Федор Камалов - Война Красного Лиса

- Зачем они приходили?— спросил Грош у Монахова.— Два самых опасных человека в апачах.

- Да ну!— воскликнул Монахов.— А я не заметил опасности.

Улугбек, не заходя в отряд, пошел вокруг лагеря. Он думал, и не хотел, чтобы ему мешали.

Как он, Улугбек, жил до сих пор, что хорошего сделал? Как жил... Суетился, словно котенок, поймавший первую в жизни мышь. Поймал и тут же упустил. Мышь уже сидит в норе, грызет сухарь и рассказывает соседям о его глупости, а котенок мяукает и в поисках ее тычется во все чашки. И потом, забыв о мыши, гоняется за собственным хвостом.

Вот и он гоняется...

Он машинально срывал поблекшие голубые колокольчики, росшие у тропинки. Посмотрел на них — цветы, наверное, устали жить под белым раскаленным солнцем. По утрам, когда еще нет жары и слепящего света, они распахивают любопытные глазки. А днем закрывают, днем они не живут, сохраняют жизнь. Цветам нужно солнце, но нужны и дожди.

А что нужно людям? Альке, Монахову, Ашоту Свистку... Что? Альке, наверное, чтобы вождь был не глупый. Монахову — чтобы уважали его старость. А Ашоту Свистку? Посрамить апачей? Неужели так просто?

А что нужно ему самому? Только ли победы апачей над лживыми, подлыми гуронами?

Он не знал. И беспощадно сказал себе: прежде чем судить других, узнай, кто ты сам.

Ночью его что-то разбудило. Он сел. Он мог поклясться, что слышал голос, зовущий его.

В палате все спали.

Выглянул в окно. Никого нет. Висел месяц, согнутый тугим луком. Не хватало лишь тетивы.

Завернувшись ь одеяло, он старался думать о чем-нибудь приятном, чтобы скорее уснуть. Но было тревожно и все ощутимее. Сунул руку под подушку и вспомнил — томагавк у Великого советника.

Улугбек вылез в окно и с замиранием сердца обошел вокруг палаты. Никого нет... Тихая ночь.

Голос... Он слышал его словно внутри себя: «Скорей! На помощь!»

Колдовство какое-то!

Он лег на землю, стал слушать ночь. Пробежала ящерица. Донесся стук вагонных колес. Удивительно, поблизости нет железных дорог.

И со стороны урюкового сада — звяканье... С бесшумностью совы он пробрался к саду и увидел, что у тотемного столба возятся две фигуры. Расшатывают столб, пытаясь его выдернуть.

Что руководит человеком в такой момент? Разум или чувство? Красный Лис проявил подобающую апачу выдержку. Он дождался, когда фигуры вытащили столб, и, кряхтя, пошли по дорожке. Последовал за ними.

Так и есть. Когда фигуры пересекли освещенное пространство под фонарем, он узнал их. Передний — Ашот Свисток, за ним, на полусогнутых,— тяжело бедняге — радиотимоша.

- Уроню щас...

- Не надо,— прохрипел физрук.— Терпи, дорогой. Десять шагов осталось...

Они свалили столб у своего домика, столб ухнул, притаившемуся неподалеку Красному Лису показалось даже, что он зазвенел. Физрук пнул столб — священный тотемный столб апачей!..

—Паразит, полтонны вес, честное слово...

Черный Фармацевт уже отдышался, хихикнул, потирая ладони.

- Пусть они завтра клянутся пустому месту!

- Ерунду не говори!— оборвал физрук.— Завтра только держись. Как собаки, искать будут.

Похитители тотема сунули столб в щель под домиком, похожую на нору. Потом хлопнули две двери и все стихло.

Красный Лис разбудил Олега. Тот со сна не очень соображал и сказал:

- Надо поднять все племя!

- Ты думаешь, мы можем делать все, что хотим?! Сиди здесь у палаты, жди меня.

Он только два раза стукнул в окно мастерской, где спал Ашот Шаман. Окно распахнулось и Ашот Шаман перевесился через подоконник.

—Кто?

Выслушав Красного Лиса, он задумался.

- Что будем делать?

- Псы! Разве они поймут, что ты, вождь, благородный человек. Воры! Одно на уме: или чью-то честь украсть, или хоть столб...

Он согласился с Красным Лисом, что шум поднимать нельзя, лагерь спит.

Справились втроем. Вытащили столб (физрук, конечно, слышал, но не выходил), отнесли и поставили на место. Ашот Шаман показал рукой на палатку Великого советника, из которой донесся могучий храп.

—Спит... Первую ночь спит здесь. Тотемный столб из-под носа утащили... Думай, вождь!

На сборе племени Красному Лису вернули томагавк и налобную повязку с перьями.

Самый младший индейский род должен был показать на племенном сборе свое боевое мастерство.

Маленькие воины умели ходить бесшумно. Бежать след в след. Красный Лис держал в губах свисток. По его сигналу одиннадцать воинов мгновенно окружили вождя и, выставив копья на четыре стороны, оберегая в центре вождя, ощетинившийся клубок индейцев двигался по поляне. Так же по свистку они рассыпались, упали в траву и исчезли, словно вросли в землю.

Ашот Шаман со старшими апачами готовили площадку для прыжков.

В длину апачи прыгали никудышно. А кто знал, что это нужно! И не готовились, не тренировались. В апач-ских степях не бывает канав. Индейцы должны уметь прыгать с коня и обратно на коня.

- Кто в высоту метр осилит?— насмешливо спросил Ашот Шаман. — Или полметра поставить?

- Я!—сказал Олег, возвышавшийся над сородичами, как пожарная вышка над одноэтажными домиками.

- Я! Метр с половиной!—сказал Сломанный Томагавк.

—С перепугу, что ли?— дернул его Олег.

Сломанный Томагавк, с побелевшими скулами, повторил:

—Метр с половиной.

Он отстегнул с пояса томагавк с выжженной на ручке красной лисой, снял с шеи шнурок с висящей на нем узкой меховой полоской — лисьим хвостом. И отступил, прикидывая разбег.

—Копье брось!— крикнули ему.

Он не бросил, а перехватил его крепче и понесся. В двух метрах перед барьером вонзил копье, и на нем взметнул худое, гибкое тело. Копье еще спружинило, подкинув его, он легко перелетел планку, еще и успел копье оттолкнуть, чтобы оно не сшибло планку.

Поднявшись, недовольно сказал:

—И два с половиной можно было!

Иногда ни с того ни с сего на всех нападает хохот. Так случилось сейчас. Катались по земле вожди, валялись рядовые индейцы, Великий советник сел на чей-то колчан со стрелами — захрустело.

Сломанный Томагавк стоял, недоумевая — что здесь смешного?-

—Ай, молодчина!—Великий советник, отсмеявшись, вытащил из своего роскошного убора одно перо и вручил ему.— За смекалку!

* * *

Едва пришла темнота и девочки уныло — опять без мальчиков!— засобирались на массовку, в саду застучали барабаны.

Низкие звезды горели на небе.

Гречко потянулся, пытаясь взять за ручку ковш Большой Медведицы.

— Ты еще на цыпочки встань,— посоветовал Алька брату.

Зажегся костер и закоптил дно звездного ковша, оно уже не так сияло.

Барабаны таились в разных углах сада, но били в одном ритме. Барабанщиков обучил Ашот Шаман. «Два гурона на базаре пили виски и вино! Вот дураки! Вот дураки!»—один ритм. «Ты слышишь, как мчатся кони апачей? Кони, кони, кони! Бьют копытами!»—другой.

Резко забил тамтам. Барабаны замолчали, прислушиваясь к нему. Появились Великий советник и шаман племени. Великий советник прошел к своему возвышению, сел.

—Больше огня!

В костер навалили хворост, пламя поднялось выше, освещая лицо Манито.

—Тревожное время пришло, апачи! Нам грозят враги. Сейчас мы выкопаем томагавк войны.

Передавая друг другу лопату, они с Ашотом Шаманом выкопали деревянный ящичек. Великий советник раскрыл ящичек, вынул из него свой томагавк.

—Завтра битва с гуронами. Давайте еще раз поклянемся в верности делу племени!

Великий советник первым произнес клятву:

—Я воин могучего племени благородных индейцев.

Я смел в бою, верен в дружбе, честен в жизни. Пока в моей груди бьется сердце, а рука сжимает копье, я буду бороться со лживостью, коварством и предательством. Я друг всех слабых и враг всех подлых. Противник никогда не увидит моей спины. Если я отступлю

от закона братства, пусть братья покарают меня. Перед священным тотемом, перед братьями апачами — клянусь быть верным делу племени!

Он обошел вокруг костра, коснулся подбородка Манито и поцеловал свой томагавк.

Произнося слова клятвы и повторяя ритуал, кроме целования томагавка — его касались рукой,— прошли апачи Бешеного Быка, Зоркого Глаза, Красного Лиса и других вождей.

Пляшущий огонь то закрывал, то открывал лицо Манито. Как будто дух хотел приблизиться к индейцам и отшатывался от огня.

Шаман упал перед столбом на колени.

—Великий Манито! Мы не желали войны, нас заставили. Завтра каждый получит то, что он заслужил! Прикажи духам завтрашнего дня оберегать наших воинов, дай нам победу!

У Великого Манито имелись, видимо, свои заботы, он не отозвался. Зато Великий советник сердито сказал:

Шаман нарушает один из законов: «Апачи ни перед кем не встают на колени».

- Это не человек — бог! Посмотрите ему в лицо!