Эмма Фишел - Лица в окне

Эмма Фишел

ЛИЦА В ОКНЕ

1

Сейчас взорвется

— Выметайся отсюда, — прошипела Флоелла, — не видишь, сейчас взорвется!

Стэн потихоньку подвинулся ближе. Вот еще, уходить, когда тут начинается самое приятное.

Сегодня прямо с утра надо было складывать вещи, и вести себя прилично, и помогать, и не путаться под ногами. Такой омерзительный день мог как-то скрасить только хорошенький Флоеллин эксперимент.

Флоелла, стоя на коленках посреди комнаты, запихивала пробку в горлышко громадной пластмассовой бутыли. Там внутри пенилось и чуть-чуть клокотало что-то коричневое.

— Да отойди ты! — закричала она и изо всех сил замахала руками.

Стэн стоял как вкопанный и во все глаза смотрел на бутылку. Все это бульканье и хлюпанье ужасно его занимало.

Наверное, у Флоеллы опять что-нибудь не получалось. Вид у нее был мрачный-премрачный. Как будто она сама не знала, что теперь будет.

Пу-у-у-умс… Вслед за пробкой вылетел целый фонтан коричневой пены.

Флоелла прыгнула в сторону — совершенно напрасно: темная гадость уже текла у нее по волосам, по лицу и капала с носа.

А потом запахло. Неизвестно откуда взявшаяся, отвратительная, жуткая вонь. Она просачивалась прямо в горло, и Стэну, чтобы совсем не задохнуться, пришлось закутать голову в свитер.

Из бутылки брызгали последние тонкие струйки, они собирались в темные лужи на нежно-розовом коврике и окрашивали в коричневый цвет незабудочки на обоях.

Стэн с восхищением оглядывал комнату. Вот это Флоелла! Дайте девчонке всего два часа, и она разгромит вам любую комнату в любом новом доме.

А уж себя-то его сестра всегда сумеет приукрасить. Посмотрели бы вы на мисс Флоеллу Лампкинс, когда она отдыхает после очередного высоконаучного опыта. Б-р-р, зрелище не для слабонервных. А ей хоть бы что.

— Странно. С какой стати она вдруг взорвалась? — сказала Флоелла и со всех сторон оглядела бутылку. — Придется завтра еще раз попробовать. Ну что, идем чай пить?

«Ну и ну, — подумал Стэн, — ну и Флоелла».

Нормальные вещи ее совсем, ни капельки не интересуют. Ей просто наплевать, что сегодня на обед — рыба или сосиски, сколько недель осталось до Рождества, кто запустил таракана к Белинде Грегори в пенал.

Зато она не задумываясь ответит вам, с какой скоростью движется снежная лавина. Может рассказать кучу всего интересного про зуб динозавра. И наверное, сумеет сделать настоящего робота.

Только имейте в виду, что спрашивать ее о том, какой сегодня день недели или какой автобус идет на каток, совершенно бесполезно. Все равно не ответит. Даже и не подумает.

Ну конечно. У Флоеллы Амелии Лампкинс не было времени раздумывать про нормальные вещи. Уж это-то Стэнли Лампкинс успел усвоить — зря что ли он всю жизнь прожил с ней под одной крышей.

Под этой самой крышей с ними жил еще кое-кто — и этот кто-то только что сердито кричал им из передней, а теперь быстро топал вверх по ступенькам. Такой голос и такие шаги могли быть только у одного человека на всем белом свете — у Алана Морриса Лампкинса, Папочки.

Стэн приготовился. Тут можно и без Флоеллиных мозгов догадаться: сейчас взорвется.

На пороге с открытым ртом стоял Папочка. Он очень внимательно разглядывал стены и пол. Было тихо-тихо.

Потом он взглянул в грязно-коричневое лицо Флоеллы и прищурил один глаз.

Стэн старался не шевелиться. Сейчас Папочка удивительно напоминал небольшого саблезубого тигра.

— Обживаетесь на новом месте, а, детки? — сказал он и скрипнул зубами.

Флоелла ничего не ответила. Ей нечего было сказать. А вот Папочке было. И он сказал. Он набрал побольше воздуха и разразился отменной нотацией.

Воспитанная Флоелла слушала Папочку очень внимательно, почти так же, как на прошлой неделе, когда ее искусственная буря вырвалась из холодильника и перебила на кухне посуду. Правда, на самом деле Папочке вовсе незачем было так стараться. Он и сам прекрасно знал: как только в голове у Флоеллы появится МЫСЛЬ, она бросится ее проверять и плевать ей тогда на любые нотации. Попробуйте-ка остановите голодную слониху, когда она мчится за любимым бананом!

В конце концов Папочка выдохся. Тогда заговорила Флоелла.

— Ничего страшного, — преспокойно заявила она. — Это все отмывается.

И это отмылось.

2

Переехали

Флоеллин взрыв был далеко не самым неприятным событием в этот день. Сегодня они наконец переехали, но чего это стоило Стэну…

Подняли ни свет ни заря, заставили куда-то бежать…

— Просыпайся-улыбайся! — прогремел Папочка, влетая в спальню и отдергивая занавески.

Стэн приоткрыл один глаз.

— У нас каникулы, — сонно пробурчал он.

— У нас переезд! — провозгласил Папочка и потащил одеяло с кровати. — Нас ждет гора дел, и мы к ним приступаем НЕМЕДЛЕННО!

И началось. Папочка носился по всему дому, считал коробки, искал забытые вещи и всем раздавал поручения.

Стэн и Флоелла бегали взад-вперед, подносили, подавали, протирали, проверяли… Они вынули посуду из шкафа, помыли полки, запаковали корзины. Они смели пыль, пропылесосили, отлакировали… От бдительного Папочкиного глаза не ускользнула ни одна соринка, ни один комочек грязи. В конце концов они так наработались, что тряпка и веник буквально падали у них из рук.

К полудню дом номер один по Кротовьей Дороге блестел и лоснился. Аккуратно упакованные вещи на крыльце дожидались носильщиков. Наконец-то не надо было ничего больше делать, наступила пора прощаться.

Стэн обходил комнаты, одну за другой. По правде сказать, обходить было особенно нечего. Дом номер один по Кротовьей Дороге был совсем крошечным, настоящее «скромное жилище», как называл его Папочка. Все равно, как бы он там ни назывался, Стэн успел его полюбить.

Не важно, что в ванной потолок совсем заплесневел. И пусть кухонная стена наклонилась и вот-вот упадет в гостиную. Главное, что это был его дом. Дом, в котором он прожил всю жизнь и где каждый уголок был знакомым и милым. Здесь ему часто бывало ужасно весело, иногда — очень грустно, и теперь ему так трудно уезжать отсюда.

Он заглянул в кухню. У двери были нарисованы фломастером черточки: зеленые — его, а у Флоеллы — синие. Черточки поднимались все выше и выше, и возле каждой был написан день, когда их с Флоеллой измеряли, и сколько тогда им было лет.

Стэн засопел и позорно всхлипнул.

— Помнишь? — Папочка, оказывается, стоял радом.

— А я правда был таким маленьким? — спросил Стэн и опять засопел.

— И даже еще меньше, — сказал он и странно кашлянул. Было похоже, что он как будто вдруг подавился.

Потом Папочка попробовал пошутить:

— Вот видишь, еще одна забытая вещь. Ну так что, тащим стену с собой?

Он вытер Стэну глаза рукавом своей куртки, а нос — тряпочкой для протирания пыли.

— Я вовсе не потому, что не рад. — Стэну очень хотелось все объяснить. — Просто…

— Ну конечно, — сказал Папочка и обнял Стэна за плечи. — Конечно.

Стэн кивнул. Он ведь правда был рад переезду. Ему хотелось пожить в новом доме, с новым садом, найти новых друзей.

И Папочке, наверное, будет там веселее… В этом доме после маминой смерти стало как-то темно, хотя Стэну все равно было здесь хорошо.

— Знаешь, нам, похоже, пора, — сказал Папочка и сильнее прижал Стэна к себе.

Они постояли немного, а потом вышли на улицу и заперли дверь.

Флоелла уже залезла в машину. Она уткнулась в очередной «Дневник изобретений» и с бешеной скоростью что-то строчила. К ним она даже не повернулась.

Стэн устроился на заднем сиденье, между кормушкой для морских свинок и горой пластмассовых банок с очень острыми краями, которые все время норовили пихнуть его в ребра.

Папочка завел мотор. Соседи дружно замахали платками. Сейчас машина отъедет от фонаря — того самого, при свете которого Стэн всю жизнь засыпал ночью в детской.

— Эй, подождите! — Из двадцать третьего дома выскочил кто-то очень всклокоченный и помчался к машине.

— Мидж, — сказал Стэн и расплылся в улыбке. Потом он быстро опустил окошко.

— Вот, держи, — проговорил знакомый голос, и в руке у Стэна оказался конверт.

Пока Папочка следил за машинами на дороге, Стэн аккуратно распечатал письмо. Клей на конверте еще не высох — Мидж, как всегда, делал все в последнюю секунду.

Внутри была открытка, настоящая, с большими красными цветами и вазой. Такая, как те, что лежат у Папочки в ящике письменного стола, куда нельзя лазить, потому что там «все не для детей». С обратной стороны открытка была исписана красивыми, с завитушками, буквами.

«С наилучшими пожиланиями переежжающим друзьям искренне ваш Уинстон Дж. Миджи иначе говоря Мидж Друг, сосет и одно класник Примичание: Здесь еще афтограф для вашей колекцеи».