Владимир Кузьмин - Конверт из Шанхая
За ужином мы оказались за одним столом с Машей и Ириной Родионовной. Впрочем, они свой ужин уже заканчивали и собирались вернуться к себе. Тут и появился уже однажды виденный мной незнакомец, тот, что продефилировал через наш вагон в обоих направлениях в кепи и с трубкой. Он вошел в зал ресторана и высматривал себе свободное место.
– А кто этот господин? – поинтересовалась я.
– А это, Дашенька, сумасшедший англичанин, – ответила Машина мать. – Он за поездом бегает.
– Маменька, тебя послушать, так он и вправду сумасшедший. В самом деле он не за поездом бегает, а вдоль поезда во время остановок. Гимнастикой занимается.
– Не все ли едино, за поездом или вдоль поезда. И сумасшедшим не я его прозвала. А отчего вы им заинтересовались?
– Очень похож на Шерлока Холмса, – засмеялась я.
– Ой! В самом же деле похож, – спохватилась Маша. – Точно таким его мистер Дойл описывает. Кстати, он журналист и литератор.
– Давай-ка, душа моя, освободим место вашему Холмсу, – предложила Ирина Родионовна. – А то, бедный, так и останется голоден. Мистер Фрейзер, пожалуйте сюда, мы уже закончили обед.
– Очень вам благодарен, – сказал, подойдя к нам, мистер Фрейзер. – Надеюсь, никто не возражает против моего общества?
– Ни в коем случае, – ответил за нас двоих дедушка.
Англичанин говорил по-русски уверенно, акцент разве что угадывался, но никак не резал слух.
Мы дождались, пока новый сосед по столику сделает свой заказ, и уж после стали знакомиться.
– Вот ведь какая неожиданность! – воскликнул мой дедушка, узнав, что мистер Фрейзер проживает и работает в Лондоне, куда и намерен возвратиться в ближайшее время. – А мы с внучкой как раз намерены в скором времени посетить Лондон. Полагаю, что будем там недели через три.
– Буду счастлив встретиться с вами у себя на родине, – просиял англичанин. – Ваша страна произвела на меня очень сильное впечатление, а Сибирь в особенности. Сразу по возвращении рассчитываю написать книгу о своем фантастическом путешествии по этим чудным краям. Даже название придумал: «Реальная Сибирь»[21]. Чтобы дать понять соотечественникам, что все им известное о Сибири по большей части сказки и небылицы.
– Такое дело непременно нужно отметить. Русский язык вы знаете прекрасно, а как насчет русской кухни?
– До своей поездки я полагал, что она состоит из двух блюд: из водки и икры! – засмеялся журналист. – Но и сейчас не смею сказать, что знаю о русской кулинарии достаточно много.
– Тем более! – воскликнул дедушка. – Официант! Скажите, имеется ли у вас икра?
– Всенепременно! Осетровая, белужья, кета, горбуша, омуль. Паюсная[22] и зернистая, вареная…
– Замечательно, – остановил его дедушка. – Организуйте нам белужью и омулевую. Под первую принесите по рюмке чистой смирновской, под вторую – по рюмке анисовой. А еще попросите повара кинуть на сковородочку и слегка поджарить по ломтику ржаного хлеба да натереть его чесночком.
– На каком маслице желаете?
– На кедровом, раз мы в Сибири. Да вот еще, отмените тот скудный заказ, что сделал этот господин, и приготовьте для него уху по-царски и медвежатину.
При словах о медвежатине у англичанина дернулась бровь, но он промолчал. Я про себя усмехнулась, самой стало интересно, насколько иностранец оценит такие необычные для себя блюда.
– Берите икру ложечкой, – командовал разошедшийся дедушка, – да не торопитесь, подержите ее чуть в левой руке, а правой берите рюмку. И залпом! А теперь икру в рот, прямо с ложечки. А вот омулевую икорку мы положим на поджаренный хлебец. Чувствуете аромат? То-то! А теперь так же браво анисовую и хлебушек с икоркой вслед за ней!
– Неужели это возможно съесть? – задумался раскрасневшийся гастроном, глядя на огромную тарелку с ухой да на расстегаи[23], к ней прилагавшиеся.
– А вы начните и сами узнаете.
Я не стала дожидаться, пока они завершат ужин, извинилась и пошла в наш вагон. Пожелала по пути приятного аппетита Михаилу Наумовичу с Иваном Порфирьевичем. Как раз в этот момент объявился проводник, чтобы сказать господину Соболеву, что купе в первом классе освободилось.
– Прикажете перенести ваши чемоданы?
– В целом мне и на этом месте оказалось неплохо, но раз уж сам настаивал, так переносите. А то, чего доброго, снова путаница начнется.
Концерт прошел самым замечательным образом и с большим успехом. Народу набилось порядочно, многим пришлось стоять. Да и тамбур напротив не пустовал, там собрались те из обслуги, кто имел к этому желание и свободное время. Многие курили, но при этом духоты не возникало.
По-моему, собравшиеся остались довольны и ладони себе отбили основательно. Когда была исчерпана наша программа, Иван Иванович Тихомиров, который выступал в роли конферансье, сделал неожиданное для публики заявление:
– Уважаемые господа и милые дамы, мы спели, прочли и сыграли для вас все, что приготовили на сегодняшний вечер. Если нет возражений, то на днях мы исполним еще одну программу.
Зрители зааплодировали просто неистово.
– Я правильно понял, что это знак согласия? Все, все, достаточно! Не ровен час, оглохну. Значит, договорились, через два дня, а может, уже послезавтра, мы встретимся здесь еще один раз. Но при одном условии – вы и сами должны будете поучаствовать. Мы с вами в попутчиках недавно, но знаем, что и среди вас есть талантливые исполнители. Давайте прямо сейчас все вместе попросим милейшую Софью Яковлевну исполнить для всех нас ее, да и ваше тоже, любимое произведение!
Софья Яковлевна, сидевшая, а скорее восседавшая в первом ряду, нимало не смутилась.
– Но, господа, я же всего-навсего два дня назад начала музицировать! Стоит ли мне выходить перед публикой?
– Стоит, Софья Яковлевна, стоит! Исполните ко всеобщему удовольствию столь славно у вас получающийся марш, а мы вам подпоем!
Публика, начавшая ощущать подвох, притихла. Софья Яковлевна села за инструмент, сыграла первые две ноты, чуть сбилась и начала заново. Тихомиров и Штольц-Туманов запели жалобными голосами и отчего-то с французским прононсом и грассируя:
– Вот машинист гудок к отпгавке подает, а кочегаг в топку жагу поддает. Чтоб мы не скучали, нам приносят чаю, полный стакан, и лимон в него кладут. Скогый поезд мчится, ского будем дома…
Смешно вышло до колик. Ирина Родионовна, правда, выказала некоторое неудовольствие и сказала Маше и мне:
– Фу! Разве можно такими вещами шутить? – но хлопала едва ли не громче остальных.
А вот новоявленная музыкантша оказалась начисто лишена чувства юмора. Она с немалым удовольствием раскланялась бурным аплодисментам и сказала:
– Вот не ожидала, что под такую музыку возможно петь куплеты.
Тихомиров лишь развел руками.
Идею вытащить на сцену Софью Яковлевну со всем в поезде надоевшим маршем подала я. Но никак не ожидала, что эту шутку доведут до полного абсурда пением дурацких куплетов. Так что в некотором роде я ее, Софью Яковлевну, понимала. Жаль, что воспитательный эффект, на который я рассчитывала, совершенно не удался.
На этом представление завершилось окончательно, но публика по большей части расходиться не спешила. Официанты расставили столы по своим привычным местам, по ходу дела принимая заказы. Организовались две карточные партии, в одной из которых оказался Михаил Наумович.
Мы с Машей набегались за день до упаду, а потому выпили фруктовой воды и отправились спать.
Вагон чуть покачивался, колеса постукивали по стыкам, время от времени шум движения усиливался, это мы пересекали по мосту очередную реку или речушку. Я лежала на верхней полке и смотрела в окно. На перелески, на поля, на редкие деревушки, на луну, не желающую отставать от поезда. Время было позднее, но все еще не стемнело. «А в Петербурге уже белые ночи», – подумала я, и безо всякой связи с этой мыслью мелькнула еще одна. О том, что неплохо не дожидаться приезда, а уже завтра с какой-нибудь станции послать Пете телеграмму. Он, наверное, тоже скучает.
Кто ж мог знать в этот момент, что телеграммы ему я стану отправлять довольно часто и получать от него ответы. Потому что сверх того, что я по нему соскучилась, образуются для телеграмм еще и другие причины. А в тот момент я больше ничего не подумала, потому что заснула.
4
Спалось мне на редкость хорошо и приятно. Может, это поезд своим покачиванием и постукиванием о рельсы меня баюкал, может, от усталости. Во всяком случае, проснулась я от того, что поезд остановился. Проснулась выспавшаяся, отдохнувшая, сон покинул меня в один момент. Я тихонько соскользнула вниз, сходила умыться, узнала у проводника, долго ли нам еще стоять, и вышла из вагона.
Станция была невелика, вывески с ее названием на крохотном павильоне, служившем здесь вокзалом, было не разглядеть. От того, что до нее было далеко, и от того, что мешал утренний туман.
