Машинист паровоза-призрака - Максим Ахмадович Кабир
Паровоз-призрак приходит при свете солнца
Опавшие березовые сережки шевелились от ветра. Даня представил, что это червяки копошатся на асфальте, и поежился. А когда Валик, подкравшись сзади, хлопнул его по спине, Даня подпрыгнул и чуть язык не прикусил.
– Да ну тебя!
– Прости, не сдержался. – Валик грыз баранку. – Будешь?
– Нет аппетита. – Даня покосился на деревянное здание музея.
– Зря, исхудал весь. Так у бабушки не гостят. – Валик посмотрел на музей сквозь баранку. – Не встретил ты там моего самурая?
– Самурая – нет. Кое-что другое.
– Я весь внимание. – Валик хрустнул баранкой.
Даня рассказал обо всем, от беседы с дядей Витей до черно-белого представления в экспозиционном зале. Мимо шли по самым обыкновенным делам самые обыкновенные жители Балябино. Услышь они Даню, подумали бы, что он пересказывает сюжет страшного фильма.
История про ожившие фотографии не особо потрясла Валика, так, заставила перестать жевать, слегка приподнять брови и присвистнуть. Паранормальное плотно входило в жизнь двенадцатилетних мальчишек. Глядишь, скоро станет чем-то обыденным.
– Вот оно что, – очень по-взрослому покивал Валик. – Классика, у варягов таких историй было полно. Любовь сводит с ума, мужик. Любовь и месть.
– Месть? За что, за дружбу? – Даня не понимал.
– За то, что красавица досталась Самсонову. Горев любил его супругу, понимаешь?
– Нет, не любил. Это не любовь. – Даня насупился. – Он хотел забрать его жизнь, присвоить жену и ребенка. Он был подлецом, а его наградили посмертно.
– Хороша награда! Стать крабо-жабо-муравьедом!
Даня согласился, что судьба незавидная.
– Теперь мы в курсе, – сказал он. – Это Горев. Был уродлив внутри, стал – снаружи. Обитает там, где и погиб – в СО.
– Хоть повесть пиши! – сказал Валик. – Паровой замок с привидениями!
Даня пропустил реплику мимо ушей. Он рассуждал:
– Горев не заполучил при жизни того, о чем мечтал, и после смерти пытается наверстать. Ты был прав, он охотится за мной, поскольку думает, что я – потомок Самсонова. Замена тому малышу, который вырос и стал папой дяди Вити.
Даня представил себя, укутанного в пеленки, с соской во рту, в черной коляске, похожей на угольный тендер, и как над ним воркует крабо-жабо-муравьед. Даню передернуло. Валик одарил его сочувствующим взглядом.
– Все равно не сходится, – цокнул языком Валик. – Почему крабо-жабо-муравьед появился только сейчас?
– Потому что я приехал в Балябино, – предположил Даня. – Своих детей у дяди Вити нет, но теперь у него есть я – технически, продолжение рода.
– А почему его призрак сразу не пришел за сыном Самсонова? Почему не терроризировал дядю Витю, когда тот был маленьким?
– Не знаю, – поник Даня.
– Тут что-то еще. – Валик погладил свой живот. – Идем в магазин, сложно думать на голодный желудок.
В продуктовом Валик основательно затарился пастилой, эклерами и безе. Мальчики уселись на нагретую солнцем бетонную плиту. Вечерело, спала жара, и ветер приятно обдувал щеки.
– Что-то еще, – бормотал Валик. – Какой-то пинок под зад, который поднял Горева из могилы.
– Вроде чего?
– Ну, например, в локомотив могли просочиться токсичные отходы… ударить молния… или какой-нибудь колдун совершил жертвоприношение… разные варианты.
– И что, – спросил Даня, – била в него в последнее время молния? Проливались на площади отходы? Совершались ритуалы?
– Ничего из этого. – Валик проглотил эклер целиком. – Это я так… мозговой штурм…
Даня выпрямился, почувствовав, как в голове наклевывается очень важная мысль, прям-таки увидел задрожавший поплавок. Но мысль сорвалась с крючка. По улице, поднимая столбы пыли, проехал жигуль с папой Валика за рулем. Следом семенили бородач из «Орландины» и работник музея, проводивший для Дани экскурсию.
– Пойдем-ка. – Валик отряхнулся.
Возле калитки, у которой Даня вчера рвал сливы для профессора Черныша, собралось человек пятнадцать. Балябинцы перешептывались, привставали на цыпочки, вглядываясь во двор. Здесь же припарковался автомобиль участкового.
– Дяденька. – Валик подергал бородача за рукав тельняшки. – А что стряслось-то?
– Говорят, кто-то похитил бабу Шуру.
Даня вспомнил: баба Шура – глухая смотрительница музея.
В круг соседей вышла дородная женщина с Гусейном на руках. Пока она говорила, Гусейн болтал перепончатыми лапками, вытягивал шею и пытался кого-нибудь цапнуть, а женщина гладила его по спине.
– Мы с Гусейном Гусейновичем новости смотрели. – Она показала на дом за забором. – Слышим – звон стекла, крик. Бегом к бабе Шуре, а ее и след простыл. Только тапочки под разбитым окном лежат. – Женщина всхлипнула. – Что же делается, товарищи? Уже и в нашу глушь добрались американцы! Пожилых людей воруют!
– При чем тут американцы?! – фыркнул сотрудник музея и тут же пожалел о сказанном.
– А кто же еще? – взъярилась хозяйка Гусейна, наступая на молодого человека. Гусейн шипел и разевал клюв. – Стал бы русский человек такой ерундой заниматься?
– Не знаю, американцы или нет, – сказал бородач, – но они моих котов украли. Милки Вэя, Сникерса, Марса и Баунти.
– Да потому что вы их так назвали, – окрысилась женщина, и Даня понял, в кого уродился Гусейн, – по-американски! Надо было назвать по-нашему! Аленкой, Кара-Кумом, Грильяжем!
Балябинцы загалдели одновременно. Даня поискал глазами Валика и увидел, что тот откололся от сборища и идет к стоящей в отдалении фигуре.
«Это же профессор Черныш!» – узнал Даня и пошел за другом. Специалист по рунам был белее первого снега. Перышки волос торчали над мясистыми ушами, лысина блестела испариной.
– Ян Кукуцапольевич, – сказал Валик, – вы же комнату у баб-Шуры арендуете… Не видели, что тут произошло?
– Не видел, – ответил профессор быстро. – Ничего не видел, определенно и точно. И полицию об этом уже уведомил. Работал я. Переводил. Я когда перевожу – я ничего не вижу. Хоть вы старую женщину из окна вытаскивайте, как оливку из банки. – Профессор вздрогнул. – Не увижу, и все тут!
– Ян Кукуцапольевич, – понизил голос Валик. – Мы – не полиция. Нам можно доверять.
– Доверять? – взвизгнул профессор Черныш. – Как этим, в кавычках, коллегам-ябедникам из университета? Которым я обмолвился, что разговариваю с рунными камнями, а они декану настучали, и меня… меня…
– Уволили? – предположил Даня.
– Если бы! К мозгоправу отправили.
– Черт, – полушепотом сказал Валик.
– Так что не видел я ничего. Так и напишите.
– То есть, – произнес Даня осторожно, – вы не видели, как во двор пролез монстр?
– Не видел! Не видел ни монстра, ни паровоза, на котором он приехал.
– Черный паровоз со звездой? Как тот, что у вокзала?
– Да, он. Не видел я его.
– А монстра вы какого не видели? В старом железнодорожном кителе и фуражке, с мордой как у муравьеда?
– Этого самого, – твердо сказал профессор Черныш. Выхватил из кармана зеленую сливу и начал ее нервно обгладывать. – Ни разу не видел такого монстра.
– И как он уносит бабу Шуру и грузит в паровоз вы…
– Не
