Эмиль Офин - Форпост «Зоркий»

Глава первая

ПЛЕМЯННИК

Мальчик сопротивлялся молча. Но возле самого отделения милиции он вдруг закричал: «Пустите!..» — и, вытягивая из воротника полинялой футболки тонкую шею, попытался укусить руку милиционера. Из толпы вынырнул остроносый парень в клетчатой кепке, с папироской, зажатой в мелких белых зубах.

— Кто дал право издеваться над ребенком?

Он огляделся, ожидая поддержки, и не ошибся. Сразу раздалось несколько голосов:

— Ну, чего к малышу пристал?

— Нашел под силу!

— Руки ломать — это они умеют!

— Никто ему рук не ломает, граждане. А наказать его следует. Он хотел вырвать сумку у женщины в магазине.

И милиционер втолкнул мальчика под арку высоких ворот.

В конце длинного коридора за дверью с надписью «Оперуполномоченный» сидел, ссутулясь над письменным столом, молодой лейтенант в очках.

Мальчик сразу сник. Исподлобья косясь на лейтенанта, отошел к окну, устало присел на табурет, вытирая ладонью вспотевшее лицо. Оно было покрыто синяками и ссадинами.

— Встать! Не в гости пришёл.

Пока милиционер, пристроившись у края стола, писал рапорт, лейтенант хмуро смотрел поверх очков на мальчика — узкоплечего, худого, растрепанного, обутого в тяжелые рабочие ботинки, которые были ему явно велики.

Пробежав глазами рапорт, лейтенант отпустил постового. Потом вынул из стола папку, сердито зашелестел в ней бумагами.

— Вот пожалуйста: ровно неделю назад в трамвае залез кому-то в карман, а теперь — подымай выше! Грабеж! Сумку хотел вырвать. Ну, что волком глядишь? Тебе на меня обижаться не приходится, я своё слово сдержал: ни в школу, ни домой не сообщил тогда. Поверил тебе. А ты… Нет, Федор Новиков, на этот раз ты поедешь в исправительную колонию. Как дважды два.

В раскрытое окно доносился шум улицы, отчетливо слышались голоса играющих во дворе детей; клочок осеннего голубого неба просвечивал сквозь листву старого тополя. Порыв ветерка шевельнул бумаги на столе.

Новиков шмыгнул косом.

— Ну и отправляйте. Все равно я бы и сам уехал…

Лейтенант поправил очки, внимательно поглядел на мальчика.

— Подойди-ка поближе. Это кто же наставил тебе синяков?

— Ребята с нашего двора, — неохотно ответил Новиков и отвернулся.

Его потертые брючишки вздувались на коленях бугорками, один карман сильно оттопыривался. Лейтенант быстро запустил руку в этот карман. Там оказались плоскогубцы и отвертка.

— Отдайте, дяденька! Это, это…

— Вижу что это. Решил, значит, заняться кражей со взломом? Сядь и расскажи, куда ты собрался уезжать. Ты и сумку украсть решил, чтобы запастись деньгами на дорогу?

Новиков смотрел на свои инструменты и молчал, только губы его кривились — вот-вот заплачет.

Лейтенант снял очки, подышал на них, долго протирал носовым платком стекла, потом сказал:

— Иди домой, Федя.

Но мальчик не обрадовался. Он умоляюще смотрел на лейтенанта.

— Отдайте, дяденька… Это мне тракторист с лесного склада подарил. Я ему целый месяц помогал бревна на берег вытаскивать.

— Бревна? Как же ты ему помогал?

— А так: залезу в воду, бревно тросом запутаю, а он раз — и выдернет. Отдайте, дядя…

— Какой я тебе дядя? Тоже племянник выискался. — Лейтенант помолчал. — Хорошо, отдам. Только не сейчас. — Он надел очки и полистал настольный календарь. — Приходи ко мне в среду, сразу после школы. Получишь свой инструмент. Я ведь не ты, слово держать умею. Как дважды два!

Мальчик потупился и медленно, нехотя двинулся к двери.

Лейтенант подошел к окну. Мальчик стоял под аркой ворот и смотрел по сторонам, словно не зная, куда ему идти. Ветер трепал его свалявшиеся волосы.

Мимо ворот — руки в карманах, во рту папироска — прошел остроносый парень в клетчатой кепке. Федя, опустив голову, побрел следом за ним.

Лейтенант вернулся на место. Он был широк в плечах и очень высок ростом — потому и сутулился, сидя за столом. На столе лежали отобранные у мальчика инструменты. На ручки плоскогубцев были надеты куски резиновых трубок — так делают монтеры, чтобы не ударяло током. Отвертка блестела. Видно, Федя Новиков старательно чистил её наждачной бумагой.

Глава вторая

СЛЕДЫ ВЕДУТ НА ЧЕРДАК

В углу светлого кабинета рядом с бюстом Карла Маркса — переходящее знамя, на стенах развешаны аккуратно вычерченные диаграммы, за стеклами книжного шкафа — корешки переплетов. Все здесь строго и солидно. На сидящей за столом женщине надето коричневое платье, темное и гладкое, только на рукавах узенькие полоски белых манжет.

— Как же все-таки получилось, что все ребята из класса провели лето на даче или в лагере, а Федя Новиков остался в городе? И почему родители не внесли денег?

Инна Андреевна ответила не сразу.

— Я не совсем в курсе дела… Правда, я знаю этого мальчика, и не с плохой стороны. Однажды, например, когда в школе погас свет, он сразу наладил пробки… А что он натворил, товарищ Петров?

Лейтенант тоже помедлил с ответом.

— Ничего он не натворил… Просто мы обратили внимание, что мальчик целыми днями слоняется по улицам. — Он встал со стула, надел фуражку. — Извините за беспокойство. Я думал, воспитатель класса больше знает о своем ученике.

Инна Андреевна вспыхнула.

— Видите ли, в шестом классе, где учится Новиков, классный воспитатель болен, я его временно заменяю. — Как бы желая оправдаться, она с некоторым вызовом добавила: — Вот о своих ребятах из восьмого «В» я знаю все.

— Из восьмого «В»? Это ваш класс? — Петров вернулся от двери и с интересом посмотрел поверх очков на учительницу. — На ловца и зверь бежит. Как раз хотел встретиться с вами, товарищ Алиева. Я интересуюсь и вашими учениками.

— Какими? Да вы садитесь, товарищ Петров.

— Сейчас скажу. Минутку… — Лейтенант полистал записную книжку. — Так. Соломин Игорь, Воронов Серафим, Оболин Вячеслав. Есть такие в вашем восьмом «В»?

— Да. Неужели и они что-то натворили?

— Пока ещё нет. Но сейчас самое время получше к ним приглядеться.

— Получше? — Инна Андреевна нервно обдернула белые манжеты на рукавах. — К вашему сведению, товарищ Петров, я с первого класса только и делаю, что приглядываюсь к ним. Они честные, трудолюбивые ребята. Все трое — пионеры-инструкторы.

— Не обижайтесь, — миролюбиво сказал Петров. — Давайте обратимся к фактам. Эта троица облюбовала чердак одного дома. Частенько после школы собираются там, приносят какие-то пакеты, свертки. На дверях нарисовали мелом букву «Ф» с завитушками, для усиления конспирации, должно быть. Кстати, и девочки туда заглядывают. Вот вы мне сказали, что о своих учениках знаете все. А ведь этого не знали?

Петров говорил, а сам украдкой поглядывал на Инну Андреевну. Щеки у неё порозовели, глаза смотрели настороженно, — пожалуй, надо ей все как следует объяснить, а то ещё, чего доброго, перепугается насмерть.

Но она не испугалась. Наоборот, упрямо, без всякого смущения подтвердила:

— Да, не знала. Ну и что же? Все равно не поверю, чтобы эти ребята занимались чем-то плохим. Скорее всего какую-то игру придумали. В конце концов, им ещё пятнадцати нет и они такие фантазеры! В особенности Сима Воронов.

Слова учительницы прозвучали уверенно и, пожалуй, даже немножко гневно. Петров улыбнулся.

— А вы, оказывается, за ваших птенцов горой стоите. У меня в свое время такой учительницы не было. — Он помолчал. — Вот вы, товарищ Алиева, педагог, стало быть, передовой человек, а взгляды у вас, извините, отсталые. Во всяком случае, на нашего брата. Ну, скажите, почему, если милиционер заинтересовался вашими ребятами, значит, они обязательно творят что-то плохое?

Учительница сразу остыла, смутилась немножко, задумалась; в самом деле, почему?

В кабинете наступила тишина. Только откуда-то доносились стройные ребячьи голоса. Это в зале шла спевка школьного хора.

— Кстати, товарищ Алиева, у Воронова есть прозвище Шестикрылый. Откуда оно?

Инна Андреевна засмеялась:

— В этом тоже нет ничего плохого. Видите ли, его имя — Серафим, а у Пушкина есть стихотворение…

— «Пророк»? — Петров хлопнул себя по лбу. — Как это я сразу не догадался? Ну конечно, «Пророк».

… И шестикрылый СерафимНа перепутье мне явился.

Милиционер и учительница весело посмотрели друг на друга, словно какая-то преграда между ними вдруг исчезла.

— Простите… Какое у вас образование, товарищ Петров?

— Кончил педагогический техникум.

— А почему же работаете в милиции?

— Так вышло. Случай один был… — Петров взял со стола фуражку.