Виктор Драгунский - Избранное. Повести и рассказы
Ну что за дедушка Валя — золотой человек! Добрый. Он один раз мне божью коровку подарил. Я его никогда не забуду за это. И теперь тоже. Он когда увидел, как мне хочется лететь на самолете, то в два счета уговорил маму, и она, хотя и неохотно, но все-таки согласилась. И дедушка Валя, чтобы не гонять пятитонку по пустякам, запряг лошадь, положил наш тяжелый чемодан в телегу, на сенцо, и мы уселись и поехали. Я просто не знаю, как сказать, до чего было здорово ехать, слушать, как скрипит тележка, и слышать, как вокруг пахнет полем, дегтем и махорочкой. И я радовался, что сейчас полечу, потому что Мишка у нас в Москве во дворе рассказывал, как он с папой летал в Тбилиси, какой у них был самолет огромный, из трех комнат, и как им давали конфет сколько хочешь, а на завтрак сосиски в целлофановом мешочке и чай на подвесных столиках. И я так совсем задумался, как вдруг наша тележка въехала в высокие деревянные ворота, украшенные елочными ветками. Ветки были старые, они пожелтели. За этими воротами тоже было поле, только трава была какая-то не пышная, а пожухлая и потертая. Немножко подальше, прямо перед нами, стоял небольшой домик. И дедушка Валя поехал к нему. Я сказал:
— Зачем мы сюда едем? Мне надоело трястись. Поедем поскорее в аэропорт.
Дедушка Валя сказал:
— А это чего? Это и есть аэропорт… Иль ослеп?
У меня просто сердце упало. Это пожухлое поле — аэропорт? Чепуха какая! А где красота? Ведь никакой же красоты! Я сказал:
— А самолеты?
— Вот войдем в аэровокзал, — он показал на домик, — пройдем его насквозь, выйдем в другие двери, там и будут тебе самолеты… Покормить, что ли?..
И он повязал нашей лошади на голову мешок с овсом, и она начала хрупать.
А мы пошли в этот домик. В нем было душно и пахло щами. В первой комнате сидели люди. Тут был дяденька с колесом и старушка с мешком. В мешке кто-то дышал — наверно, поросенок. Еще была женщина с двумя мальчатами в розовых рубашках и одним грудным. Она его завернула в пеленки туго-натуго, и он был похож на гусеничку, потому что все время корчился. Тут же был газетный киоск. Дедушка Валя поставил наш тяжелый чемодан возле мамы и подошел к киоску. Я пошел за ним.
Но киоск не работал.
Там в стекле была бумажка, а на ней надпись печатными буквами:
«Приду через 20».
Я прочел эту надпись вслух. Дядька, что был с колесом, сказал:
— Смотрите — читает!
И все посмотрели на меня. А я сказал:
— И всего-то шесть лет.
Они все засмеялись. Дедушка Валя, когда смеялся, показывал все свои зубы. Они у него интересные были: один вверху направо, а другой внизу налево. Дедушка долго хохотал. В это время в комнату заглянул какой-то толстый парень. Он сказал:
— Кто на Москву?
— Мы, — сказали все хором и заторопились. — На Москву — это мы!
— За мной, — сказал парень и пошел.
Все двинулись за ним. Мы прошли длинным коридором на другую сторону дома. Там была открытая дверь. Сквозь нее было видно синее небо. Перед выходом стояли два богатыря — дядьки здоровенные, прямо как борцы в цирке. У одного была черная борода, а у другого рыжая. Возле них стояли весы. Когда пришла наша очередь, дедушка Валя крякнул и вскинул тяжелый чемодан на прилавок. Чемодан взвесили, и мама сказала:
— Далеко до самолета?
— Метров четыреста, — сказал Рыжий Богатырь.
— А то и все пятьсот, — сказал Черный.
— Помогите, пожалуйста, донести чемодан, — сказала мама.
— У нас самообслуживание, — сказал Рыжий.
Дедушка Валя подмигнул маме, закашлялся, взял чемодан, и мы вышли в открытую дверь. Вдалеке стоял какой-то самолетик, похожий на стрекозу, только на журавлиных ногах. Впереди шли все наши знакомые: Колесо, Мешок с поросенком, Розовые Рубашонки, Гусеничка. И скоро мы пришли к самолету. Вблизи он показался еще меньше, чем издали. Все стали в него карабкаться, а мама сказала:
— Ну и ну! Это что — дедушка русской авиации?
— Это всего-навсего внутриобластная авиация, — сказал наш дед Валя. — Конечно, не «ТУ-104»! Ничего не поделаешь. А все-таки летает! Аэрофлот.
— Да? — спросила мама. — Летает? Это мило! Он все-таки летает? Ох, напрасно мы не поехали поездом! Что-то я не доверяю этому птеродактилю. Какие-то средние века…
— Не лайнер, конечно! — сказал дедушка Валя. — Не стану врать. Не лайнер, упаси Господь! Куда там!
И он стал прощаться с мамой, а потом со мной. Он несильно кольнул меня своей голубой бородой в щеку, и мне было приятно, что он пахнет махорочкой, и потом мы с мамой полезли в самолет. Внутри самолета, вдоль стен, стояли две длинные скамейки. И летчика было видно, у него не было отдельной кабины, а была только легкая дверца, она была раскрыта, и он помахал мне рукой, когда я вошел в самолет.
У меня сразу от этого стало лучше настроение, и я уселся и устроился довольно удобно — ноги на чемодан.
Пассажиры сидели друг против друга. Напротив меня сидели Розовые Рубашонки. Летчик то включал, то выключал мотор.
И по всему было видно, что мы вот-вот взлетим. Я даже стал держаться за скамейку, но в это время к самолету подъехал грузовик, заваленный какими-то железными чушками. Из грузовика выскочили два человека. Они что-то крикнули летчику. Откинули у своей машины борт, подъехали к самым дверям нашего лайнера и стали грузить свои железные чушки и болванки прямо в самолет. Когда грузчик бухнул свою первую железку где-то в хвосте самолета, летчик оглянулся и сказал:
— Потише там швыряйте. Пол проломить захотели?
Но грузчик сказал:
— Не бойсь!
Тут его товарищ принес следующую чушку и опять:
«Бряк!»
А первый приволок новую:
«Шварк!»
А тот еще одну:
«Буц!»
Потом еще:
«Дзынь!»
Летчик говорит:
— Эй вы там! Вы все в хвост не валите. А то я перекинусь в воздухе. Задний кувырок через хвост — и будь здоров.
Грузчик сказал:
— Не бойсь!
И снова:
«Бамс!»
«Глянц!»
Летчик говорит:
— Много там еще?
— Тонны полторы, — ответил грузчик.
Тут наш летчик прямо вскипел и схватился за голову.
— Вы что? — закричал он. — Ошалели, что ли! Вы понимаете, что я не взлечу? А?!
А грузчик опять:
— Не бойсь!
И снова:
«Брумс!»
«Брамс!»
От этих дел в нашем самолете образовалась какая-то жуткая тишина.
Мама была совершенно белая, а у меня щекотало в животе.
А тут:
«Брамс!»
Летчик скинул с себя фуражку и закричал:
— Я вам последний раз говорю — перестаньте таскать! У меня мотор барахлит! Вот, послушайте!
И он включил мотор. Мы услышали сначала ровное: трррррррррррр… А потом ни с того ни с сего: чав-чав-чав-чав…
И сейчас же: хлюп-хлюп-хлюп…
И вдруг: сюп-сюп-сюп… Пии-пии! Пии…
Летчик говорит:
— Ну? Можно при таком моторе перегружать машину?
Грузчик отвечает:
— Не бойсь! Это мы по приказу Сергачева грузим. Сергачев приказал, мы и грузим.
Тут наш летчик немножко скис и примолк. Мама стала желтая, а старушкин поросенок вдруг завизжал, как будто понял, что здесь шутки плохи. А грузчики свое:
«Трух!»
«Трах!»
Но летчик все-таки взбунтовался:
— Вы мне устраиваете вынужденную посадку! Я прошлое лето тоже вот так десять километров не дотянул до Кошкина. И сел в чистом поле! Хорошо это, по-вашему, пассажиров пешком гонять по десять верст?
— Не подымай паники! — сказал грузчик. — Сойдет!
— Я лучше свою машину знаю, сойдет или нет! — крикнул летчик. — Интересно мне, по-твоему, полную машину людей гробить? Сергачева за них не посадят, нет. А меня посадят!
— Не посадят, — сказал грузчик. — А посадят — передачу принесу.
И как ни в чем не бывало:
«Ббррынзь!»
Тут мама встала и сказала:
— Товарищ водитель! Скажите, пожалуйста, есть у меня до отлета минут пять?
— Идите, — сказал летчик, — только проворнее… А чемодан зачем берете?
— Я переоденусь, — сказала мама храбро, — а то мне жарко. Я задыхаюсь от жары.
— Быстренько, — сказал летчик.
Мама схватила меня под мышки и поволокла к двери. Там меня подхватил грузчик и поставил на землю. Мама выскочила следом. Грузчик протянул ей чемодан. И хотя наша мама всегда была очень слабая, но тут она подхватила наш тяжеленный чемоданище на плечо и помчалась прочь от самолета. Она держала курс на аэровокзал. Я бежал за ней. На крыльце стоял дедушка Валя. Он только всплеснул руками, когда увидел нас. И он, наверно, сразу все понял, потому что ни о чем не спросил маму. Все вместе мы, как будто сговорились, молча пробежали сквозь этот нескладный дом на другую сторону, к лошади. Мы вскочили в телегу и собрались ехать, но, когда я обернулся, я увидел, что от аэропорта по пыльной дорожке, по жухлой траве к нам бегут, спотыкаясь и протягивая руки, обе Розовые Рубашонки. За ними бежала их мама с маленькой, туго запеленатой Гусеничкой. Она прижимала ее к сердцу. Мы их всех погрузили к себе. Дедушка Валя дернул вожжи, лошадь тронула, и я откинулся на спину. Повсюду было синее небо, тележка скрипела, и ах как вкусно пахло полем, дегтем и махорочкой.
