Владислав Крапивин - Оруженосец Кашка
– Корова бессовестная, неуклюжая! Глаза бы мои не глядели, – громким плачущим голосом говорила бабушка, но лицо ее было не жалобным, а суровым. – В чем я тесто буду ставить, а? Ну, в чем? А, молчишь? Нечего глазищами по небу рыскать, отвечала бы лучше! Думала, угощу мальчонку пирогом, а тут вон чего!
«Не до пирога уж, быть бы живу», – отметил про себя Володя. Он остановился в калитке, с опасением глядя на сердитую старушку.
– Обойдется он без твоего пирога, – сказала отвратительная Надежда и зевнула.
– Обойдется! Это ты обойдешься! Где я такую посуду найду? Ее в городе теперь не сыщешь! – Бабушка горестно склонилась над черепками. – Большая да крепкая была…
– Крепкая… – с презрением бросила Надежда. – Чего ж она с одного щелчка развалилась?
– Со щелчка! – вскипела бабушка. – Голову бы свою щелкала такими щелчками. Разбила и сидит, будто и дело не ее!
– Если кто-то думает, что я буду рыдать из-за разбитого горшка, то это просто смех, – сказала Надежда.
– Горшка! – ахнула бабушка.
– Ну и фрукт же ты, Надежда, – подал голос дядя Юра. – Возьму я в одну руку твою косу, а в другую этот веник…
Надежда стрельнула глазами в его сторону и слегка напружинила ноги.
– Если кто-то думает, что меня можно догнать, так это просто смех.
– А если кто-то думает, что пойдет сегодня в клуб на концерт, так это просто хохот, – заключил дядя Юра.
– Ну и ладно, – заговорила
Надежда. – Подумаешь! Больно мне надо всяких фокусников смотреть… Будто я нарочно ее разбила! Ну и ладно, идите сами в свой клуб.
«Кислое дело, – подумал Володя. – Ждать дальше некуда».
Вздохнув про себя, он оттолкнулся плечом от калитки и заговорил:
– Врет ведь она, дядя Юра. Эту посудину я расколотил.
Дядя Юра воткнул насаженный топор в чурбак и распрямился.
– А, вернулся, – сказал он. – Ну как погулял?
– Нет, в самом деле я, – повторил Володя. – Из рогатки нечаянно. Я хотел в нее попасть. – Он мстительно кивнул в сторону Надежды. – Прицелился, а ее угораздило на ровном месте запнуться.
– Ишь ты, какое дело, – с интересом сказал дядя Юра. – А чего вы не поделили?
– Да так. Ерунда…
– Все одно, через нее это, – вмешалась бабушка. – Кто же это в хорошего человека станет из рогатки пулять?
Надежда поднялась и гордо ушла в дом.
Идти вечером в клуб она отказалась. Володя подумал и тоже не пошел. На концерт отправились дядя Юра и мать Надежды, которая вернулась с дежурства на почте.
Бабушка заняла у соседей корчагу и заводила на кухне тесто.
Володя вышел на крыльцо, не зная, куда себя девать. Надежда кормила кур. Она покосилась на Володю, хмыкнула и сказала:
– Заступник какой… Цып-цып-цып, жрите вы, прорвы… Больно мне надо, чтоб за меня заступались. Кажется, я никого не просила вмешиваться…
– Я не ради тебя вмешался, а ради собственной совести, – внушительно сказал Володя.
– Па-думаешь! Ради совести!
– Ты па-думай. Полезно, – ядовито предложил он и с беспокойством вспомнил, что разговор днем начинался так же и кончился печально. «Фиг с тобой, – решил Володя. – Буду молчать».
Надежда вдруг разогнала кур и сказала:
– Айда на пруд. Искупаемся.
– Мне не жарко, – сухо ответил Володя.
– Простудиться боишься?
– Да где там у вас купаться? Трясина кругом!
Он думал, что Надежда опять разозлится. Но она миролюбиво объяснила:
– Ты не туда ходил. Надо к плотине. Там вода прозрачная и дно с песком. Пойдешь?
– Ну пойдем.
Они шагали молча, потом завели отрывистый, но уже не сердитый разговор: «В этом доме у нас библиотека». – «Хорошая?» – «Да так…» – «Тихо у вас». – «Здесь не город». – «Конечно». – «Сейчас к тому же все в клубе». – «Ты зря не пошла». – «А ты?» – «Не хочется». – «И мне…»
В конце пути уже позабылась ссора, и Володя подумал, что Надежда – девчонка не плохая, только характер у нее не очень.
Было около семи часов вечера. Солнце стояло еще высоко и до дна просвечивало зеленую воду. На дне тускло блестели песчинки. Вода сонно ворчала под плотиной и, пробившись через нее тонкой струйкой, прыгала в заросшее русло ручья. Пахло сырым деревом и разогретой травой. Кусты обступили пруд вплотную, и в этой зеленой тишине хотелось почему-то говорить шепотом.
– Можно с берега заходить или с плотины прыгать, – вполголоса заговорила Надежда. – Наши мальчишки прыгают с плотины. Только там опасно: колья торчат.
"Надо же! «Наши мальчишки!» – подумал Володя. Он разделся и пошел на середину плотины, цепко ощупывая босыми ступнями шершавые бревна. Надежда торопливо сказала вслед:
– Мне неохота в воду лезть. Я сегодня три раза купалась.
Володя остановился над водой. Глубина казалась порядочной. Колья, торчащие со дна, были отлично видны. Володя присел, распрямился и по дуге ушел в воду.
На глубине он открыл глаза. В мутно-зеленом сумраке колья чернели, как костяк громадной рыбы. Поверхность воды снизу казалась блестящей и непрозрачной. Володя пробил ее головой и неторопливо поплыл к берегу. Выбрался и запрыгал на крохотном песчаном пятачке, чтобы вытряхнуть из ушей воду. Ресницы были мокрые, и Надежду он видел расплывчато, будто сквозь стекло, залитое дождем.
– Хорошая вода, – сказал Володя. – Только болотом отдает немного.
– Мы привыкли… Зато здесь рыба водится. Наши мальчишки все время рыбачат… А в городе река большая?
– Конечно. У нас же судоверфь громадная.
– Поглядеть бы, а? – как-то по-хорошему, доверчиво сказала Надежда.
– Разве ты никогда в городе не была?
– Была, конечно. Только все как-то мельком. Ну, в театр, в музей сходишь, и домой пора…
– Ты приезжай, – предложил Володя и сел рядом. – У нас теперь летний трамплин построили. Планетарий скоро откроют. Пристань новую строят, чтобы танкеры с нефтью принимать. Это тебе не музей.
– Я постараюсь, – пообещала она. – Только тут у нас тоже места хорошие. Вот увидишь.
– А почему такое название – Белый Ключ?
– Скала есть за поселком. Она не совсем белая, но светлая. Светло-серая. Рядом родник. Вот и название такое, старинное. Потом сходим туда, если хочешь.
– Сходим…
Жизнь как будто налаживалась. Все теперь нравилось Володе: и тишина, и пруд с россыпью солнечных бликов, с зеленой тенью у плотины, и притихшая Надежда, и даже болотный привкус теплой воды.
Затрещав слюдяными крыльями, прилетела стрекоза и села Володе на локоть. Она была блестящая, красная, с оранжевыми крапинками на крыльях.
– Смотри-ка ты! Никогда таких не видел, – удивился Володя. – Черных видел, голубых, зеленых, а таких – ни разу.
– У нас их сколько хочешь, – оживилась Надежда.
Держа локоть со стрекозой на весу, Володя разглядывал эту живую модель аэроплана.
– Ну и глазищи… Смотри, в них солнце отражается.
– Ага, – отозвалась Надежда.
– Ты погляди, оно не кружками отражается, а шестиугольниками. Знаешь, почему?
– Ой, верно! Почему?
– У нее каждый глаз из мелких глазков состоит. Как будто из ячеек таких шестиугольных. Вот и отражение такое. Это мне один семиклассник рассказывал, Борька Тимофеев. Он в нашем доме живет.
Надежда молчала. Она прислушивалась. Володя снова перевел взгляд на стрекозу и тряхнул рукой.
– Старт!
Крылатая гостья с треском ринулась в полет.
– Стрекоза – шестиугольные глаза… – с усмешкой сказал ей вслед Володя.
И услышал:
– Вранье это…
Голос Надежды был злой и скучный.
Она стояла теперь и враждебно смотрела на Володю сверху вниз.
– Врет твой Борька Тимофеев! – громко повторила она. – И ты врешь! Думаешь, из города приехал и можешь про что хочешь трепаться?! Звонарь несчастный!
Она по-кошачьи отпрыгнула и скрылась в кустах, только ветки закачались. Володя ошарашенно посмотрел на эти ветки и запоздало крикнул:
– Пиявка тебя, что ли, укусила?!
Особой злости он не почувствовал. «Дикая какая-то, – решил он. – Не поймешь, с чего взорвалась. Ну ее…»
Уходить от пруда не хотелось. Он посидел еще полчаса, просто так, ни о чем особенном не думая, а потом оделся и лениво побрел к дому.
…На полпути он встретил тех, которые хотели его бить.
Они шли сомкнутой шеренгой. Володя почувствовал смутную тревогу и на всякий случай свернул к забору. Но они, тоже будто случайно, перешли с дороги к самому краю улицы. Больше вилять было нельзя: и неловко, и бесполезно. Володя вздохнул, принял беззаботный вид и неторопливо двинулся навстречу опасности.
Опасность состояла из четырех человек. В середине шагали двое мальчишек Володиного возраста или чуть постарше. Один, белобрысый и толстогубый, был в голубой майке, прожженной на животе, и в обтрепанных лыжных штанах. Он показался Володе добродушным и не очень опасным. Зато второй, высокий темноволосый мальчишка, отутюженный и стройный, как граф Монтекристо, не понравился Володе совершенно. Он шел, лениво покусывая какой-то трубчатый стебель, и, кажется, смотрел на Володю с холодным любопытством. Будто на бабочку для коллекции, для которой уже готова булавка.
