Валентина Ососкова - Семнадцать мгновений летнего дня

– А нормальные девчонки бывают? – спросила вдруг Лизка, притормаживая в поисках табличке с номером дома и названием улицы. Нашла, убедилась, что ещё топать и топать, и повернулась к Сане: – Ну, не как эта… Дася, а чтобы дружить можно было?

– Дружить, – фыркнул Шумахер снисходительно. – С девушками встречаться надо, а не дружить!

– М-да… – вздохнула Лиза. Не такой ответ она хотела бы услышать. – Ну бывают же такие, с которыми и дружить можно нормально?

Саня пожал плечами и начал допытываться, уж не втюрился ли «друг Гальцев», из-за чего Лизе пришлось срочно сворачивать тему, потому что ничего путного в своё оправдание она выдумать не могла – только ускорить шаг и сделать вид, что спасается бегством.

Полчаса спустя, впрочем, она уже как ни в чём не бывало задвига́лась за широкую Санину спину и робко предлагала ему звонить по домофону.

– Гальцев, ты охренел! – вывел Саня, послушно набирая номер квартиры. – Ты ведёшь себя, как девчонка!

В этот момент, по счастью, АГК открыл им дверь, и беседа прервалась.

На этаже их уже встречали. Двое – один высокий, сухопарый и седой, в свободной светлой рубашке, второй пониже, пошире телом, с аккуратной чёрной бородкой и волосами, зачёсанными в короткий хвост. Седой шагнул вперёд, разглядывая ребят:

– Ну день добрый. И кто из вас Михаил?

Лиза мгновенно позабыла, что Шумахер уже возражал против такого её поведения, и вновь укрылась за его широкой доблестной спиной. Переждав несколько секунд, оттуда уже робко отозвалась:

­­– Я… В смысле, я его брат. А он не смог…

Выдавать себя за меня, глядя в глаза этим двоим взрослым людям, она не осмелилась, хотя уж они-то как могли заподозрить неладное?

– Вот как, – задумчиво произнёс седой. – И как вас, молодые люди, звать?

– Александр, – отозвался Шумахер, протягивая руку. ­– А это Лёва.

Лизка тоже старательно пожала мужчинам руки, внезапно подумав, что у неё слишком девчачьи ладони – тонкие запястья, аккуратные ногти… По счастью, никто не вглядывался и не обращал внимания на такие мелочи.

– Андрей – это я, – представился седой, пропуская ребят в квартиру. – А это отец Илья.

– Да просто Илья, – отозвался тот, что с бородкой, опуская взгляд очень тёмных, восточных глаз. – Не смущай ребят непривычными «отцами», какое им дело до моего пострига.

Лиза и Шумахер переглянулись. Подумаешь, тонкости обращений – они вообще не ожидали, что у АГК кто-то будет!

Андрей тем временем пригласил всех пройти на тесную кухоньку, где мигом «сообразил» чай с печеньем, подвинул кружки ребятам и присел на высокий табурет, вытянув длинные ноги в проход. Илья невозмутимо опустился на задвинутый в угол стул, взял себе кружку с чаем и внимательно поглядел на Лизу. Некоторое время все четверо выжидающе молчали, обмениваясь взглядами.

– Андрей, – взял на себя ведение переговоров Шумахер, – а в чём дело-то?

– Дело? – задумчиво отозвался Андрей. – Да так… дело в том, Александр, что я вашу надпись в глаза не видел раньше.

Глава 8. Кто такие шурави

Знаете, как воздух порой звенит, словно натянутая гитарная струна – ровно за мгновенье до того, как та порвётся с бьющим по ушам неприятным звуком? Вот на крохотной московской кухне творилось примерно то же. Немая сцена, точь-в-точь по «Ревизору».

– Но… вы же написали! – возмутилась Лизка, откашливая чай, попавший совсем не в то горло, куда предназначался. Вся стройная теория про «АГК» в одночасье обрушилась.

– Он видел, – Андрей кивнул на Илью. – И по его просьбе я пригласил вас сегодня.

Взгляды всех присутствующих устремились на второго мужчину. Тот, неожиданно смущённый вниманием, кашлянул и, глядя мимо ребят, признался:

– Андрей тут вовсе не причём был, да. Просто когда я был у него, случайно увидел ваше письмо. И… заинтересовался.

В его речи проскальзывали нотки какого-то акцента, но разобрать, какого, было невозможно.

– А что такого-то? – напряглась Лизка, пододвигаясь поближе к Шумахеру вместе с табуреткой.

– Как написал Андрей, я уже видел эту надпись, – взгляд Ильи не только не касался ребят, но и вовсе устремился куда-то за пределы этого мира. Время ли он преодолевал, пространство или и то, и другое сразу?..

На кухне надолго воцарилось молчание. Андрей тоже смотрел «в никуда», а Лиза и Саня растерянно переглядывались и не знали, что тут сказать. Лизка полезла за телефоном, но Шумахер покачал головой, советуя не писать пока мне. Сначала – разобраться в ситуации. Саня всегда был последователен.

Неожиданно Илья словно бы очнулся и единым махом осушил свою кружку с чаем.

– Надпись на лезвии ножа. Тактического ножа спецназа, если вам это интересно. А вы где её видели?

Лиза уткнулась взглядом в кружку, не зная, что ответить. С одной стороны, по всему выходило, что этот Илья знает историю их ножа, но с другой, отчего-то Лизке совсем не хотелось озвучить своё «Да», словно этим она отказывалась от находки, от права разбираться с этой истории…

А вот Шумахер не видел смысла отпираться:

– Мы тоже на лезвии ножа. Который этот… забыл, как зовётся.

– НРС, – хором ответили Лиза и Илья и невольно переглянулись. Илья пригладил бородку и подмигнул девочке – или, вернее, мальчику, как он тогда думал.

– Значит, всё-таки мы говорим об одном и том же ноже. Там ещё помимо надписи несколько букв и цифр, верно?

– «АИБ ОТ АГК» и ещё что-то, – озвучила Лиза с тяжёлым вздохом. – Мы думали, АГК – это…

– Андрей Германович Катасонов, – вернулся в разговор Андрей, невозмутимо разливая по кружкам остатки чая. – Тоже подходит, а что такого. Но увы, я не имею отношения к вашему незаконно хранящемуся холодному оружию, я так, «мимо проходил».

Казалось бы, вот она, наша разгадка – теперь Лиза должна была узнать историю ножа, кто его хозяин и где его искать, но… Кто сказал, что на этом наша история заканчивается?

Итак, хозяин ножа – тот самый таинственный «АИБ» – Артём Иванович Бондарев. Илья присутствовал при создании надписи, но затем на много лет потерял Артёма из вида, и где теперь его искать – не знает. Надпись – дарственная, в благодарность за спасение жизни одного «хадовца», то есть офицера афганской службы безопасности, и выполнена не просто на персидском, а на дари, афганском диалекте.

О чём ещё мы мечтали узнать? Да вот они, исчерпывающие ответы на все наши вопросы! Когда я наконец-то это осознал, у меня на секунду перехватило дыхание. Если бы за окном не царила глубокая ночи, да и я не лежал бы на скрипучей раскладушке с телефоном в руках, боясь ненароком разбудить родителей, – то в этот момент я бы завопил от восторга, как дошкольник.

Но увы, увы, увы. Я мог только лежать, глубоко дышать, унимая бешеный пульс, и вглядываться в мелкие буквы на экране телефона, связывающие меня с Лизой пуповиной интернета.

– А про шифр ты спросила? – наконец собрался я с мыслями.

Лизка по обыкновению писала долго, с перерывами, и когда ответила, я весь уже извёлся.

– Это не шифр, – написала она. – Это четыре цифры.

Я, рискуя перебудить родителей надсадным скрипом раскладушки, вытащил нож из-под подушки и, подсвечивая экраном, внимательно уставился на гравировку. Так ничего и не понял, осторожно убрал нож обратно и лёг. Мама сквозь сон что-то попыталась спросить, но я в ответ лишь замер, делая вид, что вижу десятый сон, и она вскоре заснула обратно. Выждав секунд двадцать, я снова вернулся к переписке.

– Четыре?

– Ага, – подтвердила Лизка. – Мы единичку потеряли.

Ей явно доставляло удовольствие мучить меня намёками, не говоря ответа сразу. Я задумался, раз за разом воспроизводя в памяти надпись. Единица… та косая черта?

Четыре цифры. Тогда получается, что последние два символа – это «83», а не «8 з». «1?83». Оставалась непонятная закорючка, похожая то ли на четвёрку, то ли на букву У… То ли на кривую девятку? Тогда выходит, что четыре цифры – тысяча девятьсот восемьдесят третий, пятый год пребывания наших войск в Афганистане.

Только после этого я взглянул на экран телефона.

Лизка, разумеется, не выдержала столь долгой паузы и сама уже написала ровно тот же ответ: «1983».

– Я понял, – сдержанно ответил я, хотя голова шла кругом. После всего этого будничный рассказ о том, как Лизка с Шумахером вернулись, уже был столь малоинтересен, что я даже ни о чём не спрашивал. Скомкано попрощавшись, я рухнул затылком на подушку, положил телефон на пол и бездумно уставился в тёмный потолок, по которому бродили тени, на неуловимый тон ещё более тёмные.

Мои мысли некоторое время вертелись вокруг ножа и информации, которую сообщили мне Лизка с Саней, но постепенно всё труднее становилось сосредоточиться и додумать хотя бы одну мысль до конца. В голове рождались странные образы, оживали размытые картинки, а потом власть в разуме захватили сны.