Геомар Куликов - Повесть о Демидке и медной копейке
— Он своего хозяина уже подалее отправил…
Егору делать нечего, отчего не побалагурить с весёлым человеком. Особо, когда речь зашла о соседе, с которым бок о бок торгуешь.
Полюбопытствовал:
— Куда же?
— На плаху прямёхонько. Под палаческий топор вострый…
За шутку принял Егор слова прыщавого. Тоже хохотнул:
— За какие дела хорошие?
Прыщавый строго:
— За хорошие дела царь-государь своих холопов смертной казнью не казнит.
Смекнул Егор, не шутит прыщавый и, должно быть, не зря возле Фролкиной лавки торчит.
— Нешто я… — забормотал.
Прыщавому, видать, и самому поговорить охота. Пригрозил беззлобно:
— Гляди! Не то живо куда следует угодишь!
Перекрестился Егор.
— Спаси господь! — И осторожно: — Чем провинился-то?
Покашлял прыщавый для солидности. Помедлив, ответил:
— Фальшивомонетным делом промышлял…
— Да неужто?! — всполошился Егор. — Кто б подумать мог?! Впрочем, давненько, — покосился на Демидку, — у нас в рядах поговаривали: не по доходам живёт. Продаст на копейку, купит на рубль. Всё думали, с чего бы — ан дело какое…
— Афанасий, по прозвищу Лошадь, уследил… Мальцу вот этому, — на Демидку кивнул, — Спиридоном сказался, другом-приятелем сделался. Ну, малец-то на след и навёл…
— Когда Фролку словили?
— В самый раз сейчас и берут…
Кинулся Демидка из лавки. Не зря, однако, государевы слуги хлеб ели. На лету поймал его за воротник прыщавый:
— Погодь!
Затрещала рубаха. Да здорова была, недавно справил Фролка своему ученику обнову. Выдержала. Бьётся Демидка, не вырвется. Рука у прыщавого цепкая, кинул, словно паршивого щенка, обратно в лавку.
— Не балуй, худо будет! — И Егору: — Чует кошка, чьё мясо съела. Сбежать хочет. А ловок Афонька-то! У мальца про его тятьку проведал да потом байки принялся рассказывать. Что ни день — поклон-привет. А тятьки-то его давным-давно нету…
— Как же это? — удивился Егор.
— Очень просто. Поймали его на Пожаре, медью торговать вздумал. Дознаваться стали — небылицы плетёт. Да Ефимку-горбатого, что допрос вёл, зашиб малость. Ефимка обиды спускать не любит. Осерчал. Ну, до смерти ненароком и замучил. На другой день, как поймали, и случилось… — Прыщавый жёлтые зубы оскалил, затрясся. Да и осекся разом. Заорал истошно: — Держи его! Лови!
А Демидка промеж людей ровно мышь — шмыг-шмыг…
Суматоха поднялась в кузнецких рядах. Закричали кругом: «Лови! Держи!» Немало народу, у кого на то причины были, бежать ударилось. Не поймёшь ведь сгоряча, тебя аль кого другого ловить принимаются.
Летит Демидка, в ушах ветер свистит. Земля сама под ноги бросается. Одна мысль в голове испуганной птицей бьётся:
«Успеть бы… Опередить государева слугу Спиридона-Афоньку, чтоб ему, гадюке, пропасть совсем…»
Тайное дело
Висит звон-перезвон над кузнецкой слободой с раннего утра до сумерек. Выделывают мастера разную разность. В одной кузне дюжие ребята молотами выбивают жиковины — железные дверные полосы. В другой куют топоры да долота. В третьей — подковы конские. Да разве перечесть всё, что изготовляют искусные московские кузнецы для люда большого и малого.
У иного кузнеца-мастера — душа нараспашку, дверь кузни настежь. Заходи, любуйся работой, удалой да ловкой. А иной стороннего человека на порог не пустит, чтоб не разгадал тайну ремесла.
Знают в кузнецкой слободе за Фролкой нелюбовь к чужому глазу. Да в том большого дива нет. Изделия его добро от лихого человека берегут и сами собой представляют секретный механизм.
Что Фролкины замки хороши — по всему видно. Дом его против соседних кузнецов богаче. А жена Фролкина, Матрёна, в таких нарядах щеголяет — глаз не оторвать.
Поговаривали иные соседи: де, мол, как медные деньги заместо серебряных царская казна стала чеканить, шибко большой доход Фролкины замки начали приносить. Так ведь известно: завистливы люди, и на каждый роток не накинешь платок.
А Фролка в тот самый день, когда Демидкин новый друг-приятель ему больно ухо вертанул и в великом страхе и недоумении оставил, и впрямь был занят делом необычным для замочного мастера.
Вытянул Фролка медную проволоку. Порубил на кусочки. Молотком кусочки расплющил. А потом каждое такое семечко медное между двумя калёными железками — стук! Весело идёт работа. Будто кот сытый да довольный мурлычет себе под нос Фролка.
На тех медных плющеных семечках одна сторона — царь-государь конный змея копьём колет, другая — буковки мелкие…
Одним словом, фальшивомонетным делом был занят Фролка-кузнец. И копейки его на государевы похожи были как две капли воды. Потому что железки калёные, или, как их называли тогда, чеканы, были крадены с государева монетного двора.
Случилось то года два назад. Жил Фролка в ту пору — надо бы хуже, да некуда. С кваса на воду перебивался. По трудному времени замки — не ходкий товар. А как своей лавочки нет — вовсе беда, не продашь.
Ребята голодные в голос ревут. Матрёна — худющая да злая — всё пилит:
— Другие, которые поумней, семьи обувают, одевают да кормят получше прежнего. И не кузнецы. В лес подаются. А ты себе в кузне стучал бы да стучал, кто знает чего?
Понимал Фролка, к чему клонит жена. И то сказать: кузнецкая работа силы требует, а у него ноги подгибаются и звон в ушах.
Боязно, однако, было идти на тайное, воровское дело. Матрёне говорил:
— Чеканы нужны… Они, чай, на улице не валяются… Где достать?
И словно услышал кто, приплыли чеканы Фролке прямо в руки.
С горя пропивал однажды заработанный случаем алтын. Рубаху на груди рвал, обливался пьяными слезами.
А как малость потрезвел, мужичок неприметный, которому жаловался на нелёгкую свою судьбу, и скажи:
— По глупости маешься. При твоём ремесле возможно жить припеваючи.
Разом у Фролки выскочил хмель. Услышал точно Матрёнины слова. Однако виду не подал, что уразумел, куда мужичок гнёт:
— Времена ноне не те. Горб целый день ломаешь, а заработаешь пшик…
Мужичок пристально посмотрел, прищурился.
— Коли в прятки хочешь играть, так не со мной…
И поднялся.
Испугался Фролка упустить случай. Остановил:
— Постой… Дело-то боязное, опасное…
— Ежели опасаешься, опять же толковать не об чем…
— Тьфу, — плюнул в сердцах Фролка, — уж больно напрямки идёшь… Ну, что у тебя там?..
Наклонился мужичок к самому Фролкиному уху:
— Чеканы копеек государевых с его монетного двора… Уговор такой: я те чеканы, ты мне пятьдесят рублей медных денег…
Отшатнулся Фролка:
— Ума рехнулся?! Где добуду столько?
Скривил в усмешке тонкие губы мужичок.
— Голова! Тебе на то два дня работы да пять фунтов меди.
Принялся Фролка торговаться, у мужичка один сказ:
— Не хочешь — не бери. Другие найдутся. От своего счастья не всякий откажется…
Согласился Фролка.
— Сюда через неделю и принесёшь, — велел мужичок. — Да хитрить не вздумай. Одной верёвочкой теперь связаны.
Душа у Фролки в пятки ушла, как за пазуху перешла тряпочка с калёными тяжёлыми железками.
Попрощались.
Идёт Фролка, а железки за пазухой: дзынь-дзынь, дзынь-дзынь… Кажется Фролке тот тонкий голосок громче пожарного набата. И чудится: крадутся по пятам государевы слуги, вот-вот схватят.
Пока до дому добрался — взмок.
Жена напустилась:
— Где шляешься, окаянный?! Опять винищем несёт…
Повернулся Фролка, и глянули на Матрёну страшные глаза.
Сколько потов с Фролки в те дни сошло, сказать невозможно. И не от трудов одних. Больше от страху.
Перекрестилась Матрёна. Молчком поужинали. Молчком спать легли.
Утром обронил Фролка:
— Со двора не ходи, кого у калитки приметишь, разом упреждай. Да гляди как следует, не то рядом на плаху головы положим.
Что делать будешь?
— Фальшивые деньги…
Затряслась Матрёна.
— Страх-то какой… Может, не надо, Фролушка?..
— О том раньше думать надо было. Теперь поздно.
Непривычно Фролке монетное дело. Нужных приспособлений нет. Однако недаром слыл хорошим мастером. Изготовил что нужно. И посыпались государевы копейки, чеканенные рукой Фролки-кузнеца.
Сколько потов с Фролки в те дни сошло, сказать невозможно. И не от трудов одних. Больше от страху. Влетит Матрёна, вытаращив глаза:
— Тимофеевна, соседка, возле ограды…
Рассовывает поспешно Фролка всё по тайным местам. Руки ходуном ходят. А Тимофеевна и не думала во двор заходить. Шла себе мимо по своим надобностям…
В уговорный день было начеканено у Фролки копеек почти на сто рублей. Отродясь таких денег Фролка не видывал. Отсчитал пятьдесят. Побоялся нести всё сразу — мешочек тяжёл. Взял половину. И с ним в кабак кривой старухи забоялся идти. Спрятал по дороге в бурьян под чужим плетнём.