Мальчик со шпагой. Трилогия - Владислав Крапивин
Девочка Оля (неужели это прабабушка Кинтеля?!) тоже смотрит строго. Наверно, нарочно, чтобы мама не обвиняла в несерьезности. А Никита… У него грустная полуулыбка и взгляд чуть в сторону. Словно этот гимназист ведает какую-то тайну. Может, знает заранее, что случится с ним в Крыму в двадцатом году? «УМ 1920 г.» — написано (вернее, нацарапано — тонко, как иглой) рядом с ним. Вернее, между ним и книгой… А может, Никита уже придумал письмо, которое после напишет на обороте снимка своим шифром?
Кинтель перевернул фотографию. Густая россыпь чисел — они тоже не то написаны острым бесцветным грифелем, не то выдавлены им. Разобрать, однако, можно, если постараться…
«Цифирь», — пришло в голову старинное слово. Это было подходящее название для числовой путаницы и загадки.
Числа были сложные. Сначала крупные — из двух или трех цифр, а рядом — дробь. Например: 843 4/22. И так сверху донизу, по всему обороту снимка. Поди разберись…
«Но, может, и разберусь! Если книга эта и правда «Устав» Петра…» Опять зазвенели струнки азарта. Кинтель, не долго думая, сунул фотографию в портфель.
— Папа станет ругаться, — заметила Регишка. Она вертелась рядом.
— Пусть ругается. Это общая фотография, семейная, значит, я тоже имею право… Да он и не узнает, я через несколько дней принесу.
— Ты так редко приходишь, — грустно сказала Регишка. И тронула щекой рукав Кинтеля.
— Дела всякие…
— У тебя всегда дела. А летом говорил, что вместе пойдем гулять.
— Ну… еще все равно почти лето. Вот выберу время — и пойдем…
— Когда выберешь? А то я совсем…
Кинтеля нехорошо царапнуло.
— Что «совсем»?
— Ну, скучно…
— Ты же в первом классе! Сколько дел!
— Это с утра в классе. А потом…
— А мама с папой никуда, что ли, с тобой не ходят?
— Мама с папой только ругаются все время друг с другом, — с тяжелой, как ртуть, грустью сообщила Регишка. — Им некогда.
Кинтель взял ее за подбородок. Печальная обезьянья мордашка. И под глазами темновато…
— Ладно, мартышка, завтра приду. В парк пойдем на аттракционы. Только после обеда.
— Опять сочиняешь небось…
— Честное пионерское, — усмехнулся Кинтель.
— Сейчас пионеров не бывает, — серьезно сообщила Регишка. — Маргарита Сергеевна говорит, что и октябрят, наверно, не будет.
— Как это не бывает, если вот он, галстук! — шумно возмутился Кинтель. — Ну ладно. Бывают или нет пионеры, а я приду. Ровно в два часа выходи из подъезда и жди.
— Ладно! Я желтое платье надену!
— Да, будь покрасивее. Умыться не забудь.
Несмотря на субботу, деда все еще не было дома. Кинтель поставил на плиту сковородку с макаронами, вытащил из дедова ящика с коллекциями лупу, через которую Виктор Анатольевич разглядывал значки и прочие свои редкости. Достал снимок.
…Дед появился после десяти вечера. Принюхался:
— По-моему, что-то у нас горело.
— Макароны! Ты бы еще дольше ходил где-то! Ночь на дворе, сколько можно ужин подогревать? Вот и подпалил…
— Дела, брат Данила…
— А макароны я новые приготовил, с колбасой. На сковородке под зеленой крышкой… Сам я уже поел.
— Тронут заботой, — рассеянно отозвался дед.
— Толич… Скажи, у твоей бабушки, у Теклы Войцеховны, мог быть старинный «Морской устав»? Петра Великого…
— М-м… С какой стати?
— Ну, вообще в доме. Среди других книг…
— «Морской устав»… Кто его знает? Не исключено. Это ведь правовой документ, он действовал почти без изменений до самой русско-японской войны. А дед-то был адвокат, у него, конечно, хватало всяких сводов законов… Откуда вдруг такой интерес?
— Потому что вот… Иди сюда к лампе… — Кинтель взял со стола снимок и линзу. — Твоя бабушка держит в руке вовсе не Евангелие, а «Устав» Петра Великого! Я такой же в точности видел сегодня!
Дед никогда не показывал большого удивления. И сейчас только спросил:
— Ты уверен?
— Да! Я в лупу разглядывал, в нее даже узор на застежках виден, такая четкость! Смотри сам! Тот же узор, с маленькими головами. Это, говорят, портрет царя…
— Дай-ка… — Толич порассматривал снимок сквозь стекло. Почесал оправой лупы подбородок. — Ну, если даже и так… что из этого следует?
— А письмо, а шифр-то! Ты же сам рассказывал, что этот Никита говорил: «Ключ в руках твоей мамы!» Оле говорил, то есть твоей маме… Значит, можно расшифровать!
— А ведь в самом деле, — отозвался дед. Без особого, впрочем, восторга. — А книга-то где?
— Ты иди ужинай, я расскажу.
И рассказал про встречу с Салазкиным, про «Устав», пока Толич на кухне прямо со сковороды цеплял вилкой макароны.
— Занятно, — сказал дед, рассеянно жуя. — Но можно ли все-таки по фотографии судить, что это такая же книга? Скорее просто похожая… С чего бы это бабушка увлекалась морскими делами?
— Может, увлекались Никита и Оля. А книгу дали Текле Войцеховне просто так, подержать, когда снимались… Тут есть еще одно доказательство! Глянь сам, найдешь или нет? — Он сунул деду под нос фотокарточку и стекло.
— М-м… Ничего я не вижу, дай поесть спокойно… Какое еще доказательство?
— Тут написано: «Ум тысяча девятьсот двадцатый гэ»… Вроде, значит, умер в тыща девятьсот двадцатом. А приглядись, у девятки колечка-то вроде нету. Это скорее семерка, только тут еще пятнышко случайное, вот и выходит будто девятка!
— Ну и…
— А «Устав»-то напечатан когда! «Лета Господня тыща семьсот двадцатого, апреля девятнадцатого дня»! Я запомнил! И «у эм» значит «Устав морской»! Видишь, рядом с книжкой написано! Специально!
— Дай-ка гляну… Что ж, можно предположить… Слушай, попить бы чего-нибудь…
— Тебе чаю или компота?
— Лучше бы кофе. У нас, кажется, оставался растворимый…
Кинтель разболтал в кипятке остатки порошка. Но сказал:
— На ночь вредно, господин доктор.
— Когда как… Дай-ка фотографию, еще посмотрю… А красивая у меня была бабушка!
— Ты лучше на цифры посмотри! Книга-то есть, а как ею пользоваться? Сразу не поймешь, зачем эта арифметика…
— Ну-у, дружище! Я думал, ты сообразительнее. Ясно же, что большое число — номер страницы, числитель — строка, знаменатель — буква в строке. Старый способ…
— Толич, ты гений!
— Да? — грустно усомнился дед. — А кое-кто утверждает, что полный болван.
— С тетей Варей, что ли, поспорили? — догадливо спросил Кинтель. — Не переживай. Милые бранятся — только тешатся…
— Нахал ты, — устало сообщил Виктор Анатольевич. — И не был я нынче у Варвары. А торчал допоздна, да будет тебе известно, на внеплановом заседании Областного детского фонда с участием исполкомовских и медицинских деятелей. И узнал о себе много интересного…
— А
