Владислав Крапивин - След ребячьих сандалий

Владислав Крапивин

След ребячьих сандалий

Повесть-воспоминание

На пыльных тропинках далеких планет

Моих сандалет отпечатался след…

Итак, я сдался. Поступился принципами и оставил противнику позиции, которые прочно занимал более сорока лет. Самое время патетически упрекнуть себя: «Нет прощения твоему малодушию!» Но прощение все-таки есть (и это слегка утешает). Ибо я отступил не перед внешним врагом, а перед недругом, проснувшимся внутри. Можно сказать, перед самим собой.

Дело в том, что к старости многие начинают впадать в детство. А уж детскому писателю это просто на роду написано. Однако для меня возвращение в розовую пору малолетства оказалось связанным не с самыми лучшими ощущениями. В сорок третьем – сорок пятом годах, в мои дошкольные времена, донимал меня жестокий ревматизм – следствие вечных недоеданий и холода из-за нехватки дров. Так что я могу считать себя пострадавшим от войны, хотя бои гремели в неимоверной дали от нашей тыловой Тюмени. От ревматизма деревянно болели пятки и распухали на руках пальцы. Так распухали, что иногда лопалась кожа… Ну, и вот теперь «эхо детства» отозвалось именно таким образом. Пятки-то, черт с ними: похромал и ладно. А пальцы…

Почерк сделался таким чудовищным, что разбирать написанное накануне стало уже невозможно. Вот и пришлось изменить любимым со студенческих лет общим тетрадям в клетку, острым граненым карандашам и ручкам с черными стержнями.

Раньше неоднократно заявлял, что не изменю. Подводил научную базу: мол, идеи и мысли, что рождаются в мозгах, непосредственно передаются пальцам, а те живьем переносят их на бумагу. Поэтому даже на машинке никогда не писал – все черновики только от руки. Но… сила солому ломит. Десятый раз уронив карандаш из пальцев-сарделек и безуспешно попытавшись разобрать каракули, понял: пора, брат, пора…

Конечно, кое-какой опыт общения с компьютером был у меня и раньше: разные там деловые письма, документы, небольшие заметки для журналов… А потом даже настучал на клавиатуре «мемуар» для журнала «Урал». Но все думалось: это временные отступления. Однако деваться некуда. И вот наконец сочинил за компьютером полноценную (в смысле объема; в смысле других достоинств – не знаю) повесть.

Надо сказать, в процессе «клавиатурного творчества» понемногу привык работать по-новому. Стало даже казаться, что мысли прыгают на клавиши не менее охотно, чем раньше соскальзывали на карандаш. И во всем этом процессе можно усмотреть даже некоторую романтику.

В самом деле. Я сижу перед экраном и пультом, откинувшись в низком кресле. Компьютер стоит в трехгранной нише, которая именуется «эркер», с трех сторон – широкое окно. Все это напоминает штурманскую рубку. Ну, прямо звездолет. Жмешь на кнопки, а на мониторе рождается фантастика (достоинства ее – опять же отдельный вопрос).

Правда, окна зарешечены, поскольку обитаю я на первом этаже. Без этого нынче – никак. Но, с другой стороны, решетки придают моей «рубке» некий средневековый колорит. Этакий звездолет-з а мок… Только за стеклами не звездная мешанина космоса, а приземистые жестяные гаражи и высоченные тополя, растущие на улице Сакко и Ванцетти.

К гаражам я отношусь индифферентно, а за тополя тревожусь (это порой даже мешает работать). Боюсь, что появятся небритые дядьки с бензопилами и начнется очередной «лесоповал». Ненависть городских властей к старым тополям носит глобальный характер, их срезают десятками там и тут, по всему городу. Несколько скандалов, которые я устраивал представителям мэрии по этому поводу, естественно, ничего не изменили. Стремление власть предержащих оставить город без капитальной зеленой защиты не поддается здравому объяснению. Впрочем, разве это единственный абсурд нашего времени…

Помимо страха за тополя, от работы отвлекают собаки. За широкой полосой лопухов, одуванчиков и крапивы проходит асфальтовый тротуар, его облюбовали для прогулок владельцы «друзей человека». Каждое утро не менее двух десятков псов с хозяевами дефилируют у меня под окном. Можно изучать собачьи породы – от похожих на вывернутые наружу овчинные варежки болонок до ньюфаундлендов и догов, которые, кажется, сами изумлены своими размерами. Хозяева тоже очень разные, но у всех заметна одинаковая черта. Этакое общее мироощущение. Мол, видите, какой у меня замечательный пес! Мы лучше всех! Это написано на лице и у взъерошенного пацана в цветастых трусах до колен, и у очкатой студенточки в похожей на кожаный абажур мини-юбочке, и у величественной, как заслуженная актриса, старухи…

Каждый пес или поднимает у кустика заднюю лапу, или в натужной позе присаживается среди зелени. Мои коты Макс и Тяпа, сидящие на подоконнике, каменеют от ненависти. Я же уговариваю себя смотреть на явления жизни философски… Впрочем, на собак я так и смотрю. Эти симпатичные создания не ведают, что творят. Но хозяева-то!.. Рядом, за гаражами, множество уютных пустырей, но людям почему-то непременно надо, чтобы их косматые любимцы облегчались у меня под окнами. Это столь же необъяснимо, как и нелюбовь властей к большим деревьям…

Изредка судьба наказывает «псовых» владельцев. Клочкастая кавказская овчарка, сделавши свое дело, вдруг резко тянет разноцветного мальчишку в крапивные джунгли. Слышно, как тот сдержанно подвывает. Впрочем, злорадство мое – лишь на несколько секунд. Все-таки жаль пацана… А кругловатого и лысоватого «нового русского» (он тоже в штанах до колен) не жаль, когда ньюфаундленд затягивает его в кусачие заросли. Впрочем, представитель делового мира тут же бросает поводок и выскакивает на асфальт. Черная лохматая комета под вопли хозяина уносится на свободу. Вот, побегай теперь за псом. Видать, не очень дрессированный…

А на следующее утро «бизнесмен» (уже в джинсах) и ньюфаундленд приходят под мое окно снова…

Иногда я утешаю себя тщеславной мыслью: может быть, владельцы собак знают, чья голова видна им сквозь оконное стекло и решетку, и самоутверждаются таким образом? Приятно, когда твоя собачка какает под окном у писателя. Но, чтобы верить в это всерьез, надо обладать слишком высоким самомнением…

Впрочем, едва ли взрослые люди что-то вообще знают обо мне. Они, если и читали мои книжки, то в далеком детстве (да и то едва ли). Насколько мне известно, многие из них считают, что я давно умер… Хорошо, что ребята так не считают! Среди них есть (честное слово!) до сих пор такие, кто любит книжки. Вот только что (прямо в эти минуты, когда печатаю) позвонил третьеклассник Сережа Яковлев. Мы с ним дважды встречались на школьных читательских конференциях, и он подарил мне грустные, но героические стихи о каравелле. А сейчас сообщил, что за эти стихи получил приз на литературном конкурсе: билет на сеанс мультфильмов.

По-моему, стихотворение стоит того, чтобы его процитировать (я испросил разрешение у автора).

Каравелла

В путь собралась каравелла,

Дела в порту не найти.

Размять деревянное тело

Можно только в пути.

Свершив кругосветное плаванье,

Повстречала корвет и фрегат,

И под грохот и взрывов сияние

Стучал булат о булат.

Победить врага было трудно.

Из корпуса дыры глядят,

Но потопила вражеское судно,

А затем и военный фрегат.

И роняя прощальные слезы,

Прекращая свой быстрый полет,

Каравелла с расколотым килем

В морскую пучину идет.

Экипаж каравеллы не спасся,

Лишь пустая шлюпка плывет,

Но память об этих матросах

В народе навеки живет.

Некоторая сбивчивость поэтической техники вполне простительна для десятилетнего автора. Зато сколько искреннего чувства и прекрасной мальчишечьей смелости!..

Сережа, автор этих строк, очень вдумчивый и поэтически настроенный человек. Мне он кажется похожим Кирилку из моей недавней повести «Полосатый жираф Алик». С такой же ясной душой… А стихи его нравятся мне еще и потому, что они напоминают пиратские песни, которые мы сочиняли и распевали под гитару в студенческие годы. Мы – трое друзей, образовавших союз «Братство Веселого Роджера». Витя Бугров, Леня Шубин и я. Где сейчас Леонид, не знаю. А Витя…

Иногда я прихожу к невысокому памятнику среди больших берез и сосен. Достаю плоскую фляжку с коньяком. «Давай, Вить, за все, что было…» Он понимающе смотрит с каменного портрета: «Давай…» А у меня в памяти одна за другой – мелодии песен из нашего флибустьерского цикла…

Пират веселый плавал в море Караибском

На корабле своем, как черный коршун, быстром.

Он на врага летел стремительней, чем выстрел,

И от погони уходил за пять минут…