Владимир Корчагин - Тайна реки Злых Духов
Квартира Лариных была большая, обставлена дорогой мебелью, и Наташа чувствовала себя неловко среди зеркальных шкафов, огромных ковров и тяжелых мягких кресел. Но вскоре подошли другие ребята. Квартира наполнилась шумом. И в ней стало сразу уютно.
Анна Николаевна пригласила ребят к столу. Чего только не было на этом столе! Наташа никогда не видела сразу столько сладостей и такой красивой блестящей посуды. Сначала ребята стеснялись. Но Анна Николаевна угощала их с такой настойчивостью и так просто, что вскоре все почувствовали себя как дома. А после того как их угостили каким-то сладким душистым вином, за столом поднялся шум, какой бывал не на каждой перемене.
Наташа сидела рядом с Валерием, и ей казалось, что его мать относится к ней особенно внимательно. Это смущало ее и в то же время наполняло радостным чувством, от которого все вокруг делалось еще более красивым и праздничным.
Потом они танцевали, играли, пели песни. А под конец Валерий сел за свое новое пианино и, не спуская с Наташи глаз, заиграл ее любимый вальс. Когда же все начали расходиться домой, он отвел Наташу в сторону и, передавая ей сложенный в несколько раз лист бумаги, тихо сказал:
— Это мой подарок тебе…
Наташа смутилась, неловко сунула бумажку в карман платья и, не зная, что сказать Валерию, поспешила спрятаться за спинами подруг.
Только возле своего дома, оставшись совсем одна, подошла к уличному фонарю и развернула заветный листочек. Это были стихи. Вначале Наташа ничего не могла разобрать, кроме двух больших букв «Н*** С***», тщательно выведенных сверху листа. Буквы прыгали перед ее глазами, а строчки разбегались в разные стороны. Но постепенно до нее начал доходить смысл написанного.
Валерий писал о весенней ночи, о «волшебной лазурной» ночи, которая «синевою воздуха спорила с таинственной синевой небес». Наташа невольно посмотрела на небо. Оно было черное, как сажа. Но разве это имело какое-нибудь значение, если дальше Валерий писал о ней, Наташе, и сравнивал ее и с луной, и со звездами, и с дыханием ночи, и с ночным ветерком. Все это было трудно представить. Но голова Наташи кружилась от выпитого вина и от музыки, и от улыбки Валерия, и просто оттого, что была весна, кругом цвела сирень, а жизнь была такой прекрасной и радостной.
И ей уже казалось, что небо в самом деле синее, а воздух синий, и сама она легче самого легкого ветерка…
…Наташа остановилась и посмотрела кругом. Лес стал как будто еще темнее. Огромные вековые деревья обступили ее сплошной стеной. Солнечный свет почти не проникал через их сомкнутые кроны. Ей снова стало страшно. Почему так долго нет ручья? Она прошла уже порядочно. А он все журчит где-то в стороне. Но теперь уже наверняка недалеко. Не возвращаться же с пустым бидоном!
Она снова представила себе веселого неунывающего Валерия. До чего же красивые у него глаза! Когда он смотрит на нее, ее охватывает такое чувство, какое возникло бы, наверное, у человека, у которого вдруг вырастают крылья, а под ногами разверзается зияющая бездна. Человек этот еще не знает силу своих крыльев: вознесут ли они его в сияющую высь или рухнет он в бездонную пропасть. Это так страшно! И в то же время так заманчиво…
Саша не вызывал у нее таких чувств. Но Саша был единственным человеком, за которого она могла бы в любой момент поручиться, как за самое себя… Он единственный человек, на которого она могла бы положиться всегда и во всем. Ей вспомнилось вдруг позапрошлое лето, когда они были вместе в пионерском лагере.
Однажды их отряд отправился в соседнюю деревню помочь колхозникам убирать сено. Был ясный солнечный день. Луга начинались сразу же за деревней. Широким многоцветным ковром раскинулись они по берегам маленькой речки, лениво бегущей среди зарослей тальника.
С криками и смехом, словно в воду с высокого берега, ринулись ребята к стоящим вдали копнам. В глазах пестрело от желтых лютиков и белой кашки. Ноги тонули в густой зеленой траве. А в жарком неподвижном воздухе, наполненном сладковатым ароматом свежего сена, стоял неумолчный треск кузнечиков.
Наташа мчалась впереди всех, разводя руками высокие метелки конского щавеля. Ей не терпелось броситься на кучу скошенной травы. Ей непременно хотелось быть там первой. Но вот она взбежала на пригорок и даже вскрикнула от неожиданности: весь пригорок был усеян яркими красными маками. Они покачивались на своих тонких ножках и будто кивали ей своими круглыми пунцовыми головками.
Наташа невольно остановилась. Какой простор… Откуда-то издали доносился рокот работающей косилки. За дальним лесом слышался монотонный гул трактора. И над всеми этими звуками плыла тихая протяжная песня, которую с чувством вели молодые женские голоса.
Для Наташи, детство которой прошло на улицах большого города, все это было волшебной сказкой. Никогда не думала она, что работа, обычная деревенская работа, может быть так прекрасна.
Целый день, до вечера, со смехом и шутками сгребали они в кучи мягкое пахучее сено. Обедали здесь же, на лугу, у речки, в которой дрожали над водой большие белоснежные лилии. Потом играли в прятки в высокой, до пояса, траве, валялись на душистом сене и только под вечер усталые, довольные, с большими букетами цветов возвратились в деревню, где в маленькой сельской школе был приготовлен им ночлег.
И тут случилось несчастье: Наташа наступила на обломок косы и сильно порезала ногу. Поднялся переполох. Ребята обегали всю деревню. Облазили все здание школы. Но нигде не нашлось даже йода. С большим трудом вожатая остановила кровь и перевязала ногу своим носовым платком. Но боль не проходила. А с наступлением темноты в окна школы забарабанил дождь.
До полночи, почти без перерыва шумел назойливый дождик, и до полуночи не спала Наташа, поглаживая больную вспухшую ногу. А в первом часу скрипнула входная дверь, и на пороге показалась мальчишеская фигура.
Это был Саша. Он вымок до нитки, ноги его были по колено в грязи, В руках он сжимал какую-то большую, картонную коробку.
Ребята подняли головы.
— Саша, ты чего это?.. — послышался заспанный голос вожатой.
— Да вот аптечку принес… Надо же перевязать Наташу.
— Откуда принес? — удивилась вожатая.
— Из лагеря, конечно. Откуда же еще!..
Огромное чувство благодарности переполнило тогда Наташу: ведь до лагеря было не меньше семи километров…
…Она снова остановилась и, подняв с земли сухую ветку, начала машинально обламывать с нее сучки. Да, Саша был самым преданным другом. И, может быть, именно поэтому в последнее время она все чаще ловила себя на мысли, что она в чем-то виновата перед ним. Эта мысль снова и снова возвращалась к Наташе, хотя она как будто бы ни в чем не могла себя упрекнуть. В душе она относилась к нему очень хорошо, лучше, чем к кому бы то ни было другому.
Но ведь это только в душе. Он, по-видимому, даже ни о чем и не догадывается, не знает, как она ценит, его дружбу…
Наташа остановилась перед большим колючим завалом. Но что это? Она прислушалась. Журчание ручья доносилось уже откуда-то сзади.
— Как же я его не заметила?..
Она повернула обратно. Вновь перебралась через завал.
Прошла еще немного. И снова прислушалась. Журчание опять послышалось за ее спиной…
— Что такое?!
Наташа вернулась к завалу. Журчание доносилось как будто из-под ног.
Так вот оно что! Ручей течет под завалом! Наташа пошла вдоль поваленных деревьев и, наконец, увидела небольшой ручеек, пробирающийся меж громадных елей. Девушка радостно улыбнулась:
— Вот ты где, плутишка!..
Она присела у самой воды и опустила в нее руки. Вода в ручье была холодная, чуть буроватая, но чистая и прозрачная. Наташа с удовольствием напилась и, став на колени, наполнила свой бидончик.
Дно ручья покрывал слой белого песка, а в самой середине его, где течение было особенно быстрым, на песке выделялись какие-то мелкие темные зернышки.
Вдруг резкий порыв ветра всколыхнул вершины елей, и тонкий луч солнца прорвался к затерянному ручейку. На мгновение ручей словно ожил, а на дне его ярко блеснули темные зернышки.
Наташа встрепенулась: «Вдруг это что-нибудь интересное!» Она зачерпнула маленькую щепотку песка, но быстрое течение смыло легкие песчинки, и в руке осталось лишь несколько тяжелых зернышек. Наташа поднесла их к глазам и стала внимательно рассматривать.
На ладони лежали тонкие блестящие плиточки, по цвету похожие на оловянную фольгу, в которую завертывают шоколадные конфеты. Плиточки мелкие: меньше конопляного семечка. И все-таки можно было рассмотреть, что почти все они имеют форму маленьких правильных шестиугольничков.
«Что бы это могло быть?» — подумала Наташа, рассматривая крохотные блестящие пластиночки. Ничего подобного она не видела даже в музее Петра Ильича.
