Евгений Наумов - Загадка острова Раутана
Светка самодовольно улыбнулась.
— А очень просто. Я попросила его подробно рассказать, как работают старатели, назвать фамилии лучших. Это, мол, нашей киногруппе для фильма очень нужно.
Позавтракав, они помчались в теплушку. Там уже никого не было: ни звеньевого, ни Жмакина. Ленька с порога бросился к камере и вытащил ее. Она почему-то была теплая, словно лежала на солнце. Одного взгляда на счетчик было достаточно: почти вся пленка отснята.
Но почему почти? Почему не вся? Кто-то остановил камеру?
Для проверки он нажал на кнопку и похолодел: мотор не работал. Кинокамера была сломана.
Вдруг Ленька увидел, что руки у него стали черными.
Пассажир в берете
Капитан Елисеев посмотрел вниз:
— Моржи промелькнули.
Василек с кинокамерой подошел к иллюминатору. Там он нацелил объектив и решил, не сходя с места, ждать, когда снова появятся моржи. Уже несколько раз видели они их на льдинах, но Василек не успевал вовремя подскочить к иллюминатору. Елисеев делал пометки на карте. Он объяснил, что там, где моржи, — тяжелый лед.
Василек дал себе слово «поймать момент», но не заметил, как задремал под усыпляющий рев моторов. Перед глазами все поплыло.
Он проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Перед ним стоял капитан Елисеев.
— Скорей! Иди снимать язык.
Василек спросонья перепугался:
— Чей язык?
— Там увидишь! Быстрее!
Василек вскочил и рысью затрусил за капитаном.
— Самолет специально делает круг! — на ходу кричал Елисеев. Он втолкнул Василька в свою кабину и велел посмотреть в блистер.
Василек ожидал увидеть какое-то чудовище с невероятно разинутой пастью, но ничего, кроме льда, не увидел.
А Елисеев наседал:
— Ну, видишь? Теперь видишь? Язык темного льда? Снимай!
Внизу, под самым «животом» самолета, действительно было видно нечто вроде большого серого языка. Василек пристроил в блистере кинокамеру и затрещал ею. Самолет закончил круг и уходил вправо.
— Хорошо, — сказал капитан. — Теперь я спокоен.
Он рассказал, что такие языки, состоящие из многолетних паковых льдов, встречаются чрезвычайно редко. Знакомый ученый не раз просил его сфотографировать язык для книги, которую он пишет о льдах Арктики. По форме и направлению языка можно сделать вывод о движении льдов в этом районе. Язык тянется с севера, значит, льды движутся к побережью Чукотки.
— Ну и что? — захлопал глазами Василек.
— Это же очень важно! — говорил Елисеев. — Через несколько дней у побережья может быть сжатие льдов. Если там окажутся суда, их повредит, а то и на дно… Бывали такие случаи, — капитан потемнел лицом. И, видя, что Василек еще не до конца все понял, закончил: — А теперь штаб ледовой проводки, получив наши сведения, предупредит суда, изменит график движения караванов. Понял? Уяснил?
— Ага, — Василек обрадованно заулыбался. — Об этом обязательно надо рассказать в фильме!
— Если что-нибудь получится у тебя, то мы покажем его в штабе ледовой проводки тому ученому…
— Остров Врангеля! — раздался голос.
Все прильнули к иллюминаторам и увидели низкие плоские берега, изрезанные лагунами. Со спокойной глади воды с приближением самолета взмывали словно бы стайки белого пуха.
— Гуси, — пояснил бортмеханик Торопов. — Их тут больше, чем комаров. Арктический заповедник. Сейчас они линяют.
Самолет делает круг, заходя на посадку. Небольшой поселок — деревянные домишки вразброс. Возле одного из домиков стоит вездеход. Бегают здоровенные собаки.
Вот и земля. Бешено струится под колесами грунтовая взлетная полоса. Казалось, командир, притянув штурвал к груди и откинувшись назад, своими могучими руками осаживал сотни лошадиных сил, что бушуют в моторах. При ударе о грунт приборная панель задрожала.
Торопов уже сидит между пилотами, деловито щелкает переключателями.
Спущен трап, и все выходят.
На острове резкий, пронизывающий ветер. К самолету бегут два человека в шубах. Они передают почту бортмеханику, тот забрасывает мешок в дверцу.
— Человека возьмите, — говорит один из подошедших, красноносый от холода. — Просится на материк.
— Кто такой? — лениво полюбопытствовал Цуцаев.
— А вон идет.
Эдька и Василек переглянулись и, не сговариваясь, наперегонки бросились навстречу идущему.
— Ксаныч! Ксаныч! — орали они.
В ушах свистел ветер, и слезы выступали на глазах — то ли от ветра, то ли от того, что вновь видят знакомую сухощавую, подтянутую фигуру. Ксаныч был в кожаной куртке, синих джинсах, сапогах. Он шел, размахивая белым платком. Когда приблизился, стало видно — в руке не платок, а гусь. Ксаныч держал его за крылья, а гусь норовил ущипнуть ненавистную руку.
Ребята с разбегу кинулись Ксанычу на шею. Он загорел, оброс клочковатой светлой бородкой.
— Вот так встреча, — сказал он растерянно. — Откуда вы свалились, с Луны?
— С неба, — засмеялся Эдька.
— А… — начал было Василек и вдруг закричал: — Ай-ай-ай!
Гусь изловчился-таки и зверски ущипнул его за ухо. Василек запрыгал на одной ноге.
Ксаныч неодобрительно встряхнул пернатого разбойника:
— Ну ты, хулиган! Смотри, в суп попадешь.
— А зачем он вам? — Эдька опасливо отошел в сторону. Гусь, шипя, потянулся за ним.
— По дороге поймал. Путайся под ногами, не давал идти. Драться лез… Возьму на память, все-таки арктический гусь.
Эдька захихикал. Потом озабоченно сказал:
— Ксаныч, только вы не говорите, кто вы такой. И самое главное, берет спрячьте.
— Врать? Это почему же? — брови Ксаныча сошлись.
Эдька и Василек, торопясь, стали объяснять, гусь перебивал их не то гагаканьем, не то дадаканьем. Ксаныч неохотно спрятал берет.
Они подошли к самолету.
— Возьмете на материк? — спросил Ксаныч, протягивая командиру гуся. Тот критически осмотрел птицу.
— Больно худой для супа.
— Да не гуся, а меня!
Торопов нагнулся, взял птицу за крылья и взвесил. Снова изловчившись, гусь цапнул его за бок. Бортмеханик скривился и забросил его вслед за мешком в люк.
— Несознательная живность. Это я должен ее есть, а не она меня… Ладно, отвезем ученым, пусть изучают.
— Ненормальный, — подтвердил Ксаныч. Василек обиженно тер ухо.
— Откуда — куда? — спросил Цуцаев, с подозрением глядя на большой кожаный кофр. Ксаныч сказал, что он корреспондент «Пионерки» и просит забрать его с острова.
Эдька так и съежился. Эх, Ксаныч, нашел кем назваться! Сейчас Цуцаев скомандует: «Прессу кыш с борта! Лишний вес».
Но командир внезапно сказал обмякшим голосом:
— Ох уж эти корреспонденты… Их нынче здесь больше, чем гусей. Кого другого не взял бы, но корреспондента «Пионерки» уважить надо. Сын у меня выписывает эту газету, да и сам, помню, в детстве читал каждый номер. Интересно… Ну ладно, садитесь.
И тут Ксаныч сделал непростительную ошибку: вытащил и надел смятый черный берет. Капитан Елисеев посмотрел на него и ахнул:
— Батюшки! Пассажир в берете! Тот самый… несчастливый? Ах, так? Обманывать?
Ксаныч молча вытащил и протянул ему красную книжечку. Тот раскрыл ее, сбил фуражку на затылок:
— Действительно внештатный корреспондент «Пионерки». Виноват… А я слышал, тот, в берете, киношник.
— Тот в берете я и есть, — сказал Ксаныч. — Что ж, не возьмете?
— Возьмем, — пробасил Цуцаев. — Мы своему слову хозяева.
— А приметы? — сощурился Ксаныч. — Не боитесь, что пассажир в берете принесет вам несчастье?
— Если б боялись, дома сидели б за печью, — сказал Цуцаев, а Торопов добавил:
— Других пугай, корреспондент, только не ледовых разведчиков.
Ксаныч улыбнулся и полез по трапу вверх.
«Мы едем, едем, едем…»
Ленька лежал на нарах и мрачно смотрел в потолок. Дела складывались плохо. Кинокамера не работает, а вокруг столько интересного! Вдобавок стала ворчать на него Светка, он ведь не хотел объяснять, кого и зачем снимал скрытой камерой. В «скрытый метод» она не очень поверила и, судя по всему, имела на этот счет свои соображения. К тому же последние три дня к старателям не приходили машины и уехать в город было не на чем.
— М-да… — Ленька вздохнул и в сотый раз подумал: получилось что на пленке или нет? Если получилось, пленка поможет разоблачить Жмакина.
От мрачных мыслей разболелась голова. Он посмотрел в окошко: сыпал снег. Начиналась настоящая летняя чукотская метель, буйные космы ее завихрялись, кружились.
Светка ушла к старателям смотреть, как промывают золото. Она целыми днями что-то записывала в блокнот, выспрашивала старателей обо всем. А Леньке было тошно — вокруг кадры, кадры, и какие — великолепные! Эх!
Кто-то вошел, стал шумно отряхивать снег с одежды.
— До чего тесная Чукотка стала — везде знакомые, — сказал вошедший.
