Нонна Ананиева - Жандармский дворик
Лёша быстро прочитал заклинание и резко дёрнул крышку: из футляра полился яркий, нежный, тёплый, божественный свет. Он состоял из разноцветных фигур, вылетающих одна из другой, волн, кругов, квадратов, летающих крыльев, лучей, сияний, всплесков, миганий, переливаний – всё небо, вся земля, весь воздух превратились в одно целое.
– Спрашивай, сын человеческий! – пронеслось над миром.
Лёша стоял и заливался слезами. Он не мог ничего говорить. Никто не мог. Хватало сил только смотреть на это чудо и чувствовать, что он живой.
Но потом сознание вернулось к нему, и он спросил:
– Кто ты? Скажи, что будет с Землёй? И что будет с моим другом Рару и его народом?
– Мы довольны тобой! – сказал добрый голос. – Но испытания твои ещё не закончились. Только через сто лет ты, человек, подойдёшь к новой реальности. Не забудь, её надо заслужить… – послышалась необычная красивая музыка, от которой просто замирало сердце. – Новую реальность мы создадим вместе. У тебя уже есть помощники. Народ Рару не погибнет. Я благословляю Рару. Это одна из самых старых цивилизаций. Храните любовь… – это главное на Земле, это ваш пропуск во Вселенную… – разноцветные волны стали стихать, и голос начал удаляться, но Лёша ещё расслышал: – Ничего не бойся! Зло слабее, даже если его больше! Слушай сердце! Мы всегда с тобой!
Сколько прошло времени, никто сказать не мог. Да и вообще с этим временем все и так уже запутались. На душе у всех было радостно и спокойно. От фиолетовых не осталось и следа. Но диска в руках у Лёши тоже больше не было. Природа успокоилась, кругом царила тишь и благодать. Какое-то время все сидели в оцепенении.
– Интересно, а бегемот к нам больше не придёт? – спросила Икара, приходя в себя, потом вдруг вскрикнула, – ой! Что это? Его здесь раньше точно не было.
В метре от ребят сидел маленький чёрный щенок пуделя. Все многозначительно переглянулись, а щенок залаял.
– Ну что, Гор? Похоже, Высшие силы дали тебе ещё один шанс на Земле! – сказал Рару, обращаясь к собачке.
Щенок пискнул и прыгнул Лёше на руки.
– Я давно хотел такого, – обрадовался Лёша.
– С нами не пропадёшь, – Икара подошла и погладила щенка по голове, а тот осторожно лизнул ей руку.
– А вот и кирди! – обрадовался Рару, – соскучились по дому?
– Ура!!! Мы едем домой! – закричали ребята.
– Подождите! – испуганно воскликнула Икара, – мы что, больше с тобой никогда не увидимся, Рару? Как же так? Что там будет на твоём корабле сейчас?
– Сейчас я уже ничего не боюсь. Сейчас всё будет хорошо. Дай мне свою правую руку, – попросил Рару.
Икара протянула ему руку.
– Это не простое кольцо у тебя на мизинце. Камушек в нём когда-то был на футляре Золотого диска. Мы с отцом решили отдать его тебе в знак благодарности.
– Но оно у меня было с самого первого момента, как я попала на ваш корабль, – удивилась Икара.
– Время не имеет значения, Икара, – улыбнулся Рару.
– Ой! Я так и не смогла к этому привыкнуть. Мне грустно с тобой расставаться. Не забывай нас! – она смотрела в его огромные глаза.
– Когда вы захотите мне послать привет, надо направить колечко на Луну и сказать «просьбу». А я уж найду способ с вами связаться. Поехали, друзья! Вперёд!
– Рару, я никогда тебя не забуду, – Генрих протянул ему свою руку. – Мы будем ждать тебя и твой народ. Земля большая. Вместе мы сделаем её ещё прекраснее и счастливее для людей.
– Я понял, – сказал Лёша, – все наши прошлые воплощения станут целым, где останется только самое лучшее из прожитого – в этом и есть эксперимент на Земле. После этого мы будем готовы к Большому Переходу. У нас осталось сто лет. Мы возьмём с собой смелость, упорство, преданность, сострадание, дружбу и любовь. Это именно то, чем Земля должна помочь Вселенной. Мы будем слушать своё сердце! – пообещал Лёша.
– Гарамания, Санатария, Вафия, Челения, Григориу, Саман, Саман, Саман! – забубнили уже опытные телепортирующиеся.
Часть 3
Москва, 1937 год
Матрёна Ильинична первая услышала шум в конюшне, так как её квартира была ближе всех. Она вышла во двор и подошла послушать, что там происходит. Это могла быть только её любимая троица, предававшаяся бескрайнему веселью. Потом вдруг что-то грохнулось и затихло.
– Лёша! Генрих! Что происходит? – дверь в конюшню была заперта, но она нашла окно с двумя оторванными досками.
Услышав голос тёти Матрёны, Икара заревела во всё горло, всхлипывая то на немецком, то на русском.
Матрёна Ильинична нашла валяющуюся рядом с окном старую брезентовую рукавицу, надела её на руку и выломала ещё две доски, потом открыла раму и влезла внутрь. От пыли ничего толком нельзя было разобрать, но постепенно глаза стали привыкать. Она увидела в середине конюшни старую карету с распахнутыми дверцами с обеих сторон. Не карета, а взлетающая птица. Перепуганная Икара подбежала к Матрёне Ильиничне и крепко схватилась за её юбку. Затем из пыльной тьмы появились Генрих и Лёша. Они были как будто засыпанные пеплом и тоже немного напуганными, но не плакали, а улыбались.
– Да-а-а! Здорово порезвились, ничего не скажешь, – улыбнулась им в ответ Матрёна Ильинична.
В это время Луиза и Софья занимались пошивом новых занавесок на швейной машинке фирмы «Зингер» в каминном зале квартиры № 1. Машинку Роберт привёз из Германии. В Москве такую хорошую машинку купить было очень трудно. Сейчас она работала не переставая. Софья задумала поменять все шторы на террасе и в детской. Луиза научила свою соседку, как их сшить на немецкий манер – сразу с тонкой подкладкой и невидимыми петлями. Обе спешили закончить с шитьём к обеду, так как в ту пятницу на заводе был объявлен короткий день, а на завтра планировали большой субботник. Слово за слово, вспомнили опять юность, весёлые праздники, дни рождения, как вдруг Софья выпалила: «Что-то я не слышу детей, Луиза!»
Они выбежали во двор точно в тот момент, когда Матрёна Ильинична и трое её любимцев вылезали из конюшни.
– Матрёна!? – на лицах обеих мамаш застыло недоумение. – Что это вы ещё придумали? Что это за игры?
– Да что вы, как вы могли такое подумать? – сказала Матрёна Ильинична, стряхивая с себя паутину, пыль и всю остальную грязь, успевшую на неё попасть. – Они каким-то образом сами залезли в сарай, ну а дальше, как бы вам сказать… Я испугалась, не наделали бы себе увечий…
– Мы нашли там старые книжки и журналы, – как ни в чём не бывало сказал Генрих. – Ещё есть старая перчатка, а второй нигде нет.
– Что за книжки? – спросила Софья у Лёши, мельком взглянув на помятую и испачканную лайковую перчатку из тех времён, дореволюционных, солнечных, нарядных времён её безмятежной юности… И сердце её тревожно сжалось.
– Старые журналы, – повторил Лёша.
Софья заволновалась. От Лёши можно было ждать чего угодно.
В этот момент во двор вошли Роберт и Фёдор.
Икара бросилась к отцу со всех ног с криками на родном немецком. Роберт посмотрел на Фёдора.
– Мальчишки что-то нашли в конюшне, – перевёл Роберт слова дочери.
Чумазые и запорошенные Генрих и Лёша сидели на траве около фонтана и листали старые книжки. Фёдор посмотрел на сына, заметив, что он страшно волновался.
– Что вы нашли такое? И как вы туда попали?
– Папа, смотри! Я же говорил. Я вчера его нарисовал, – он держал в руках дореволюционный журнал «Наука и техника». Там были картинки и фотографии разных велосипедов.
«“Наука и техника”! Откуда?» – Софья вспомнила журнальный столик, отца, что-то читавшего, надев роговые очки, и запах маминых духов, цветочный, нежный, французский… «Когда же это кончится? Лёшенька…»
Фёдор взял в руки журнал: на одной из фотографий сидел мальчик в матроске на четырёхколёсном велосипеде, и было написано: «Цесаревич Алексей на велосипеде на дорожке Царскосельского парка в сопровождении матроса Деревянко». Цесаревич сидел точно на таком велосипеде, который вчера старательно вырисовывал его сын. «Этого ещё не хватало! Господи, помилуй!» – взмолился Фёдор, и на лбу у него выступил холодный пот.
– Во-первых, почему ты такой грязный? Ты знаешь, я этого не люблю. И где мать? – ничего не нашёл другого, что спросить перепуганный до смерти Фёдор. Он крепко сжимал в руках журнал, и никакая сила не могла заставить его ослабить хватку.
– Кто вам разрешил лезть в конюшню?
Глаза Софьи и Фёдора встретились. Они стояли как вкопанные минуту или две. Она – гордая, с прямой спиной, серьёзная и решительная. Он – как зверь на охоте, готовый к прыжку, только вот прыгать надо было на слона, и это мог бы быть его последний прыжок… Фёдор провёл руками по волосам, кашлянул и не стал прыгать.
