Леонид Прокша - Выстрелы над яром
И снова неожиданный вопрос начальника.
— Когда будут использованы поддельные ключи к кабинету доктора Леванцевича? Только точно.
— Сыбака, и это выдал…
Медсестра привела Лешку в приемный покой.
— Вот твоя одежда, переодевайся, — и сама отошла в сторону.
Лешка снял пижаму и уже хотел надеть свою одежду, как увидел, что это не его.
— Тетя Фруза, это не моя.
Лешка хорошо знал свои кортовые штаны, такую же рубашку, на которой засохли кровяные пятна, а ему принесли все новое и к тому же еще сандалии и носки, которых у Лешки вообще никогда не было.
— Твою одежду отдали родителям, а новую тебе принесли пионеры. Одевайся.
Лешка оделся. Все сидело на нем хорошо, будто с него снимали мерку перед тем, как сшить костюм. А кстати, вспомнил Лешка, ведь и снимали. Он теперь понял, почему однажды Юрка мерил, чьи ступни ног больше, а потом насколько он выше Лешки. Юрка все это сделал, тут нечего и гадать.
Сестра оглядела мальчика.
— Лешенька, какой ты красивый стал! — Она обняла мальчика и поцеловала в лоб. — Ну, иди, сынок, домой, только больше не падай с обрыва.
— Спасибо, тетя Фруза. Не буду.
— А знаешь, — понизила голос сестра, — перед тобой Семка тут переодевался. Его тоже выписали. Но выписали из одного казенного дома, а попал в другой.
— Как это?
— Арестовали его. Не знаю, что он натворил. Видно, не зря взяли. Да смотри, хоть и провинился, а ждали, пока вылечится.
На крыльце больницы к Лешке кто-то подбежал сзади и закрыл руками Лешкины глаза.
— Ну конечно, Юрка, — сказал Лешка.
В ответ послышался сдержанный смех. Лешка догадался: Тамара. Только как-то стыдно было назвать ее имя. А вдруг ошибся? Будет неприятно.
— Не отгадал, — засмеялась Тамара и отпустила руки.
С ней был и Юра. Оба они радостно поздравили Лешку с выздоровлением.
— А моего папу вчера мама тоже привезла из больницы. Дома лежит, — сообщил Юра. На Юрином лице рубец — след Листратовых ногтей. — А наган исчез. Сколько потом искали уже все вместе. И Листрат с нами искал, почувствовал, видно, свою вину, или самому интересно было, куда делся наган. Как сквозь землю провалился! — удивлялся Юрка.
Юрка несколько дней не выходил из дому. Неловко было ходить исцарапанному по улице, и все думал, как поступить: сказать обо всем Лешке или нет. И решил его успокоить:
— Папа говорит, что наган больше искать не надо.
Немного обидно было, столько искали, и напрасно. А Листрат не искал да нашел. И стал убивать этих беспомощных птенцов. Какой все же жестокий этот Листрат. Но потом, поразмыслив, Юрка снял с парня некоторую часть вины. Ведь Листрат рос среди таких бездушных людей, и Юрка уже думал, как бы повлиять на него, помочь стать на правильный путь.
Размахивая нотной папкой, Тамара сказала:
— А я купила сборник пионерских песен с нотами. Мелодии такие красивые. Ты умеешь, Юра, читать ноты? Нет? И ты, Леша, тоже? Приходите, я научу вас. Это вовсе не трудно. О, я вам сброшу веревку из беседки, хорошо?
— Хорошо, только не сегодня, — сказал Лешка. Ему было немного завидно, что Тамара больше разговаривает с Юрой.
Около витрины кино они остановились, стали ее рассматривать. На снимках известный американский актер Гарри Пиль куда-то бежал с пистолетом в руке, прыгал с небоскреба, обнимал чудесную Мери Пикфорд.
И тут же внизу большими буквами: «Детям до 16 лет…»
— Запрещено, — сделала лукавую гримаску Тамара. — Как что интересное, так детям запрещено.
Пошли дальше. Юрка рассказывал, как ему однажды удалось попасть на такой фильм.
— Шли группой красноармейцы. Один из них и говорит: «Прячься под шинель». И провели. Им смешно…
— Ой, мальчики, — спохватилась Тамара, взглянув на часы на ратуше. — Меня тетя Зина ждет. Я еще не выполнила ее поручение. Так приходите, Леша, Юра, — и, махнув кудрявой головкой, побежала. И то, что она назвала Лешку первым, приятно кольнуло его сердце.
У Юрки тоже было поручение от мамы. Они остановились на углу Замковой и Гоголевской. Отсюда хорошо была видна площадь Свободы. На ней часто демонстрировались художественные фильмы. В такие вечера сюда собиралось много народу. Площадь украшал Дворец труда, старинная церковь и вид на ратушу, построенную еще в 1775 году.
— Юра, салют!
Красивый парень с комсомольским значком на рабочей блузе поздоровался по-пионерски. Юрка ответил таким же приветствием.
— Что нового?
— Вот, Дмитрий Сергеевич, Леша выписался из больницы.
— А-а, вот он какой…
Касьянов оглядел Лешку с ног до головы и убедился, что пионеры хорошо выполнили решение совета отряда.
— Где ты живешь? — спросил он Лешку.
— На Задулинской.
Лешке с самого начала лицо Касьянова показалось знакомым, а теперь мальчик вспомнил: «Это же он вместе с девушкой учил нас петь «Интернационал», да дудинская шпана помешала…»
— Есть теперь на вашей Задулинской пионеры?
— Нет, Дмитрий Сергеевич, — ответил Юра.
— Значит, он будет первым, — весело сказал Дмитрий Сергеевич, показав на Лешку. — Это же честь быть первым. Хотя таким порой и достается… Кто твой отец?
— Работал на «Металлисте». Но там…
— Знаю. Наш рабочий. Я тоже с «Металлиста». Значит, без работы?
— Кирпич возил. А теперь легковым извозчиком.
О первом выезде отца на дрожках рассказал Лешке Янка. Какая это была радость для детей. Они были первыми пассажирами. Отец усадил их в пролетку и вез до самой площади.
— Скоро пустим завод на полную мощность. Вернем всех старых рабочих и новых наберем. А там… Пятилетка. Большой план. Всем будет работа.
Дмитрий Сергеевич обнял хлопцев и прижал к себе.
— Ну, мне на собрание. Салют!
Но прежде чем поднять по-пионерски руку, сказал Юрке:
— Ты обязательно приведи Лешу на пионерский слет, — и ушел.
— Это вожатый нашего отряда, Касьянов, — пояснил Юра. — Токарь по металлу. Мы очень любим его.
Не хотелось расставаться.
— Завтра я приду к тебе в яр, — сказал Юра.
— Хорошо, я буду пасти там корову, — ответил Лешка. — Пусть Янка отдохнет. Если не позовут на работу.
Улица Гоголя, по которой шел Лешка, сначала круто спускалась вниз, а потом до самой Покровской церкви подымалась в гору. Старые липы по сторонам придавали ей вид аллеи. Только женская тюрьма рядом с церковью на самой горе портила впечатление.
С улицы Гоголя Лешка свернул на Покровскую. Вышел на Сенную площадь — место футбольных игр и ярмарок. А дальше начиналась Задулинская улица, с садами, кладбищем и последним домом под номером тридцать над самым яром.
По дому Лешка соскучился и чем ближе подходил к нему, тем больше ускорял шаг. Только у самых ворот, когда взялся за щеколду калитки, постоял, прислушался, прежде чем открыть. Во дворе было тихо. Даже Зиська не залаяла.
Под навесом стояли дрожки с поднятыми вверх оглоблями, возле них что-то мастерил отец.
На крыльце появилась мать.
— Антось, ты пойдешь наконец обедать? — крикнула она отцу и вдруг хлопнула ладонями: — Леша, сынок ты мой!
Из-под навеса вышел отец.
— Гляди, одели-то его как. Все новое, — дивился он. Услышав голос старшего брата, из дому выбежали малыши: Алесь, Алик, Катя. Даже Зиська прибежала и ласково начала обнюхивать Лешку. Только Янка оставался за столом, уписывая крупеник. Он проголодался, бегая по яру за Маргаритой, и от миски его нельзя было оторвать даже за уши.
Отец сразу же повел старшего сына под навес, где стояли дрожки. Обитые кожей и покрашенные, они выглядели красиво. Лешка вспомнил, как отец привез во двор какой-то лом. Неужели из того хлама можно было сделать дрожки?!
— У него только одно в голове: колеса, шины, — послышался голос матери. — А зачем это тебе? Еще придут ночью бандиты, запрягут Пестрого и поедут. И спасибо не скажут.
Антона эти слова немного остудили. Жена была отчасти права. Он вспомнил про дырки в сарае, которые совсем недавно заколотил досками.
И вдруг Лешка сказал такое, что у отца даже глаза засветились.
— А я слышал про завод, тата…
— Ты, может, и пионером стал? — спросила мать.
— Нет, еще не стал. Но буду, если примут. Родители заметили, что их сын за месяц, проведенный в больнице, заметно повзрослел.
Распростившись с Лешей, Юра зашел в аптеку, взял лекарство и побежал домой. На лестнице встретил Марию Александровну.
— Ты куда, мама?
— На Замковую. Я скоро вернусь. Хочу для папы подобрать в библиотеке интересную книжку. Не лежится ему.
— А я лекарство несу…
— Папа, кажется, заснул, так ты тихонько. Пускай поспит.
Юра на цыпочках вошел в квартиру. Не успел раздеться, как из комнаты послышался голос отца:
— Мария?
— Это я, папа.
— Юра. Ну как Леша?
