Валентин Ховенко - Сыщик с плохим характером
Кто-то, похожий на Стаса, засмеялся:
— Голос из подполья!
Я оглянулся.
Юрка и Стас стояли в двери с фонариками в руках.
— Ты что здесь делаешь, придурок? — спросил брат. — Мать уже с ума сходит!
От радости из моих глаз брызнули слезы. Чтобы скрыть их, я наклонился и сделал вид, будто отряхиваю пыль со штанины.
— Тебе что, по морде дать? — рявкнул Юрка.
— Да?! — вскинулся я. — Меня здесь заперли, понял? С утра тут сижу!
Брат и его приятель как-то странно смотрели на меня.
— Ты чего, Димка? — улыбнулся Стас. — Дверь не была на замке. Мы сразу взяли и открыли. Ты просто толкал ее не в ту сторону!
Я остолбенел.
…Втроем мы сидели в нашей комнате. Вымытый и накормленный, я рассказывал Юрке и Стасу свои приключения — с того самого момента, когда Светка сообщила о пропаже звезды. Правда, я опустил все, что было связано с вороном Степой: мне не улыбалось нарваться на их насмешки. Когда я закончил, брат решительно поднялся.
— Пошли!
— Куда? — удивился я.
— К твоему алкашу! Надо с ним разобраться.
Стас заметил:
— Полдвенадцатого ночи, Юрка.
Тот сжал губы:
— Тем лучше!
Я подхватил:
— Точно! Нагрянем — пока он еще не до конца спустил награбленное.
Окна в квартире дяди Миши еще светились. Юрка надавил своей огромной ладонью на замурзанную кнопку звонка. Дверь распахнулась.
— О! — обрадовался дядя Миша. — Интеллигенция хочет выпить.
Он был в черных трусах до колен и грязных Полых валенках с отрезанными голенищами.
— Спортсмены не пьют! — сурово заявил Юрка. — Поговорить надо.
Мы вошли в квартиру и поговорили.
Выяснилось, что у алкаша есть зять, бригадир грузчиков. Бригада подрядилась перевезти рояль доценту консерватории: со старой квартиры на новую. Инструмент не пролез в двери. Пришлось извлекать его через балкон с помощью лебедки, колесико которой крепилось на крыше. Дядя Миша подшустрил и заработал на две бутылки.
Про звезду с бриллиантами мы даже не заикнулись: было ясно, что алкаш здесь ни причем.
Когда мы оказались во дворе, Юрка задрал голову и спросил:
— Где конкретно тут грабили?
Я показал ему кривулинское окно. Там уже было темно — Сережка вовсю дрых.
Стас начал прощаться: ему еще предстояло пилить домой через пол-Москвы. Мы с Юркой проводили его до метро. Напоследок они ото шли в сторонку и стали о чем-то жарко шептаться. Брат что-то требовал. Друг не соглашался. Сколько я помнил себя, эта парочка вечно спорила. Долговязый Юрка быстро заводился, но был отходчивым. Стас, маленький и настырный, любил довести его до белого каления, а потом вдруг взять и полностью признать Юркину правоту. На обратном пути я спросил:
— Ну, как прошли сборы? Ты уже поплыл на мастера?
Брат небрежно кивнул.
— Поздравляю, Юрка!
— На тренировке — не в счет, — отмахнулся он. — Результат нужно давать на соревнованиях. Через неделю поедем в Венгрию на юношескую Европу. Вот там и посмотрим, чего я стою!
Это было вполне в Юркином духе: о том, что его включили наконец в сборную страны, сообщить как бы между прочим.
Мы не спеша шагали по ночной улице. Кое-где в подворотнях мелькали подозрительные тени. Но я был спокоен. Рядом был Юрка. Пару раз мой локоть как бы невзначай коснулся мощной руки брата.
На перекрестке два амбала в одинаковых кожаных пиджаках лениво, через губу, попросили у нас закурить. Юрка хладнокровно сообщил, что мы не курим. Пиджаки оживились и хотели было возникнуть, но, покосившись на широченные плечи брата, передумали.
Уже лежа в постели, я спохватился:
— Слушай! А как ты допер, что я сижу на этом чердаке?
— Нам позвонили, — отозвался Юрка сонным голосом. — Только я приехал с вокзала, а тут…
— Позвонили? — изумился я. — Кто?
— Откуда я знаю! Какая-то девчонка. То ли Нина, то ли Зина.
— Сима! — воскликнул я.
— Ну да, Сима. Сказала, что ты застрял на чердаке. Продиктовала адрес. Давай спать, Димка!
Я не отставал:
— А как Сима узнала, где я?
— Отвяжись, а? Мне в шесть утра вставать на тренировку, кретин!
Через минуту брат уже спал. Утром я позвонил Симе.
— Привет! — как всегда, обрадовалась она. — Я думала, ты еще вчера позвонишь.
Я спросил про чердак.
— Это Степа! — засмеялась девочка. — Он все о тебе знает: где ты находишься и что делаешь.
— Он что, следит за мной?
Она возразила:
— «Следит» плохое слово. Он просто опекает тебя. Да, Дима! А что там у тебя все время звенело? Степа слышал с крыши! Будильник, что ли?
— Послушай, — нахмурился я. — А чего это наш Шерлок Холмс все время прячется? По-прежнему жены боится? Мне нужно кое-что рассказать ему.
— Хорошо, я передам.
Мы помолчали.
— А брат твой Степе совсем не понравился! — сообщила Сима. — Говорит, сразу чувствуется, что у него плохой характер.
— Ни фига себе! — хмыкнул я. — Характер хуже, чем у ворона, поискать! А туда же: критикует других.
Она засмеялась, а потом сказала:
— Дима, вот еще что! Степа надеется, что ты помнишь: о нем никому ни слова. Даже брату!
Я ответил, что помню.
Последним уроком была литература. Нам раздали проверенные сочинения на тему «Русь! Куда же несешься ты?» Ошибок я сделал, как обычно, вагон и маленькую тележку. За грамотность — пара. Зато тема была раскрыта на трояк. Общая оценка — трояк с двумя минусами. У Маслова оказалось два пятерика. Федька провернул свой коронный финт: нафигачил «Русь» в стихах. Это всегда действовало безотказно. Жаль, сокрушался толстяк, что нельзя в стихах решать задачки по алгебре.
Он вдруг сказал:
— Смотри, какая ворона интересная! Сидит себе и сидит. На людей — ноль внимания. Я повернулся.
За нашим окном примостился на ветке Степа. Для отвода глаз сыщик держал в клюве пустую коробочку из-под йогурта. Ворон делал вид, будто целиком поглощен драгоценной добычей. Наконец он поднял голову и встретился со мной глазами. Как бы в нечаянном испуге Степа выронил свою коробочку и, взмахнув крыльями, плавно ушел в сторону парка. Намек я понял. Отделавшись на крыльце школы от Маслова, я направился в парк.
По дороге я зашел в какой-то задрипанный магазинчик и попросил взвесить триста граммов ветчины.
Плотная, похожая на Шварценеггера, продавщица читала роман. Не поднимая глаз от книги, тетка сообщила задумчиво:
— Она — зеленая.
— Отлично! Беру!
Шварценеггерша продолжала читать. Я нетерпеливо постучал монеткой по прилавку.
— Пожалуйста, триста ветчины!
По-прежнему не отрываясь от романа, она спросила:
— Для собаки, что ли?
— Ну да! Такая зануда: не ест свежее.
Продавщица вздохнула, заложила книгу сторублевкой и бросила на весы заветренный шмат ветчины. Цвет у него был не зеленый, а скорее, серый.
— Похуже ничего нету? Знаете, чтоб с запашком!
Она покосилась на меня:
— Разыгрываешь, небось?
Я вздохнул:
— Если честно, это не собака.
— А кто?
— Крокодил. Вот такой длины!
— Гена? — прищурилась она.
— Почему Гена? Гоша! На птичьем рынке приобрели.
Женщина убрала ветчину и опять уселась за роман.
— Иди, мальчик, уроки делай!
Я пожал плечами и вышел.
…Степа переспросил:
— Значит, воет волк, а потом — отбой?
— Ну! И никто ничего не говорит. Ни слова.
— Очень интересно. Ты понимаешь, что это значит?
— Конечно! Он не хочет, чтобы я узнал голос. Это кто-то из своих. Но кто? Трухнов и Беляев отпадают. Федька Маслов тоже. Кривулина ты сам отмазал. Мартышка, что ли?
— О Вите Мартынове я справлялся, — заметил ворон. — Он не способен спуститься с крыши по веревке. У парня страх высоты. Именно поэтому Мартышкин дедушка застеклил лоджию: внук боялся выходить на нее.
— Ты подслушал разговоры во дворе? — догадался я.
Он кивнул.
— А вчера я летал в Саратов.
Я опешил.
— Зачем?
— Твоего брата проверял.
— Ты в своем уме? — возмутился я.
— Это для тебя он брат, а для меня — такой же подозреваемый, как и все. В принципе он мог бы на один день смотаться из Саратова в Москву и ограбить квартиру. Но оказалось, все в порядке. Юра с соревнований не отлучался.
— Саратов — это же бог знает где! На Волге!
— Я летал на самолете, — сказал Степа.
Я засмеялся.
— Пожалуй, мне пора! — засобирался сыщик. — Хочу проверить еще одну любопытную версию.
— Какую?
Он промолчал.
— А мне что делать, Степа? Продолжать трепаться во дворе про звезду? Всех уже тошнит от нее!
Ворон внушительно проскрипел:
— Ты делаешь важное дело, Дима. Очень важное. Если ты думаешь, что расследование преступлений — это сплошные погони, перестрелки и все такое, то ошибаешься. Девяносто процентов усилий сыщика уходит на кропотливую скучную работу. Без нее никак не обойтись.