Мария Некрасова - Костыль-нога
– Ну да. Наши все такие: побухтят-побухтят, да перестанут, сделают, что велено.
– Слава богу!
Пашка ухватил меня за майку и стащил с кровати:
– Не дрейфь, родственник! Работать давай.
Он притащил инструменты, а я – записки. Было действительно много, штук сто.
– Не знал, что в селе столько народу!
– Восемьдесят человек, – гордо ответил Пашка. – Восемьдесят три, с тобой, мной и матерью. – Помолчал и добавил:
– И все деревянные.
– Все?!
– Угу. Пока ты спал, успели дойти все остальные.
– М-дя. – Я начал перебирать записки.
В чем в чем, а в изобретательности, креативности и нестандартности мышления местным не откажешь. Каждый извернулся, как мог: «зубочистка» (издевается, да?), «спички» (куда ни шло), «кнут» (молчу-молчу), «ложка» (даже знаю, кто это писал), «расческа»...
В общем, весело.
– С чего начнем? – спросил я.
– С мелочей. Их можно делать одновременно. Разломить ее пополам: я, к примеру, делаю игрушку, ты – ложку.
И мы стали делать, Пашка – игрушку, я – ложку. К полудню к нам присоединился дядя Боря и стал варганить зубочистки из щепочек.
– Смотри, малец, – поучал он, орудуя ножиком, – пока нас не расколдуешь, в Москву тебе дороги нет...
А то я не знал! Куда ж я поеду такой красивый?!
Ложка получилась корявенькая (не каждый день я делаю ложки), но это не суть. Если поделка правильная, Нога поймет (надеюсь) и не будет больше безобразить. Если нет... Едва Пашка закончил свою игрушку (кораблик), как ложка задрожала у меня в руках и «раз-два» – шустренько слилась и с корабликом, и с зубочистками, и с кучей стружек на полу. Пред нами предстала Костыль-нога в первозданном виде.
– Не угадали, – холодно резюмировал Пашка, – что там дальше у нас?..
Дальше был крючок для полотенец (час от часу не легче!), рожок для обуви и рогатка. Я подумал, что если и дальше будем принимать всерьез такие предложения, то никогда не закончим.
– А сам-то что предлагаешь? – спросил Пашка. Пришлось заткнуться и делать рогатку. Все мои светлые мысли куда-то улетучились. Нелегко это – решать философские вопросы с деревянной-то башкой!
К вечеру мы успели сделать три десятка бесполезных деревянных вещей и расстроиться, что ни одна из них не оказалась Самой Лучшей Деревяшкой. В ящик сыпались новые и новые записки, я едва успевал доставать. Потом начали прибывать соседи (помочь), и мы с Пашкой решили, что заслужили короткую прогулку. Пускай соседи построгают, раз им хочется.
Мы съехали по хрупким деревянным перилам и вывалились на крыльцо.
– Перила надо попробовать сделать, – заметил Пашка, – и мостки.
Я сказал: «Угу», – потянулся, вдыхая свежий деревенский воздух и услышал:
– Сгинь, нечистая!
Крик доносился со стороны бани. Я вспомнил, как мы вчера заперли туда бабку, сказал:
– Блин, забыли про нее! – рванули мы к бане.
У распахнутой двери стояла тетя Нюся и вопила: «А-А-А!!! » Я заглянул: да, зрелище, конечно, необычное, но страшного, на мой взгляд, ничего. Сидит на полке моя бабулька, держит за шкирку Пашкиного щенка (как попал туда, непонятно) и пытается напоить из банного ковшика:
– Ну хлебни, милай! Я есть хочу, с вечера сижу тут одна!
До нас с Пашкой дошло, и мы начали ржать. Тетя Нюся покосилась на нас, неоригинально пообещала: «Выдеру!» – и стала жаловаться:
– Я слышу, в бане «шур-шур», а снаружи заперто, вошла, а тут вот! Как просочилась? Почему с собакой говорит? Зачем ей его поить? Чертовщина!
На мой взгляд, чертовщину мы за последние сутки видали и покруче, чем бабулька, разговаривающая с собакой. Но спорить я не стал, просто объяснил, что к чему. На тетку это произвело неизгладимое впечатление:
– Что же мы все теперь будем есть? Так?!!!
А с улицы между тем раздавались голоса соседей:
– Шарик, на меня!
– Нет, на меня!
– Бобик, Бобик!
Теть-Нюся оглянулась, послушала, вздохнула и вышла.
– Расколдуйте нас поскорее, – попросила она Пашку и в сто первый раз пообещала: – Выдеру.
– Игорек! – кинулась мне на шею бабулька. – На кого ж ты меня оставил?!
Я сказал:
– Извините. – Потому что стоило извиниться перед человеком, которого ты запер в бане и забыл.
Но бабулька, кажется, не сердилась:
– Да дело молодое, что, я не понимаю?! Ну, куда пойдем?
Вопрос был, конечно, хороший. Больше всего мне хотелось спровадить ее домой и спокойно погулять с Пашкой, обдумывая философский вопрос о Лучшей Деревяшке. Но разве от нее отвяжешься?! Я привычно поправил бабульку на шее, как шарф, и без надежды предложил:
– Пойдемте, мы вас проводим? Вы устали тут сидеть, небось, почти сутки!
– Не-е, – бабулька еще крепче повисла на мне. – Теперь я от тебя никуда не уйду!
Что и требовалось доказать.
– Пойдем по поселку пошляемся, – предложил Пашка.
И мы пошли шляться по поселку.
Селяне уже вернулись с работы и теперь бегали за собаками, требуя ужин. Слышали, как одна тетка жалуется другой: «Я его кормила-ростила, а он на яблоню ногу задрал!» У забора на лавочке сидели два старичка, один, разминая пальцами папиросу, тоже жаловался:
– Не могу, Палыч! Сгореть боюсь!
– А ты не в затяг, – поучал сосед.
– Да я так со второго класса не курю, – сокрушался Палыч.
М-да. Здравствуй, дурдом «Солнышко» – поселок Деревянный! Я только теперь понял, почему он так называется, но легче от этого не стало.
– Слышь, Паш, а поселок все время Деревянный был? Или есть другое, старое название?
– Выясняли уже, – буркнул Пашка. – Нет, с Костыль-ногой эта история не связана. Просто раньше в поселке жили «деревянные» ремесленники: плотники всякие, столяры...
– А потом?
– А потом выросли их дети и начали осваивать другие ремесла. Это ведь скучно, когда все вокруг заняты одним и тем же. Они стали гончарами, кузнецами, кто кем. А название «Деревянный» осталось.
– А столяры?
– Последний нам сегодня помогал. Дядя Боря.
– И все?
Пашка пожал плечами:
– Есть Петрович еще. Но он уже сто лет не работает. И вообще из дома не выходит, я не удивлюсь, если он один из всего поселка настоящим остался.
– Настоящим?
– Ну не деревянным. К нам вчера все зашли, а его не было. Он весь день дома сидит, ни с кем не общается. Даже в огород не выходит. Чем жив?
– Пошли к нему!
Пашка открыл было рот, наверное, хотел спросить «зачем?», но передумал. Дошло! Конечно, кто еще знает все о деревяшках, как не столяр?! От дяди Бори, правда, толку было мало, но вдруг этот Петрович знает больше?
– Вон дом с красной крышей, видишь? – Пашка показал куда-то за горизонт. На отшибе, у самого леса действительно стоял маленький домик. Игрушечный такой. С красной крышей.
– Игорек! Может, не надо? – вякнула бабка на шее. Я уже давно перестал ее воспринимать как мыслящее существо, и Пашка тоже. Поэтому мы проигнорировали ценное замечание.
Глава 11
Список мастера
Ни забора, ни огорода, ни даже бани и дощатого сортира у Петровича не было как факта. Просто дом с дырявым крыльцом и облезлой кошкой для уюта. Пашка шагнул мимо нее и вежливо постучал. Вообще я не заметил за местными такой привычки – стучать. Если им куда-то надо, то они берут и заходят, не предупреждая и не осведомляясь, можно им туда или так перебьются. Из-за этого вчера и одеревенел весь поселок. Стучали бы – были бы сейчас целехоньки. А они не стучали, потому что нет у них такой привычки. Но Пашка постучал. Боится?
– Не заперто! – Нормальный голос, не молодой, конечно, но и не стариковский скрипучий. Что там Пашка говорил, что Петровичу сто лет?
Мы вошли, и я увидел мумию. Нет, я стараюсь уважать старших, но по-другому не назовешь. Скелет, обтянутый костями, выпученные глаза и белые одежды. Совсем сюрно смотрелась длинная пушистая борода на высушенном лице.
– Хто-й-то?
– Эт я, Пашка, Нюсин. А это мой родственник из Москвы, не пугайтесь.
– Костыль поработал?
– Угу. Весь поселок уже, Петрович, – Пашка запнулся, – кроме вас. Мы ее поймали и делаем самую Лучшую Деревяшку. Только не выходит ничего.
– Ясно, – вздохнул старик.
Он лежал на пружинной кровати с железными прутьями. Рядом стояла табуретка, на ней – куча лекарств и пара сушек. Еще в комнате был шкаф и одинокий стул. И все. Наверное, поэтому сесть нам не предлагали. Мы так и стояли в прихожей (или как это называется в деревнях?).
Пашка мямлил:
– Мы думали, вы...
– Знаю я, что вы думали. Я сам об этом думаю уже сто лет. Все перепробовал. Только зря это.
– Все? – переспросил я. – Перепробовали?!
А Пашка бесцеремонно подошел и взял старика за руку. А я уже и так видел: деревянный старик-то, деревянный. Только худой очень, и весь укутанный, вот и смахивает на сухонького дедульку из плоти и крови.
– Давно?
– После войны еще. В первые же годы, как этот Костыль появился. В поселке тогда полтора человека осталось, всех поубивало. А тут еще эта чертовщина. Ну я тогда и решил, будь что будет, а своих я спасу. Тридцать лет над ней сидел, все без толку.
