Васёк Трубачёв и его товарищи. Книга третья - Валентина Александровна Осеева

Миша нахмурился:

— Если палатка пустая, никто в ней не торгует — сдайте, конечно.

— Есть! — весело откликнулись мальчики и, круто повернувшись, пошли к двери.

Мазин и Трубачёв хотели уже обратиться к товарищу Мише, как вдруг из соседней комнаты открылась дверь, и два комсомольца, о чём-то споря, подошли к столу.

— Вот, Михаил! Заварил Гончаренко кашу и не хочет расхлёбывать! — хлопнув по плечу комсомольца в рабочей спецовке, сказал голубоглазый паренёк, присаживаясь на край стола. — Я его вызвал сюда к нам побеседовать.

Миша покачал головой, полез в стол, вытащил оттуда листок бумаги и поглядел на товарища в рабочей спецовке:

— Неладно у тебя получилось, товарищ Гончаренко! Что же это ты так рубишь сплеча? Комсомолец, а подхода к людям не имеешь. Кузьмичёв — старый мастер, работает с высокими показателями, мы его очень ценим, а ты взял да продёрнул старика в стенгазете. Неладно…

— Что «неладно»? — Гончаренко придвинул стул. Над чёрными глазами его топорщились, словно присыпанные пылью, брови, широкий нос с подвижными ноздрями и насмешливое выражение рта делали его лицо живым и сердитым. — Что «неладно»? — повторил он с досадой. — У нас ни одно собрание не обходится без длинных речей. Нам время дорого! Рабочие каждую минуту учитывают, а Кузьмичёв закроет глаза и поёт, как соловей!

— Ну, если говорит человек по делу… — начал Миша.

— Не по делу! Вот именно, не по делу! Стоит и мямлит одно и то же. Вот он, мол, старый мастер, привык работать так-то и так-то, а вам, молодым, надо ещё поучиться. Начнёт всякие примеры приводить — и отнимет целый час. А потом обязательно скажет: «Вот, товарищи, надо учитывать каждую секунду!» А у нас есть ребята, которые по неделе дома не бывают. Петров так и заявил своей матери: «Пока война — мой дом на заводе!» Кузьмичёв работает хорошо, но он болтун!

Васёк быстро взглянул на Мазина и тихо шепнул:

— Смотри не болтай много!

— Ну, ты бы поговорил с ним где-нибудь наедине, что ли, — продолжал Миша, — а то взял и продёрнул в газете, а он ко мне с жалобой. Нехорошо всё-таки получается. И когда это ты поэтом заделался? — усмехнулся он и, развернув листок, медленно прочёл что-то про себя, потом сказал: — Во-первых, ты его здесь краснобаем обругал и вообще…

…Час сглотнёт и два проглотит,

Но поставит всем на вид,

Что в цеху одной минутой

Он, как часом, дорожит…

Все трое вдруг дружно расхохотались. Миша снял тёмные очки, взлохматил свою шевелюру.

— Честное слово, неплохо! — вдруг искренне сказал он и по-дружески обратился к Гончаренко: — Но ты всё-таки с Кузьмичёвым уладь. Старик дни и ночи работает, не считаясь со своими силами. Ну, любит поговорить, словоохотлив… Надо было попросту побеседовать с ним, указать. А ты — с такой насмешкой!

— Он больше всего за стихи обиделся. Зачем, говорит, рифмой, можно было попроще! — сказал комсомолец, который сидел на столе.

Миша улыбнулся.

— Ну что ж, — вздохнул Гончаренко, — постараюсь уладить. — Он взглянул на часы и заторопился: — Ого, уже поздно! Просижу тут, тогда придётся самого себя продёргивать. До свиданья!

Гончаренко вышел. Миша обернулся к мальчикам.

— А вы что тут? — удивлённо спросил он, заметив скромно стоящих у дверей Мазина и Трубачёва.

— Мы по собственному делу, — волнуясь, сказал Васёк.

Комсомолец, сидевший на столе, тоже обернулся и внимательно посмотрел на мальчиков чуть выпуклыми голубыми глазами.

— Ну, выкладывайте, какое у вас дело?

Мальчики подошли к столу.

— Нам посоветоваться нужно, — серьёзно сказал Васёк. — Мы хотим учиться. В нашей школе госпиталь. Ребята все разъехались кто куда. Многие в Свердловске учатся…

— Мы не хотим терять год, — торопливо перебил Мазин.

— Подождите, ребята, — остановил их Миша. — А почему же вы не эвакуировались? Мы ведь школьников вывозили в Свердловск. Вы бы теперь там учились. — Он обернулся к другому комсомольцу: — Вот, понимаешь, Костя, не уехали во-время… А что вы вообще сейчас делаете? — обратился он к мальчикам.

Васёк вспомнил красноармейца с плаката, строго указывающего на них пальцем.

— Мы работаем в госпитале. Нас восемь человек. Весь отряд.

— Это что, все пионеры из вашего класса? Ну и работайте пока. Молодцы! А откроется школа — будете учиться. Чем мы можем вам помочь сейчас?

— Митя сказал, чтобы мы шли в райком комсомола, — упрямо заявил Мазин.

— А кто это Митя? — поднимая брови, спросил Костя.

— Это наш вожатый.

Васёк вытащил из кармана письмо. Оба комсомольца прочитали его внимательно, изредка переглядываясь.

— Подожди-ка! — вдруг сказал Миша, опуская на стол письмо. — Ведь это пишет Митя Бурцев. — Он быстро взглянул на ребят: — Так это вас мы тут разыскивали по всем дорогам в первые дни войны?

— Нас, наверно, — сказал Васёк.

Комсомольцы с большим интересом стали обо всём расспрашивать. Васёк кратко рассказал о своём отряде и закончил тем, что ребята во что бы то ни стало решили не терять года.

— У нас есть учительница по русскому и по арифметике.

— И по истории, — поспешно добавил Мазин. — Нам надо только по географии и по ботанике.

— Ага! Так у них уже по главным предметам есть с кем заниматься, — улыбнулся Миша и вдруг тронул товарища за плечо: — Послушай, Костя. Ведь ты у нас в школе был первым по географии, мы тебя даже географом называли. Помоги-ка ребятам, а?

Мальчики с надеждой взглянули на Костю. Тот прищурил глаза, потёр лоб:

— Времени у меня очень мало.

Лица ребят вытянулись. Миша похлопал Костю по плечу:

— Ну, часок в день выкроишь как-нибудь… А вы вот что, — обратился он к ребятам: — ступайте пока домой, а мы тут подумаем. Завтра зайдите.

Мальчики хотели ещё что-то сказать, но в это время дверь широко открылась, и в комнату вошло несколько молодых красноармейцев.

Костя соскочил со стола и бросился к ним:

— Ну?