху-то приготовил такую, какой я в жизни не едал. Сначала отварил в воде мелкую рыбу, потом все это процедил, и получился жирный бульон. В кипящий бульон бросил рыбу покрупнее: образовалась двойная уха, очень вкусная и питательная. Так что мы даже без хлеба очень хорошо наелись.

После обеда пошли посмотреть, не попалось ли что в морды. Одна была пустая, зато в двух других билось столько рыбы, что я боялся, как бы наши снаряды не разлетелись вдребезги.

Мы с Димкой возились с богатым уловом, а Левка тоже не зевал. Он взял у нас маленького голавлика, насадил его на жерлицу и забросил в речку. Скоро на приманку клюнула рыба, да такая большая, что Левка испугался, как бы не утащила его в воду.

– Помогите! – крикнул Большое Ухо.

Мы кинулись на помощь и выволокли на берег здоровенную щуку. Левка, как коршун, бросился к ней.

Теперь надо было весь улов завялить или засолить. Изобретательный Димка быстро нашел выход. Он сделал щель в крыше хижины и развесил несколько связок выпотрошенной и подсоленной рыбы. Потом разложил посреди избушки костер из сырых дров, захлопнул наглухо дверь:

– Завтра будем есть собственные изделия холодного копчения.

Остальную, более мелкую рыбу Димка тоже подсолил и развесил на лесках снаружи хижины.

– Это будет вяленая рыба. Чем плохо?

– Где ты научился?

– Чему?

– Ну вот рыбу вялить, и глухаря потрошить, и разные снаряды делать?

Оказалось, Димкин отец – рабочий, столяр и умеет делать все…

Сын рабочего тоже не ударил в грязь лицом.

Недаром у нас так много говорят про рабочий класс! Рабочий класс все умеет, всего добьется. И даже на необитаемом острове не растеряется.

Как-то у меня еще до войны был такой разговор с папой.

– Ты кто? – спросил я его.

– Служащий.

– А почему не рабочий?

– Меня сами рабочие выдвинули. Пришлось служить…

– А кому ты служишь?

– Рабочему классу.

– Ну, если так, то еще ничего. Смотри только, служи как следует!

Служил папа хорошо, его даже орденом наградили, а все не то: служащий, а не рабочий!

Теперь я понял, почему Димка каждую вещь на глазок проверяет: старается подражать во всем отцу-столяру[34].

И все-таки Левка не доверил Димке щуку.

– Я из нее балык сделаю, – сказал Большое Ухо. – Такой балычок, что пальчики оближете.

Он сам выпотрошил свою добычу, вымыл и поволок на опушку, решив сделать коптильный завод. Найдя небольшой обрыв и выкопав в нем нишу глубиной в метр или полтора, как советовал Ф. Куницын – автор книги о ловле и хранении рыбы, Большое Ухо проделал вверху отверстие. Получилась печка с трубой. Левка для пробы развел огонь, присыпал его сырыми сосновыми ветками, а вход в печку забил хвоей и землей. Из трубы сразу повалил густой дым, и Левка крикнул:

– Пошла работа! Приходите через час щучий балык есть.

Мы с Димкой ушли снова вытряхивать рыбу из морд, а Левка остался на коптильном заводе с Муркой, которая не отходила от него теперь ни на шаг.

Рыбы в морды набилось невероятное множество, и Димка высказал предположение, что начался ход. Пожалуй, он был прав, потому что я тоже читал, будто рыба ранней весной становится совсем дурной и начинает метать икру.

– Жаль, здесь не водится кета, – сказал Дубленая Кожа. – Можно бы насолить вагон красной икры. Потому что икра для нас, золотоискателей, – продукт!

Неожиданно прибежал Левка, и мы уже по его встревоженному лицу поняли: что-то произошло.

– Ребята! – зашептал он, хотя вокруг нас никого не было. – Тут кто-то ходит…

Оказывается, Левка сидел около своего коптильного завода и думал, нельзя ли вместо щуки поймать такого же большого осетра. Вдруг Мурка заворчала и уставилась на березовые кусты. Левка тоже стал смотреть на них, но ничего не увидел. Мурка опять начала ворчать, и тогда Левка заметил, как из березняка поднялась чья-то голова и опять исчезла. Он взял кусты под наблюдение и окончательно убедился, что в них скрывается человек.

– Мне что-то жутко стало, – сказал Левка. – Наверно, это тот старичок, который сам прячется, а от него никуда не спрячешься. Вот, думаю, как пальнет сейчас из кустов… Я и убежал за вами, посоветоваться. Ловить его или…

– …или сделать вид, что пошел за дровами, – ухмыльнулся Димка.

Левка уже давно не выпучивал глаз, а тут опять начал выпучивать.

– Ладно, – говорю, – Левка, подожди шуметь. Посмотрим, что за тип прячется там у тебя в кустах.

– Только знаешь что, Молокоед, – предложил Левка, – зайдем не с этой стороны, а из лесу. Тогда он не увидит нас, а мы его будем видеть.

Мы сделали большой круг и вышли к коптильному заводу из чащи леса, И что, вы думаете, мы обнаружили? Около Левкиной печки копошился маленький сгорбленный человек и все время озирался вокруг. Он почему-то копался в кучке земли, которую выбросил из ниши Левка, рассматривал ее, подносил горстями к глазам, потом бросал и опять начинал копаться. Под Димкиной ногой хрустнул сучок, маленький человечек так и вздрогнул весь: выпрямился и впился глазами в нашу сторону. Мы заметили, что все лицо его было покрыто седым грязным волосом, а на шею свисают длинные лохмы вроде гривы.

– Поп! – прошептал Димка.

«Нет, не поп, – подумал я. – Попы не надевают коротких пиджаков со светлыми пуговицами и не носят штанов».

А странный человек, словно почуяв, что за ним наблюдают, вдруг вскинул на плечо небольшой мешок и побежал, спотыкаясь, к тем кустам, из которых следил за Левкой.

– Ты оставайся здесь, Большое Ухо, – скомандовал я, – а мы с Дубленой Кожей пойдем за ним.

Где бежит эта обезьяна, мы хорошо видели по движению верхушек молодых березок. Маленький человек выскочил совсем недалеко от нас из березняка и, оглянувшись по сторонам, пошел вдоль леса вверх по течению реки. Мы шли по пригорку и старались не выпускать его из виду. И вдруг старичка не стало. Там, где он скрылся, не было ни кустов, ни оврагов, ни ямы, а он исчез.

– Вот так штука! – воскликнул Димка. – В Золотой Долине, оказывается, есть лешие.

С нашего пригорка мы обнаружить больше ничего не могли, а выйти на открытое место боялись, так как не хотели выдавать свое присутствие человеку, который сам прячется, а всех видит. Я начертил план и отметил, где исчез человек.

Мы обломали для заметки несколько веток на приземистой елке, из-под которой наблюдали за старичком, и решили прийти на следующий день, вооружившись на всякий случай топором.

По пути к хижине повернули к высохшему потоку. Мне хотелось посмотреть следы. Уж не старичок ли оставил отпечатки на глине?