Феликс Семяновский - Повесть о фронтовом детстве
А Витя взял мыло, полотенце и пошёл к колодцу. Я увязался за ним. Он разделся, вытряхнул пыль из обмундирования и хорошо вымылся, вылив на себя два ведра.
Потом побрился, подшил чистый подворотничок, почистил сапоги.
– Ну что, пошли? – сказал он.
– Куда?
– Погуляем. К Вале зайдём.
– Пошли, – обрадовался я.
Витя шёл лёгким шагом, будто и не устал в немецком тылу. Он то улыбался, то хмурился.
– Витя, а где вы были?
– Далеко.
– А «языков» брали?
– Без них обошлись. Поважнее дело нашлось.
– А немцев там много?
– Много.
Витя раньше так радовался мне, когда возвращался из разведки. А теперь ему совсем неинтересно было со мной разговаривать. Он о чём-то своём всё думал. Ладно, он потом мне всё расскажет.
Мы подошли к хате, где жила Валя, вошли в сени. Витя остановился, вздохнул. Я с удивлением посмотрел на него. Он смутился, торопливо расправил складки под ремнём и тихо попросил:
– Иди первым.
Валя сидела на кровати и что-то писала. Она увидела нас, поднялась и шагнула к Вите. Глаза её радостно блестели. Вдруг она прижала меня к себе и громко поцеловала, будто целый век не видела.
– Валя, наши, наши вернулись! И Вите орден дадут!
– Вижу, что вернулись. Вижу! Какой ты молодец, Феденька!
Витя улыбался и не отрывал глаз от Вали. А она ходила по комнате и всё смотрела то на меня, то на Витю. Такой весёлой я её ещё не видел.
– Чего мы здесь стоим? Пойдёмте на улицу! – сказала она.
По тропинке к лесу Валя и Витя шли рядом. Витя только на неё смотрел, а она счастливо улыбалась.
Они забыли обо мне. Лучше я пойду к нашим. А Витя и сам вернётся.
Я отстал. Они и не заметили этого.
6. НАШИМ ВРУЧАЮТ ОРДЕНА
Однажды утром нам объявили: сегодня в семнадцать ноль-ноль будут вручать ордена. Пётр Иваныч и Витя выстирали на пруду обмундирование. У пана Адама нашёлся утюг, и они выгладили гимнастёрки и брюки. До семнадцати ноль-ноль оставалось совсем немного. А Пётр Иваныч сидел за столом и, по фронтовому обычаю, без зеркала неторопливо брился. Когда я в первый раз увидел, как он вслепую брился опасной бритвой, то испугался: вдруг он порежет себе горло, нос или щёку. Но у него тогда даже кожа нигде не покраснела. С тех пор я перестал бояться и сам помогал ему точить бритву на ремне.
Теперь я думал о другом – как бы не опоздать. Я нетерпеливо смотрел на Петра Иваныча, ёрзал на стуле. Но он не обращал на меня никакого внимания, старательно водил бритвой по лицу. Наконец он кончил, погладил чисто выбритые щёки и сказал с довольной улыбкой:
– Порядок.
Мы всем взводом вышли в сад. Сюда сходились бойцы и командиры со всего полка.
Два бойца вынесли из штаба стол, накрыли его чистой простынёй. К столу подошёл знакомый штабной капитан с наволочкой, в которой были коробочки с орденами и медалями. Он вынимал их, раскрывал и клал на стол. Ордена и медали блестели на солнце. Я высматривал те, которыми наградят наших. Орден Отечественной войны был один и самый красивый. Орденов Красной Звезды лежало несколько. Значит, и другие бойцы сделали в ночном бою то же, что и Витя, раз их награждают одним и тем же орденом. Но Пётр Иваныч всё равно смелее всех воевал. Были здесь и ордена Славы, и медали «За отвагу» и «За боевые заслуги».
Капитан расставил коробочки и громко скомандовал:
– В две шеренги становись!
Все быстро построились, наступила тишина. Капитан беспокойно смотрел то на двери штаба, то на строй. В дверях показался наш батя.
Капитан крикнул: «Смирно!» – и пошёл ему навстречу. Батя выслушал рапорт, поздоровался с бойцами. Капитан по листу медленно прочитал приказ.
– Старшина Дёмушкин! – первым назвал он Петра Иваныча. – Награждается орденом Отечественной войны второй степени.
Пётр Иваныч крепким шагом вышел из строя. Батя вручил ему орден, улыбнулся и что-то тихо сказал, видно, весёлое, потому что и Пётр Иваныч улыбнулся в ответ.
Капитан называл другие фамилии, а я всё ждал, когда же он Витину назовёт. Наконец-то!
– Красноармеец Соколовский Виктор Валерьянович. Награждается орденом Красной Звезды.
Витя, по привычке, расправил гимнастёрку под ремнём и подошёл к бате. Батя и на него посмотрел весёлыми глазами, вручил орден и крепко пожал руку.
Все получили свои ордена и медали и стали расходиться.
– Витёк, прикрепи, – попросил Пётр Иваныч.
Витя привинтил ему орден как раз под золотистой нашивкой. Потом Пётр Иваныч прикрепил орден Красной Звезды к Витиной гимнастёрке.
После праздничного ужина, который дядя. Вася устроил в честь Петра Иваныча и Вити, разведчики вышли на улицу. Я остался один в комнате, но мне стало скучно, и я пошёл искать наших.
Пётр Иваныч, Витя и дядя Вася устроились на последней ступеньке крыльца.
Я неслышно присел над ними.
– Ордена эти неспроста дали, – сказал Пётр Иваныч. – Раз дело до орденов дошло, скоро наступать будем. Да и пора! А то от фронта отвыкнешь и воевать не захочешь.
– А как с Федей быть? – спросил Витя. – Опять мальчишку тащить под пули да снаряды?
– Думал об этом. Капитан Чумин в академию едет. Фёдора с собой прихватит, в Суворовское определит. Я уже говорил с ним.
– Оно, конечно, так, – вздохнул дядя Вася. – Без учения худо ему. И здесь не место. А всё равно жалко. Скучно без Федюшки-то будет.
Я тихонько встал и пошёл в комнату. Никуда я не поеду. Спрячусь и тайком пойду на передовую. А оттуда меня уже не отправят.
IV. В ОБОРОНЕ
Глава первая. ПЕРЕДНИЙ КРАЙ
1. АРТНАЛЁТ
Было ещё рано, но мы с дядей Васей уже вовсю работали. Летом, чтобы побольше сделать, надо подниматься до солнца, а то потом, в жару, здорово устаёшь, и работа не ладится.
Пётр Иваныч приказал выкопать щель, чтобы разведчики могли укрыться в ней от бомбёжек и артиллерийских обстрелов. Место для щели дядя Вася выбрал за хатой, и сейчас я копал с одного конца, а он с другого.
Всё вышло по-моему. Ни в какое Суворовское училище я не поехал. Нас по тревоге бросили на передний край. Всю дивизию. Тут уж было не до меня. Да и капитан Чумин тоже никуда не поехал.
Мы шли ночью очень быстро. В темноте заняли оборону. Чуть свет фрицы пошли в атаку. Но наши их так встретили, что от злости фрицы взбесились. Только пехота одну атаку отобьёт, лезут во вторую, вторую отобьёт – в третью идут. К вечеру фрицы поняли, что ничего у них не получится, и стали в оборону.
Наш взвод в бою не был. Я сам слышал, как батя сказал Петру Иванычу:
«Вы своё дело сделали. За разведку снова к орденам представлю. Если бы не вы, наделала бы эта эсэсовская дивизия бед. Кто знает, где бы встречать её пришлось».
Вечером, когда бой кончился, Витя привёл нас в хату. Впереди поднималась высота, за которой был наш передний край. До него, как говорил Витя, было километра полтора. Слева неслышно текла река, а справа, за дорогой, был хутор, в котором разместился штаб полка.
Только мы устроились в хате, как разведчики стали собираться на передний край. Я хотел пойти с ними.
– А ну-ка иди сюда, Аника-воин! – сердито позвал Пётр Иваныч. – Становись, пятки – вместе, носки – врозь! Слушай внимательно. Ежели на передний край без спросу полезешь, сразу в тыл походным маршем зашагаешь! Понял?
– Понял.
– Ты – почтальон. Носи себе письма и газеты, исполняй свою службу! И чтоб анархией мне не заниматься! Марш назад!
Мы с дядей Васей остались одни. Немцы всю ночь стреляли то из пулемётов, то из миномётов. К утру стрельба кончилась, и сейчас, когда мы копали щель, было тихо.
И вдруг я услышал свист снаряда. Снаряд летел прямо на нас.
– Ложись! – крикнул дядя Вася.
Я бросился на землю вместе с ним.
Над головой так оглушительно треснуло, будто раскололась сама земля. Воздух ударил в лицо, сбросил пилотку. В чёрном дыму взлетел песок. Послышался непонятный звук: будто надо мной повис огромный рой пчёл и грозно, медленно жужжал, перед тем как наброситься на меня. Жужжание перебивали удары в стену хаты. Осколки! Это они.
Опять снаряд! Ещё! Ещё!
Я вжался в землю. Стиснул зубы.
Новый взрыв! Сейчас ещё прилетит!
Нет. Не летит… Не летит…
Я поднял голову и встретился глазами с дядей Васей.
– Жив?
Я смотрел на него и ничего не мог ответить. В ушах звенело, кружилась голова. Дядя Вася встал, стряхнул с себя землю. Я тоже поднялся. Вокруг дымились глубокие воронки. Стена хаты была заляпана горелой землёй и песком. В ней торчали осколки. Осколки валялись и на траве. Сильно пахло взрывчаткой. Стлался пороховой дым.
– Пронесло вроде, – сказал дядя Вася и вдруг спохватился: – А кони-то как?
Он побежал к сараю и вскоре вернулся довольный:
– Целы лошадки. Привыкли. Понимают, что стоять надо смирно, а не бегать под огнём.
Дядя Вася вытащил из кармана кисет, начал скручивать цигарку. У него дрожали руки. Он стал высекать огонь, но кресало никак не попадало на кремень. Дядя Вася виновато посмотрел на меня и перевёл дыхание. Наконец жгут затлел. Дядя Вася прикурил большой затяжкой. А я вдруг плюхнулся на землю и засмеялся.
