Геннадий Филимонов - На роликах за «Мерседесом»
— Слушай, старик, а чего тянуть кота за хвост? — гнул свою линию Раф. — Гони бабки и разойдемся красиво.
— Сколько? — стараясь выиграть время, спросил Виктор.
— Шестьдесят штук, зелененькими.
— Как это шестьдесят? — поразился Виктор. — А десять штук откуда взялись?
— За вчерашний день проценты набежали, — ехидно сказал Раф. — Фирма терпит убытки.
— Это же грабеж, — возмутился Виктор.
— Нет. Это экспроприация капитала. Ты на нас нажиться хотел. А теперь мы наживемся на тебе. И не вздумай дергаться. Ты у нас на крючке.
— Ладно, мужики, мы вчера договорились на двенадцать, так что у меня еще есть время. Ждите меня здесь, я никуда не денусь.
— Учти, что твоя жена у Деда, — бросил свой главный козырь Раф. — Если исчезнешь — закопаем.
Виктор резко повернулся и вышел. Малиновый «Мерседес» он нашел неподалеку от дома. Переписав номер, он зашел в телефонную будку и достал записную книжку.
— Где же ты, где же? — бормотал он, листая страницы. — Ага, кажется, нашел.
Телефон долго был занят. Это обнадеживало, значит кто-то был дома. Наконец в трубке раздались длинные гудки.
— Говорите, — включился в линию самоуверенный мужской голос.
Виктор узнал Петровича сразу. Два года назад он отбил его у банды хулиганствующих подростков и потом почти неделю не мог вернуться к себе домой. Светлана с Тоником тогда отдыхали на юге, а он должен был устраиваться на работу. Конечно, ни на какую работу его тогда не взяли, но гостеприимство Петровича запомнилась надолго. На эту неделю он словно вернулся в прежнюю бесшабашную холостую жизнь.
— Петрович, это Вик. Мне нужна твоя помощь, — сказал он сразу.
— Виктор, — ахнули на другом конце провода, — приезжай немедленно. Ты подлец, Вик! Ты не оставил мне своего телефона. Но теперь ты так легко не отделаешься.
— Петрович, я к тебе сейчас приеду. Но пока я буду добираться, ты найдешь мне адрес по номеру машины. Это очень важно и очень срочно.
— Записываю, — голос Петровича стал серьезным и деловым. — МЮ-28–45. «Мерседес» вишневого цвета. Витя, Ты адрес мой еще не забыл. Пока доедешь — все будет готово.
— Еду, — сказал Виктор и бросил трубку.
Его старенький «москвичок» завелся с полуоборота и через минуту влился в сверкающий поток машин, несущихся, казалось по бесконечному замкнутому кругу.
Светлана проснулась внезапно, как от толчка. Обычно она вставала трудно, стараясь продлить утреннюю расслабленность и негу, но сейчас сон улетел в одно мгновенье и она сразу вспомнила весь вчерашний кошмар.
Она сбросила телогрейку, которой накрывалась на ночь, и села. С тех пор, как ее заперли здесь, на даче никто не появлялся, иначе она бы услышала лай собаки. Может быть, эти бандиты добрались до Виктора, и он их избил? Для него это пара пустяков. Однажды она видела, как он один разогнал большую компанию пьяных парней. Ударов почти не было видно, просто люди валились в разные стороны, а он шел сквозь толпу, как бы танцуя, словно для него это была забавная игра.
А вдруг они уже в больнице? Лежат под капельницами, в гипсе и не могут никому о ней рассказать. Ей что же тогда, умирать придется от голода? Хотя вода здесь, кажется, есть.
Светлана встала, подошла к умывальнику и открыла кран. Тугая струя холодной воды ударила в раковину. Уже легче. Она умылась, напилась воды и приступила к детальному осмотру помещения.
Предбанник был в два раза больше самой бани. Около зарешеченного окошка стоял большой дубовый стол с лавками. Напротив — кожаный диванчик, на котором она спала сегодня ночью. Справа на небольшом столике она увидела электрическую плитку, а слева в углу были сооружены две кабинки, в одной из которых она обнаружила душ, а в другой — биотуалет. Что, в общем-то, тоже было не лишним.
В самой бане почти половину всего пространства занимала печь, а остальное было обычным — тазы, скамейки. Маленькое окошко тоже было забрано решеткой. Если даже его и высадить скамейкой, то вылезти в такое узкое отверстие все равно не получится.
Светлана осмотрела еще раз входную дверь и убедилась снова, что ей отсюда без ключей не выйти. Придется сидеть в клетке. Настроение стало снижаться к нулевой отметке. Она задумчиво провела пальцем по деревянной обшивке стены. Ее внимание привлекла тонкая линия, проходящая поперек шва. Как будто именно в этом месте не хватило длинных досок и вместо них поставили несколько коротких, или здесь должен быть какой-то тайник.
Она тщательно осмотрела стены, но больше ничего подозрительного не нашла. Правда, несколько неуместно выглядела медная гравюра, изображающая, видимо, Леля. Она висела очень низко и смотрелась инородным элементом среди массивных деревянных предметов.
Светлана нажала на нее рукой и — о чудо — с мягким щелчком из стены вышла дверца, за которой скрывался обычный холодильник. Он был полон самой разнообразной еды. Светлана выбрала себе мясо в желе, огурец и два помидора. Если учесть пропущенный ужин, то для завтрака это уже хорошо.
Она с аппетитом все съела и только потом продолжила обследование холодильника. По самым скромным подсчетам на этих продуктах можно было запросто продержаться недели две. Это только в крайнем случае, если вчерашние ублюдки больше не появятся. А потом вернется с гастролей хозяин дачи. А если они приедут сегодня?
На боковой полке стояли две запотевшие бутылки водки. Светлана поставила их сбоку от входной двери. Как только кто-нибудь сунется в баню, то она разобьет об его голову бутылку и выскочит с криками о помощи на улицу. Это лучше, чем ждать неизвестности. Светлана вспомнила липкие взгляды толстяка и ее передернуло от отвращения. Ничего, она за себя постоять сможет.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Как приятно днем идти по дороге, на которой ночью тебя все пугало. Тот же самый путь, а насколько он приятнее и короче. Тоник шел с Сашкой к электричке через кукурузу и чувствовал, что все будет хорошо. Он теперь знает номер машины и рядом с ним новый друг.
А Сашка пел песни. Как выяснилось, он их знает в невероятном количестве. Причем большинство этих песен были написаны явно задолго до его рождения. Тоник не выдержал и спросил, откуда он знает все эти песни?
— Их пел мой батя, — сказал Сашка. — Он пел их под гитару и его всегда приглашали в гости. Мама говорит, что из-за этого он и спился.
— А сейчас он поет?
— Поет, когда напьется, — вздохнул Сашка. — Только гитара его давно сломана, а без нее он не может. Получается уже не песня, а пьяное нытье. А раньше… Ты знаешь, как его слушали раньше! За столом же всегда шум, гам. И он берет в руки гитару. Два аккорда и все — полная тишина. Весь вечер слушают только его.
— А ты сам на гитаре умеешь играть?
— Не успел научиться. Я тебе не рассказывал. В общем, мама нас бросила. А когда она уходила, батя и шарахнул гитарой об пол. Все вдребезги. Теперь ни мамы, ни гитары.
Тоник задумался. Он даже представить себе не мог, чтобы его мама могла их бросить.
— Вообще-то она на другой день вернулась, — решил исправиться Сашка, поняв, что перегнул палку. — Только гитары уже нет. У него была отличная испанская гитара. Сейчас такую не купишь. А батя стал пить еще больше. Неделю только держался, а потом то же самое. Я хочу, чтобы его закодировали. У наших соседей дядя Вася раньше каждый день пил, а сейчас уже год как закодировался и ни капли. Даже пиво, представляешь?
— Представляю, — ответил Тоник. У него отец прекрасно обходился без горячительных напитков. — А сколько стоит закодироваться?
— Много, — сказал Сашка. — Но я заработаю, лишь бы у меня деньги не отнимали.
— А что это ты в карманы понапихал? — Тоник потрогал непомерно раздутый карман Сашкиной куртки.
— Веревка. — Сашка вытянул из кармана конец бельевой веревки и, проверяя на прочность, подергал ее одновременно в разные стороны. — Будет чем бандитов связывать.
Тоник усмехнулся, представив себе, как Сашка связывает двоих бандитов сразу, но ничего не сказал — нужно было уже покупать билеты.
В электричке они сели у окна, напротив друг друга. Говорить среди общего шума было бы непросто и у Тоника появилась возможность как следует рассмотреть Сашку.
Он был моложе Тоника года на два, не меньше, но сколько в нем самостоятельности и уверенности в себе. Он совершенно точно знает, чего хочет от жизни и как этого добиться.
Откуда в нем это? Тоник видел перед собой обычное лицо совершенно обычного мальчишки и не мог угадать, в чем же он отличается от него. Белобрысый, синеглазый. Да таких же вокруг тысячи. И в то же время в нем чувствовалась какая-то тайна.
Сашка только улыбался, чувствуя на себе пытливый взгляд Тоника. Внезапно он наклонился вперед и, как заговорщик, сказал:
— Давай поиграем.
— Давай, — согласился Тоник, радуясь возможности скоротать время.
