Ирэн Адлер - Последнее действие спектакля
Человек внимательно посмотрел на нас, как бы желая понять, можно ли нам доверять, но мы так и не узнали, к какому выводу пришёл этот толстопузый хроникёр, потому что Шерлок вдруг поднялся с кресла и протянул мне руку, притворившись, будто торопится.
– Ну вот, мама с папой опять опаздывают. Пойдём, подождём их в номере! Там всё-таки удобнее, – сказал он.
Уже войдя в роль в этом маленьком спектакле, я согласилась, и мы подошли к молодому портье, который вопросительно посмотрел на нас.
– Я уже взял ключ от нашего номера, – сообщил ему Шерлок, указывая на свой карман. – Семьдесят семь. – Юноша повернулся к доске, где висели ключи от номеров и, убедившись, что номера семьдесят семь на месте нет, вежливо поклонился и больше нами не интересовался.
Мы с Шерлоком молча двинулись по коридору, украшенному тонкими колоннами, и как только оказались на лестничной площадке, одни, я не выдержала:
– Скажи на милость, куда…
– Тсс… – произнёс Холмс, протянув руку в мою сторону. Но, очевидно, из-за полутьмы он плохо рассчитал движение и коснулся моих губ.
Мы оба замерли, словно заколдованные этим случайным и неожиданным прикосновением. Наши взгляды встретились в полутьме. Но всё это длилось лишь мгновение.
– Идём, идём! – сказал Шерлок, словно желая пробудить нас от какого-то странного сновидения.
Мы прошли ещё немного и остановились около небольшой двери, выходившей на задний двор гостиницы, откуда тянуло свежим предвечерним воздухом. И услышали, как кто-то поднимается по лестнице.
– Думаю, это Арсен, – сказал Шерлок. – Ещё в холле я почувствовал, как потянуло холодным сквозняком, и решил, что это он прошёл через служебный вход, чтобы не встречаться с репортёром там, в вестибюле. Это же настоящие стервятники, – пояснил он.
– В таком случае тебе остаётся только сказать мне, в каком номере мы найдём его, дорогой мой прорицатель! – съязвила я.
– В семьдесят седьмом, я думаю, – совершенно спокойно ответил Шерлок Холмс. – Гостиница, мне кажется, очень старая и запущенная, здесь мало клиентов и плохой персонал. Семьдесят седьмой номер находится на самом верху, то есть под крышей, что весьма подходит для упражнений такого акробата, как Теофраст. Думаю также, что, узнав об аресте отца, Арсен поспешно выбежал отсюда, забыв вернуть портье ключ от номера.
Я кивнула, меня вполне устроило такое объяснение, но в то же время я видела, как взволнован мой необыкновенный друг и как смущён из-за того, что только что произошло.
– Это мы, – сказала я, остановившись перед запертой дверью номера семьдесят семь. – Арсен? Ты здесь?
Послышались шаги, дверь открылась, и перед нами оказался Арсен.
– Ирэн! – воскликнул он.
Я не узнала его. Красивый, загорелый юноша, каким помнила его летом в Сен-Мало, теперь выглядел бледным, измученным и походил на хрупкую гипсовую статуэтку. Печальная улыбка, с которой он встретил меня, огорчила ещё больше, потому что подтверждала – всё, что мы прочитали в газете, правда. Но в какой мере?
Этот мой необыкновенный друг обнял и Шерлока, но не так порывисто, как меня, и провёл нас в комнату, вернее, в мансарду, как и угадал Шерлок, под самой крышей, вроде тех парижских, где обычно живут художники.
Комната была в некотором беспорядке, очень светлая, с двумя полукруглыми окнами, выходившими с одной стороны на панораму городских крыш, а с другой – на соседние переулки. Слышалась возня голубей, садившихся на водосточные желоба и хлопавших крыльями.
Мы не стали тратить время на светские любезности, хотя Арсен и предложил нам чаю, от которого мы с Шерлоком отказались. Мы пришли узнать, что случилось с мистером Теофрасом.
– Тут, должно быть, какое-то недоразумение, – сказал Арсен. – Жуткое недоразумение. И ничего больше! Не верьте ни единому слову из того, что пишут газеты.
– Мы и не сомневаемся, что всё это неправда, – ответила я.
– Где твой отец? – спросил Холмс.
Арсен поднял на него свои красивые тёмные глаза.
– Его арестовали, когда он слезал с водосточной трубы. Это случилось недалеко от гостиницы, где убили того человека… Альфреда Санти.
– Тебе удалось поговорить с отцом? – спросила я.
Арсен покачал головой:
– Не позволили. Но… мы с мистером Ароновским, хозяином цирка, нашли ему адвоката… это… – Он порылся в карманах и протянул нам визитную карточку. В ней значилось:
Арчибальд Дж. Найсбит
Адвокат.
– И что сказал тебе этот Найсбит? – спросил Шерлок.
– Пока ничего, – вздохнул Арсен и прилёг на кровать. – У меня встреча с ним почти через час, и надеюсь что-то узнать, но… когда выбежал сегодня утром, так нервничал, что не взял с собой никаких денег…
Он помолчал, глядя в потолок, заложив руки за голову.
– Ну и дела! – не удержалась я, глядя на Шерлока.
Он не выглядел обеспокоенным, пожалуй, только очень сосредоточенным. Казалось, перебирает что-то в уме, соображая, на чём же остановиться.
– Арсен, я должен задать тебе один вопрос, – вдруг решительно заявил он.
Люпен не дал ему закончить:
– Это сделал не мой отец.
– У меня нет причин сомневаться, но… факт тот, что твоего отца арестовали в тот момент, когда он спускался по водосточной трубе недалеко от гостиницы «Альбион».
Люпен закрыл глаза и не шелохнулся.
– Отсюда вопрос: что делал твой отец на водосточной трубе?
Последовало долгое молчание, нарушаемое только тиканьем часов, которое с каждой секундой становилось вся громче и тревожнее.
Наконец Люпен заговорил. Но так тихо, что мы с Шерлоком ничего не расслышали. Он опять замолчал, а потом вдруг произнёс:
– Ну, хорошо! – сел в кровати и посмотрел нам прямо в глаза, сначала обратившись к Шерлоку, потом ко мне.
– Лучше сразу скажу вам всё. Вы ведь мои друзья, не так ли? Но должны поклясться… Должны поклясться мне, что ни за что на свете никому не скажете.
Мы дали ему честное слово.
Я почувствовала, как меня обуревают самые разные чувства: жалость, гнев, изумление, и едва не расплакалась.
– Думаю, что мой отец – вор, – неожиданно произнёс Люпен. Но поскольку ни я, ни Шерлок не возразили и никак не отреагировали на эти слова, он добавил: – Я уже давно догадываюсь об этом. Только так можно объяснить нашу жизнь… – Он обвёл жестом комнату. – Может быть, для вас это ничего не значит, не стоит и половины ваших домов, но для меня, выросшего в цирке, на улице, это настоящая роскошь.
Арсен поднялся и прошёлся по комнате.
– Поначалу я думал, что нас содержит моя мать. Она, знаете ли, богата. – Нервный жест выдал его волнение и желание отогнать неприятную мысль. – И живёт очень даже неплохо. – Он усмехнулся. – Её семья категорически отказалась принять моего отца. Так и не простила ей, что она полюбила циркового артиста! Бродяга, ни на что не способный… вор!
Арсен отвернулся от нас. И я заметила, что, говоря всё это, он вновь становился таким же возбуждённым и полным энергии, каким я знала его летом. И, откровенно говоря сейчас с нами, своими друзьями, он словно сбрасывал тяжёлую ношу.
– Поэтому я и вырос с папой и его цирком. И если бы мне пришлось описать мою мать… Думаю, моё воспоминание о ней теперь уже весьма отличается от действительности. Мой отец, напротив, много больше, чем просто отец. Вы не представляете, что значит расти и ездить с ним и другими цирковыми артистами в поисках спектаклей. Между нами возникает связь посильнее кровных уз. Мой отец научил меня всему, и у меня никогда ни в чём не было недостатка. Мы ездили за цирком за свой счёт, нередко в первом классе и останавливались в хороших гостиницах или в самых лучших курортных городах… Как этим летом! – Арсен пожал плечами. – Я никогда не интересовался, откуда берутся деньги, хотя и прекрасно знал это. Не у каждого отец входит в комнату, спустившись с крыши, в окно, а не в дверь, хотя и говорит, что делает это ради тренировки.
Я содрогнулась, вспомнив, как мы ещё совсем недавно бежали по крышам в Сен-Мало, и поняла, как тренировал Теофраст своего сына.
– Мой отец – вор. Да, я признаю это, и вы можете теперь спокойно уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. И я не смогу осудить вас за то, что не хотите иметь ничего общего с сыном вора, но… даже если верно, что мой отец вор, то так же верно, что он не убийца. Это совершенно исключено, совершенно!
Мне не хотелось, чтобы Арсен видел мои слёзы, и, пока он говорил, я отошла к окну, выходившему в переулок.
Прижавшись лбом к стеклу, я увидела, что портье дружески беседует с репортёром, и тот что-то записывает в блокнот.
Я шмыгнула носом. Вот откуда берутся новости: из того, что наболтает прислуга бессовестному репортёру. Кто знает, сколько клеветы и гадостей насочиняли они об арестованном клиенте из семьдесят седьмого номера, выдавая свои выдумки за искренние или даже взволнованные признания.
В комнате опять сгущалось плотное, как туман, молчание.
