Синяя Рыба - Духовникова Евгения

— Не говори ему, — прошептала Вика.

— Мы идем на север. Мы ищем Знаки, — сказал Максим.

— Ищете Знаки? Бред сивой кобылы! Знак невозможно взять и найти, поэтому искать их специально бессмысленно. Знаки открываются сами — тогда, когда приходит их час. А когда он придет — неведомо никому, даже Синей Рыбе.

В ответ на удивленный возглас Максима Парадокс кивнул и проговорил:

— Да, я знаю ее. Вот уже много лет я имею честь называть Синюю Рыбу своим другом. Мы знакомы с незапамятных времен, еще с тех пор, когда она была… — он вдруг замялся и нескладно закончил: — Я всегда рад помочь друзьям своих друзей. Если вам нужна помощь, я к вашим услугам. В этой пустыне я прожил почти всю жизнь, я здесь каждый камушек знаю. Мне известна безопасная дорога на север.

— Безопасная? — прищурилась Вика, — Значит, есть еще и опасные? И какие ж там опасности?

— О, поверьте, вам этого лучше не знать, — усмехнулся Докси, — Меньше знаешь — крепче спишь.

— Конечно, да, нам нужна помощь! Это так любезно с вашей стороны! — поспешил согласиться Максим, не давая Вике заговорить вновь, — Мы совсем не знаем этих мест. Вас послало нам само провидение.

Их новоявленный друг, существование которого не поддавалось объяснению, радостно закружился и с энтузиазмом воскликнул:

— Тогда чего же мы ждем? В путь!

Собрав вещи, дети послушно последовали за новым знакомым. Он плыл впереди, описывая в воздухе немыслимые фигуры и умудряясь при этом еще и громко распевать на ходу сочиненный мотив.

Улучив момент, когда их проводник отдалился на порядочное расстояние, Вика рывком притянула к себе Максима и гневно прошептала:

— Ты соображаешь, что творишь? Давно у нас не было неприятностей? Сколько раз мы попадали в переделки? Ты считаешь, ему можно доверять? Мы не смогли рассмотреть его ауру. Мало ли, что он тут наплел? Мы приняли на веру все его слова. Никаких доказательств — только одна болтовня. Он скормил нам красивую сказочку про то, что он якобы на короткой ноге с Синей Рыбой, а мы скушали, как наивные младенцы. Вид у него весьма подозрительный. Но мы согласились принять его помощь, и теперь он нас ведет неведомо куда, а мы позволяем ему! Ты уверен, что он добрый?

— Да добрый я, добрый! — откликнулся Докси тоном человека, у которого в десятый раз за день проверяют документы только потому, что он по какому-то нелепому недоразумению оказался похож на чей-то фоторобот, — Можете не сомневаться! Зря беспокоитесь. Парадоксы в принципе не могут быть злыми — зло деструктивно, если б Парадокс стал злым, он просто рассыпался бы, как замок из песка, на который упал футбольный мяч, и перестал бы существовать. Ведь мы — суть сочетание несовместимого. Есть только одна сила, способная склеить воедино то, что в природе никогда не склеится само — это добро. Оно — наш цемент, наша основа, без добра мы были бы всего лишь бездушными, жалкими пародиями, нелепыми порождениями чьего-то больного воображения.

Максим залился краской и, заикаясь, пробормотал:

— Простите, мы не хотели вас обидеть.

— Просто наша миссия — она очень важна, — объяснила Вика, — Не только для нас самих, но и для всего Абсолюта. Мы не имеем права рисковать. В том мире, откуда мы родом, доверять незнакомцам — верх безрассудства. Очень сложно привыкнуть к тому, что где-то может быть иначе.

Парадокс ничего не ответил, только с достоинством поправил свой галстук и полетел вперед. Повисло неловкое молчание. Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Вика сказала первое, что пришло ей в голову:

— А почему ты висишь в воздухе? Все Парадоксы так делают? Как у тебя это получается?

Парадокс с хрустом потянулся и повернулся к детям, впрочем, не сбавляя при этом скорости, так что теперь он плыл по воздуху спиной вперед.

— Это очень длинная история, но и путь нам предстоит неблизкий. Ну да ладно, расскажу я вам. Давно это было, так давно, что и представить сложно. Тогда я был совсем другим, и выглядел по-другому. У меня были сильные лапы, чтобы бегать, крылья, чтобы летать, и плавники — чтобы плавать, соотвественно. Но в один незабываемый день я повстречал незнакомца, который выглядел так же, как вы, только был выше ростом. Человек этот был в черном драповом пальто, длинном, до пят, и черной широкополой шляпе, надвинутой на глаза так, что я не мог рассмотреть его лица. Он был похож на странствующего рыцаря-мага, и немного — на шпиона, но тогда было совсем другое время, нежели сейчас, и у меня не был никаких оснований подозревать его в чем-то недобром. Он заговорил со мной.

«Правда ли, что ты бегаешь быстрее всех?» — спросил он. Я, не усмотрев в этом подвоха, ответил честно и безо всякой гордости: «Да, правда». И тогда мы заключили пари — мы решили бежать кросс. «Если ты одержишь верх, — сказал он, — и первым придешь к финишу, я исполню любое твое желание. Но ежели выиграю я, то я заберу твою способность». Я был настолько уверен в своей победе, что не раздумывая согласился. Сейчас бы я, конечно, отказался бы, но тогда мне это даже в голову не пришло. Теперь я понимаю, что тогда я был молод, глуп и полон иллюзий. Мы ударили по рукам.

И я проиграл.

Уговор дороже денег, и мне пришлось к моему большому сожалению, расстаться со своей способностью — таковы были условия пари.

— Ты больше не мог бегать быстрее всех? — уточнила Вика.

— Хуже. Я больше вообще не мог ни ходить, ни бегать. Впрочем, я еще мог летать и плавать. Но это только начало. Я был в отчаянии, и страстно желал отыграться. И незнакомец, поняв это, спросил меня: «Правда ли, что ты летаешь быстрее всех?» Мы вновь заключили пари. На этот раз я был уверен, что не ударю в грязь лицом. Я летел быстрее солнечного ветра, но мой соперник оказался проворнее. Я едва преодолел половину расстояния, когда он уже был на финише. Мой долг был долгом чести, и скрепя сердце я вынужден был расстаться с этой своей способностью. В тот же миг мои крылья исчезли, и, падая, я едва не разбился. Меня спасло то, что я упал в воду. К счастью, я еще умел плавать, и не утонул. Тут-то бы мне и остановиться, но смириться с поражением для меня было равносильно самоубийству. Я не вынес бы такого унижения. Пламя азарта жгло меня изнутри, испепеляя в прах все доводы рассудка, а уязвленное чувство собственного достоинства, честолюбие и амбициозность только подливали масла в огонь.

И в третий раз он спросил меня: «Правда ли, что ты плаваешь быстрее всех?» Я ответил «Правда. Но если на этот раз победа окажется за мной, ты вернешь мне все, что ты отнял у меня!». Он в ответ тихо рассмеялся и кивнул, дав понять, что принимает мои условия. Стоит ли говорить, что и на этот раз удача не улыбнулась мне? В результате я остался ни с чем, а этот конь в пальто, ободрав меня как липку, понял, что с меня больше нечего взять и скрылся в неизвестном направлении. Догнать его я не смог… С тех пор я его больше не видел.

Ни бегать, ни летать, ни плавать, ни даже ползать я отныне не мог. Поэтому я повис в воздухе и висел так очень долго, погрузившись в свои невеселые мысли, охваченный запоздалым раскаянием и строил неосуществимые планы возвращения утраченных способностей.

Но в один прекрасный день я совершенно ясно понял одну очень простую истину: тот, кто имеет какую-либо ценность, станет несчастным, лишившись ее, и поэтому его жизнь полна тревог и волнений. Он живет в постоянном страхе потерять то, чем дорожит, пусть даже он не всегда осознает это. Но тот, у кого нет ничего, на самом деле гораздо счастливее первого — ему нечего терять. У него нет багажа, который нужно холить и лелеять, и оберегать от всякого рода посягательств, вместо этого он волен распоряжаться своей жизнью и своим временем как ему заблагорассудится. Он свободен.

И я стал свободным — с того самого дня, хотя, признаться, я не сразу осознал до конца всю прелесть этого состояния. Сначала я считал себя несчастным страдальцем, потому что сожалел о прошлом и размышлял о будущем. Сейчас же я уже не занимаюсь этой ерундой. Я просто живу — так, как живет капля дождя, падающая на землю, или искра, летящая в хвосте кометы, или вот этот цветок, — он растет себе и растет, и не страдает оттого, что не умеет бегать быстрее всех.