Мариэтта Чудакова - Дела и ужасы Жени Осинкиной (сборник)
– Что? А вот собрал армию твоих ровесничков – до четырнадцати лет – и объяснил этой шпане, что для торжества замечательной коммунистической идеи надо как можно большему количеству умников черепа мотыгами разбивать и мозги их умные выпускать...
– Батя!.. – отец предостерегающе поднял ладонь.
Но Федька уже смотрел на деда с ужасом:
– Как – мотыгами?..
– А вот так. Острым концом раз по черепушке – и нет человека. Со всеми его знаниями и мыслями, с интеллектом. Интеллект-то совершенно излишен для усвоения идей Ленина и Мао, – дед и ухом не повел на предостерегающий жест сына, – они ж просты как валенок: грабь награбленное, богатый – твой враг, ученый – тоже. Убивай их во славу марксизма – и тебе уже на этом свете зачтется, тем более что никакого того света, как открыл товарищ Ленин, вовсе нет. И за какой-то год с небольшим – двух миллионов камбоджийцев как не бывало. Подростки – их только настропали́: они ж не думая, как оловянных солдатиков, людей валили. Целыми деревнями, семьями многодетными. Когда потом через сколько-то лет выбили их в леса – горы черепов нашли. В тропическом-то климате от человека быстро одни кости остаются. Пол Пот этот так в лесах и сдох потом. А что толку? Людей-то не вернешь.
– Зачем, деда, они это?..
– А ты у папани своего спроси, – ядовито сказал дед. – Ты его спроси – коммунистическая идея хоть где-нибудь без насилия и рек крови прививалась? Они ж, коммуняки, добра людям хотят! Лучше же их идеи для человечества нет. А с теми, кто сам своего блага не понимает, что прикажете делать? Не оставлять же их в полной умственной тьме. Мотыгой по голове или пулю в затылок – и дело с концом!
Отец как в рот воды набрал. А Федя смотрел на деда как совсем тупой. Как это людей убивать ради их же блага?.. А дед не унимался:
– Мао ж сказал – убить десять миллионов китайцев, для того чтобы сто миллионов жили при коммунизме.
– Ну это когда было! – заговорил, хоть и с неохотой, отец.
– Правильно. Мао давненько жил. А в наших сегодняшних учебниках про Сталина что писать стали, ты знаешь? Правда, откуда тебе знать, ты ведь этот учебник не читал...
– Ну, батя, если я сейчас сяду учебники читать – нам зимой жрать будет нечего!
– Ясное дело, ты человек занятой! Ну вот я сейчас тебе прочитаю – послушаешь три минутки, пока часы чинишь.
Отец уже минут двадцать ковырял тонюсенькой отверткой свои часы.
Дед нацепил очки, взял лист бумаги и начал читать. По мере чтения отец перестал ковырять, слушал хмурясь.
– «В учебнике следует, безусловно, оценить, – читал дед "с выражением", – масштаб репрессий в годы "большого террора". Однако для этого следует четко определить, кого мы имеем в виду, говоря о репрессированных. Думается, было бы правильно, если бы здесь появилась формула, в которую будут включены лишь осужденные к смертной казни и расстрелянные лица. Это поможет уйти от спекуляции на этой теме...» Понятно? – спросил дед с непонятным Феде торжеством.
– Это какой же дурак написал такое? – рассерженно спросил отец. – А кто в лагере сидел? А то и умер там – обморозился или от дистрофии во время войны – они не репрессированные, что ли? За что же тогда наше государство их детям компенсацию выдает? Тоже спекуляция, что ли?
– Ага! – крикнул дед, и голос его сорвался на фальцет. – Дошло? Понял все-таки?
– Ну это-то я всегда понимал. Ты уж, батя, в дебилы меня не записывай все ж таки. Так кто написал-то такое?
– Сейчас скажу. Только это не дурак, а похуже. Разница.
Дед стал читать – громко, голосом показывая свое отвращение:
– «А. А. Данилов, доктор исторических наук, автор новейшей концепции учебника "История России. 1900 – 1945"».
– Так что – учебник-то такой есть уже? – спросил отец.
– Напи-и-ишут! Заявили, что вовсю работают. Федька по нему уже будет историю нашу изучать, если вы все глазами лупать будете. И вам же он потом козью морду сделает. «Какой-такой, – скажет, – террор? Чего вы мне наговорили? Нам теперь в школе все точно объяснили. Все у нас всегда в ажуре было. Кого надо, того и стреляли. Все остальные – целехоньки».
– А мне-то что делать прикажешь? – рассердился наконец отец. – Я механик, не доктор наук.
– А, вона как? А про Федьку подумал? Сын-то – твой? Ай нет? – спросил отец. – Может, соседа?
– Батя! Не дело-то говорить не по возрасту тебе вроде! Дед уже снова уткнулся в листки.
– Вот тут... Леонид Бородкин, тоже доктор исторических наук, но только совесть сохранил. Вот он книгу здоровую готовил, с цифрами и диаграммами «Гулаг. Экономика принудительного труда». Изучал, на чьих костях промышленность Сталин строил. Так он по «Эху Москвы» рассказывал для примера, как в октябре какого-то года в одной партии заключенных по пути на прииск умерли по дороге трое, а трое – по прибытии. А каким же образом? Да безо всяких репрессий – просто трое охраной убито, а трое умерли от истощения и болезней. А шли неодетые, почти босиком, двести километров по морозу. Все путем. Они, с точки зрения этого Данилова, не репрессированные вовсе. Так – сами снялись со своих мест и поперли зачем-то по морозу босиком...
Оба молчали. Потом заговорил отец.
– Слушай, батя, – мало что было! Почему кто-то за Сталина должен отвечать?
– А как не отвечать? У нас ведь это было, в нашей стране – не в Исландии, не в Гренландии. Вот эти льготы зэкам ничтожные, – сегодня-то они почти все поумирали, – это за то, что советский следователь мочился ему, избитому, валяющемуся на полу, прямо на лицо и не велел утираться.
– Да откуда ты это берешь-то? Демократов, что ли, наслушался?
– А ты Шолохова читал?
– «Тихий Дон» по телеку видел. Старый еще фильм. С Глебовым и Быстрицкой.
– Нравится?
– А то.
– Так вот он Сталину про такие именно дела писал – в 1937 году. Я его письма читал, они книжкой отдельной напечатаны, а их и не знает никто из вас! Там он допросы своих знакомых описывает, понятно? Плевали в лицо и не давали стирать плевки, понятно? И это еще не самое страшное, при ребенке не хочу рассказывать. Не испугался Сталину это писать, между прочим, а пугаться было чего! Это потом Шолохов от пьянки в маразм впал, но это другой уже разговор. Так вот все это надо полным текстом до сознания в школе еще доводить! Пока совесть у человека не заснула! У детей-то совесть есть еще. А подрастут – уже не поверят ничему. Потому что так спокойней.
– Да как же это описывать-то в учебниках? Ведь их дети будут читать! Врачи же говорят – не устоявшаяся еще психика, то да се...
– А так! Нельзя лживую историю России писать! Нельзя нашу великую трагедию XX века подштукатуривать. Такая страна, как Россия наша, на дороге не валяется!
– Да ведь как раз валяется! – вдруг высказался папаня.
– Так подымай! Твоя страна ай нет? Кто подымать-то будет? Варягов будем снова приглашать? Скандинавов, говоря по-современному? Так шведы и норвежцы только спят и во сне видят – нами управлять! Они свои страны выстроили – и живут себе припеваючи.
– А ты что думаешь, батя, – никто на нас не посягает, что ли?
– Сынок! Окстись! Ты ж все-таки не дядя Вася наш! Человек образованный! В детстве, по крайней мере, головастый был, как щас помню. Никто мыла не объелся, сынок, – на нас войной идти! Наполеон и Гитлер попробовали – так они просто на карту взглянуть забыли. Там все ясно нарисовано. Большая больно страна, хоть и бестолковая. И еще – неприятеля на своей земле страсть как не любим. До Волги еще можем допустить, не проснумшись. А дальше – не надейтесь никто!
Федька, хоть и вполуха, но слушал.
А дед продолжал, поглаживая давно вскочившего ему на колени своего любимца – рыжего, как пламя, одноухого сибирского кота Федосея:
– Только сегодня не в географии уже дело.
– А в чем?
– А в том – кому мы нужны-то больно, сам подумай, – победить нас, подчинить и нами потом управлять? Когда мы сами-то с собой управиться не можем? Правильно какой-то умный человек сказал: «Россию могут победить только русские». Кто нас может уважению к закону выучить – это я и ума не приложу. Не признает у нас закона никто – от самой верхней власти до разнорабочего в магазине. Вон по телевизору показывают – в Москве по дворам машины так ставят, что в случае беды пожарным к дому нипочем не подъехать. Да и не только в Москве – по всей стране. Претит нам по закону жить – и все! Только и ищем, как обойти. А без этого никому с нашей страной не управиться. Не будет порядка.
– Так что ж нам – нового Сталина или Гитлера ждать? – серьезно спросил отец.
– Слышал небось, как сосед наш Кузьмич каждый вечер спьяну выступает: «При Сталине порядок был!»? – вопросом на вопрос ответил дед, хотя сам учил Федьку так не делать. – Кто кого-нибудь из них сегодня больно ждет, тому при нем первому башку и снесут. Только вот пока не снесут – он понять этого никак не сможет. А когда снесут – понимать уже нечем будет. Вот такая ситуация.
Хлопнула дверь, вошел улыбающийся человек. И Федька сразу понял, что дедова полку прибыло, и обеда теперь, пожалуй, ему точно не дождаться. Мать уехала до ночи и наказала отцу разогреть обед вовремя и накормить Федьку с дедом. Федька хоть этого и не слышал, но, зная свою мать, догадывался. Сам он спросить у спорщиков постеснялся – деревенское воспитание немножко другое все-таки, чем городское, нахальничать не очень-то позволяет. Но при появлении гостя, учителя истории в старших классах Оглухинской средней школы, будущий президент России приуныл – ясно было, что на отца теперь напустятся двое, и ему будет уже и вовсе не до обеда, – разве что чаю с вареньем гостю предложат. А есть, между прочим, уже здорово хотелось.
