Василий Смирнов - Ребята Скобского дворца

И в самом деле бравый моряк Григорий частенько наведывался к Аксинье. Слух же о чудодейственном зелье гулял по всему дому, будоража многих.

Было это совсем недавно, каких-нибудь полтора месяца назад. И вот теперь, осторожно развернув бутыль, Аксинья вытащила пробку, понюхала, словно в чем удостоверяясь, и, снова закупорив бутыль, поставила обратно в сундук. Из узелка, который лежал в сундуке, она достала несколько брошюрок, завернула их и сунула к себе за пазуху. Поторопившись, Аксинья задвинула сундук под койку, не заперев. Она и не подозревала, какие мысли зароились в этот момент в голове следившего за ней Царя. А мысли появились у него неожиданные и недобрые.

Низкая, словно крышкой, придавленная тяжелым сводчатым потолком каморка Иванихи напоминала сундук, оклеенный изнутри порыжелыми шпалерами и лубочными картинками. У запыленного окошка на своем топчане шевелился Типка, а напротив него у стены за широким ситцевым пологом тяжело вздыхала и что-то шептала про себя Иваниха. Наконец поднялась и она, оделась и подошла к Царю.

— Спал бы, Типушка, — посоветовала ему тетка, — пока спи да гуляй. У чужих людей не отоспишься.

Царь молча встал, сходил в коридор, где находилась плита и в углу капелью разговаривал водопроводный кран с раковиной. Умылся, не жалея воды. Царь любил чистоту и порядок.

С нетерпением ждал он, когда Иваниха хоть на полчаса выйдет из квартиры. Время тянулось медленно. Не спеша позавтракали они, напились чаю.

— На чужих людях не будь молчуном! — продолжала она наставлять племянника. — Поразговорчивее веди себя. Ты к людям с лаской, и они к тебе не с таской. Тоже приголубят сироту, скажут доброе слово.

Когда, прибрав посуду и наговорившись досыта, Иваниха ушла по своим делам, Царь облегченно вздохнул. Он был суеверный человек, верил в колдунов, домовых, чертей и во всякие приворотные зелья.

Царь осторожно выдвинул из-под койки Аксиньи обитый белой жестью сундук, раскрыл и вынул бутыль с чудодейственным зельем. Понюхав, он зажмурился. Пахнуло крепким спиртным духом.

«Водка! И не простая... с приворотными корешками», ~ определил он, внимательно разглядывая бутыль с зеленоватой жидкостью. Чувствуя угрызения совести (от Аксиньи он ничего плохого не видел), Царь решил: «Ладно, ей тоже оставлю». Разыскав порожнюю посудину, Царь ополовинил Аксиньино зелье, поспешно долил бутыль из чайника. «Не догадается», — подумал он, успокаиваясь.

Поставив бутыль на прежнее место, Тапка задвинул сундук под койку, а свою бутылку спрятал в угол за иконы, куда Иваниха заглядывала только раз в год, перед пасхой.

Ванюшка в это утро тоже проснулся необычно рано — почти одновременно с дедом, еще до заводских гудков.

— Ты что таращишь глаза? — удивился дед, не спеша вылезая в нижнем белье из-под байкового одеяла и поглаживая рукой бороду. — И во сне-то все играешь в орлянку. Задам я тебе порцию горячих!

Ванюшка молчал, слушая, как под одеялом тревожно стучит у него сердце. Побранив Ванюшку, дед перешел к более серьезным житейским размышлениям.

— По такой погоде только спать и спать, — бормотал он, натягивая на ноги сапоги. — Хороший хозяин и собаки не выпустит.

Дед говорил вполне резонно. Сумрачный с раннего утра день явно занедужился, словно он тоже горевал — оплакивал незадачливую Ванюшкину судьбу. По стеклам окна струились мелкие, но частые капли дождя. Надрывно завывая, кашляя, гремел ветер сорванным с крыши железным листом. Над Невой грязной мокрой дерюгой повис клочковато-серый туман. Он лез и в комнату, прижимаясь к стеклу.

— Ох-хо-хо! Грехи наши тяжкие. Теперь бы в деревню... на печку забраться да косточки погреть... — сладко зевая, рассуждал дед.

Зачем деду понадобилось забираться на печку и там прогревать свои косточки, Ванюшку не интересовало. Какие у деда случались грехи, Ванюшке тоже было совершенно безразлично: волновали и мучали его свои собственные невеселые мысли. Что было во сне и что накануне наяву, теперь все перепуталось в голове Ванюшки. Он закрыл глаза, и снова ярко, до мельчайших подробностей в памяти всплыла вчерашняя игра, уже после ухода Фроськи.

На дворе у подъезда толпились ребята.

«Орел! Решка! Орел!» — кричали то Ванюшка, то Серега Копейка. Медный пятак, взлетая выше головы, покружившись, ложился то орлом, то решкой. И почти каждый ран не в ладу с желанием Ванюшки.

Первый рубль Ванюшка проиграл смело и размашисто.

— Ишь ты, играет, как купец с Апраксина рынка, — удивлялся кто-то из скобарей.

Второй рубль Ванюшка проиграл так же азартно, но уже с гнетущей болью на сердце.

— Смотри, хмырь! За тобой уже два целковика, — предупредил Копейка.

Ванюшка не отозвался.

— Сквитаю проигрыш и кончу, — упрямо подбадривал он себя, облизывая сохнувшие губы.

Кто-то из скобарей тоже советовал:

— Играй, Чайник, играй. Отыграешься!

Сумма долга все росла. Ванюшка уже перестал надеяться на удачу. Глухое отчаяние все более охватывало его.

«Боженька, миленький, помоги мне отыграться...» — Ванюшка уже мысленно обращался к неведомому богу. Но бог почему-то не хотел помочь Ванюшке, и он продолжал проигрывать.

— Три рубля! — звонко крикнул кто-то из ребят, окруживших игроков плотным кольцом.

Серега, попридержав свой пятак, тоже предупредил:

— Смотри, хмырь! За тобой три целковика.

«Играй!» — хотел крикнуть Ванюшка, но голос ему изменил, он только прохрипел.

— Кончай. Чайник! — вдруг приказал Цветок, подойдя к Ванюшке и силой отводя его в сторону.

— Хватит, Чайник! Хватит, больше не играй! — послышались голоса и со стороны.

— Хватит так хватит, — отозвался и Копейка, убирая свой счастливый пятак в карман жилетки.

...Ванюшка открыл глаза и вытер грязной дрожащей рукой выступившую на лбу холодную испарину. Закрыв глаза, он снова увидел Копейку.

— Когда отдашь?

— Отдам. — Ванюшка содрогнулся, услышав свой ответ.

Дед ушел. Мать, мельком взглянув на Ванюшку, тоже ушла, хлопнув в коридоре дверью. В небольшой двухкомнатной квартире на третьем этаже, оклеенной простенькими обоями и заставленной старой поломанной мебелью, остались только Ванюшка и бабушка Настасья Ильинична.

Со все возрастающей тоской, ворочаясь на своем матрасе, думал Ванюшка о злосчастном проигрыше. Где взять три рубля? Он забрал свою копилку — игрушечный почтовый ящик с орлом — под одеяло, еще раз тщательно пересчитал находившиеся там капиталы. Было в копилке всего рубль с мелочью. Затем снова повесил «почтовый ящик» на стену и залез под одеяло. Сколько Ванюшка ни лежал на своем матрасе, ни ломал голову, он ни к чему не пришел. Но придумать нужно было если не сегодня, то завтра или в конце недели. Иначе по неписаным мальчишеским законам Скобского дворца попадал Ванюшка в кабалу к Копейке. Мог тот мытарить Ванюшку как хотел, пока числился долг.

Неохотно Ванюшка поднялся с постели, сходил в коридор, который заменял кухню во всех квартирах Скобского дворца. Так же неохотно сполоснул в коридоре под краном руки и мокрыми ладонями помазал по лицу. Вместо того чтобы, как это бывало раньше, на скорую руку закусить и ринуться на улицу, он уныло поплелся к бабушке. Голова сама клонилась вниз, а в груди ощущалась гнетущая пустота, словно кто вынул сердце и вставил взамен пустую бутылку. В смежной комнате у бабушки светилась в углу перед иконой лампадка, белело завешанное тюлевой занавеской окно, и в комнате, как обычно, пахло лекарствами.

Бабушка уже встала. Стоял перед ней на столе фарфоровый чайник с кипятком, лежали на тарелке сухарики, в масленке белело сливочное масло высшего сорта «звездочка» — обычное в последнее время кушанье бабушки: иной пищи у нее желудок не принимал. В другое время он охотно бы выпил с бабушкой чашку чаю, но теперь наотрез от чая отказался, только взял один сухарик.

— Ты что такой квелый? Не заболел ли? — Бабушка тревожно глядела на внука. — Сходи погуляй. Дождь уже перестал. Чего в комнате киснешь?

— Не хочется, — уныло отказался Ванюшка, подпирая спиной косяк двери.

Они долго молчали. От нечего делать Ванюшка медленно пережевывал сухарь.

— А что... у дедушки много денег? — невпопад спросил он, по-прежнему уныло разглядывая комнату и думая совершенно о другом.

Настасья Ильинична удивленно взглянула на внука и невесело усмехнулась.

— Был бы богат, не гнул бы спину за буфетом на кухне. Что это ты про деньги-то заговорил?

— Да так... — Ванюшка решил отказаться от дальнейшего разговора, сообразив, что у него все равно не хватит духу рассказать кому-либо из домашних о своем проигрыше и попросить денег.

Но бабушка пустилась в многословные воспоминания, сколько во время ее молодости стоил куль ржи и по какой цене покупали тогда в деревне корову.