Марина Елькина - Тайна под дубом
Вчера произошел досадный случай — Борису отдавило телегой ногу. Досадный потому, что это не боевое ранение, а в госпиталь теперь все равно отправят.
Как так получилось? Артиллерийское орудие помогал на телегу грузить, лошадь в сторону рванула, телега перевернулась, и нога Бориса осталась под колесом. Все остальные целы и невредимы, а Борис…
Лежит теперь на последней телеге, нога распухла, посинела. Нам бы только до ближайшего госпиталя добраться.
Дни стоят холодные. Заморозки по ночам, трава инеем покрывается.
Сейчас, наверное, все цветет — вишни, яблони, сливы. Померзнет, плодов не будет. Какой у нас сад был! Отцовский еще. Яблоням там уже не один десяток. Теперь и от сада ничего не осталось. Одни головешки. Только в самом углу уцелел куст смородины.
Борис в телеге мерзнет. Ему ведь теперь лишний раз не пошевелиться. Я ему свою гимнастерку отдал, так теплее будет.
Он и брать гимнастерку не хотел. Ты, говорит, закоченеешь совсем.
Чудак! Я-то двигаюсь, а движение согревает. Еле уговорил. Теперь топаю в шинели на голое тело, но это не беда.
Бориса все жалеют. Кто сало ему отдает, кто фляжку, кто курево. А он злится. Не хочет, чтобы его жалели. Он вчера мне так сказал:
— Обидно, брат! Пока отступали, я на ногах был. А теперь наступаем, фрица гоним, а я валяюсь в телеге.
Я уж постарался его успокоить. И конечно, не сказал, что сам не меньше его переживаю. Мы ведь вместе с самого первого фронтового дня.
Я такого друга, как Борис, и не имел никогда. Все вместе. Такая дружба, наверное, только на фронте и бывает.
А теперь его отправят в госпиталь, может, вообще на гражданку спишут, а я дальше пойду. Без него. Потеряемся. Может, и не свидимся никогда. А жаль.
Ладно, пусть не встретимся, только бы он жив в этой войне остался. А я, если жив буду, его разыщу…
…Бой только что окончился. Тяжело пришлось. Силен еще фашист. Собрал остатки своей дивизии да как жахнет! Наши передовые полки смял.
Нам командир велел отступить. Мы поначалу не поняли, роптать стали. Кому же снова отступать охота? Но приказ есть приказ, отошли за холмы.
Только потом сообразили, что это был хитрый маневр. Немцы обрадовались, что мы отступили, вперед рванули, вроде как погоню устроить хотели. А тут с флангов другие наши части их в клещи и зажали! Военная хитрость!
Нам, конечно, досталось. Кое-где в рукопашную вступали.
И Борис на своей телеге не усидел. Сполз как-то, до автомата дотянулся и к нам.
Не до него было. Я так и не сразу заметил, что он появился. Чувствую, толкает кто-то. Посторонись, говорит. И чеку из гранаты выдергивает.
Гранаты бросать Борис мастер. Размахнулся и прямо по фашистским автоматчикам. Другие тоже стали гранаты бросать. Немцы тут же свой пыл поумерили.
Наш полк в этом бою много народу потерял. О расформировании поговаривают. Может, даже на другой фронт перебрасывать будут.
Борис ранение получил. В другую ногу. Легкое, но теперь вообще встать не может.
Правда, настроение у него хорошее. Командир за проявленную инициативу поблагодарил, за гранаты то есть. Да и ранение теперь боевое. Не стыдно в госпиталь поступить. Как положено солдату — ранен в бою. А то, говорит, стыдно сказать, что под лошадь попал. Подумают еще, что нарочно, чтобы в бой не ходить.
В соседнем, уже освобожденном, городе спешно формируют госпиталь. Раненых много.
Я у командира спросил, когда нас перебросят, а он сказал, что несколько дней передышки дадут. Там видно будет.
И то хорошо. Успею пару раз Бориса в госпитале навестить. А если передышка затянется (что, конечно, вряд ли), то, глядишь, и Борис на ноги встанет, сможет вместе с нами воевать.
Нас разместили в селе. Сижу сейчас под цветущей яблоней. Не тронул ее мороз. Листья не пожухли и цвет не облетел. Держится сад. И мы держимся.
Глава V
Поиски клада
Лешка проснулся оттого, что Толик тряс его за плечо.
— Что случилось? — сонно и недовольно спросил Лешка.
За окном было темно.
— Ты кричал, — ответил Толик. — Что тебе снилось?
— Что снилось? — Лешка потер лоб. Снилось ему что-то невероятное. Какие-то пираты, сокровища, дубы и необитаемые острова.
Он рассказал Толику и поежился. Ничего нет приятного, когда за тобой гонятся пираты.
Толик рассмеялся. Хорошо смеяться, когда не видел такого жуткого сна.
— На необитаемых островах не растут дубы, — сказал он. — Там только пальмы.
Лешка отмахнулся, перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
— А я не сплю, — пожаловался Толик. — Все думаю, чем нам лопату заменить.
— Утром подумаешь, — ответил Лешка.
— Он не был расположен к разговору.
— Что, если взять ножницы? — спросил Толик.
— Возьми, — сквозь сон пробормотал Лешка.
— Думаешь, раскопаем клад ножницами?
— Раскопаем.
А перед глазами уже снова крутились пираты и дубы…
Утром первым вскочил Толик.
— Ты что, всю ночь не спал? — хмуро поинтересовался у него Лешка: после ночных кошмаров настроение было плохое.
— Спал, — коротко ответил Толик, роясь в коробке.
— Что ищешь? — зевнул Лешка.
— Ножницы.
Лешка изумился:
— Зачем?
— А копать чем будем?
— Ну, не ножницами же!
— Ты же ночью согласился!
— Да? — такого Лешка не мог припомнить. Он вообще очень смутно припоминал то, что Толик будил его. — Это я со сна. Наговорил черт знает чего. Сам подумай, что мы ножницами раскопаем? Тут все равно лопата нужна. Хотя бы маленькая.
Толик молча закрыл коробку и ушел в другую комнату. Лешка решил, что он обиделся. Но Толику было не до обид. Главное — найти, чем копать.
— Только это, — он показал Лешке небольшую золотистую лопатку.
— Это для торта, — поморщился Лешка.
— Другой нету.
— Эта не пойдет. Сломается.
— Пойду на балконе посмотрю, — вздохнул Толик.
Лешка тоже потащился на балкон. А то неудобно: Толик ищет, а он только командует.
На балконе стояли две картонные коробки.
— Здесь всякое барахло, — пояснил Толик. — Ты в одной коробке смотри, а я — в другой, чтобы быстрее.
Лешка кивнул и открыл свою коробку. Чего здесь только нет! Какие-то винтики, ручки, старые выключатели, сломанный молоток, моток лески.
— Зачем все это твоей бабушке? — подивился Лешка.
— Не знаю. Скорее всего, это мой отец складывал, когда маленький был. Нашел! — радостно завопил Толик и извлек из коробки детский совок.
Совок был старый, железный, довольно прочный, хоть и изрядно проржавевший.
— Что вы тут ищете? — На балкон вышла Вероника Аркадьевна.
— Да вот, старые вещи смотрим. Совок нашли.
— А-а! Это игрушка твоего папы.
— Я так и понял. — Толик хитро прищурился: — Бабушка, как ты думаешь, этим совком можно вырыть клад?
— Конечно, можно. Давайте-ка складывайте все обратно, а то весь балкон завалили.
— Бабушка, а можно мы с Алешей еще разок на аттракционы сходим?
— Можно. Только ненадолго. Мы с Еленой Андреевной по магазинам хотим походить после обеда.
— К этому времени мы вернемся, — уверенно пообещал Толик, а Лешке прошептал, когда бабушка ушла: — Наверняка, мы найдем клад за пять минут. Они его глубоко не спрятали. Хитро я все вызнал?
— Что ты вызнал?
— Ну, то, что клад не глубоко. Бабушка же сказала: этим совком клад выкопать можно.
Довольный собой, Толик замычал какую-то мелодию. Лешка усмехнулся: музыкант из Толика лучше, чем кладоискатель.
Ребята беспрепятственно добрались до дуба в парке.
— Приступаем?
Лешка опасливо огляделся: не хотелось больше попадаться в руки служителей. Парк был еще пуст. Утром не только служителей, но и посетителей было немного.
— Где будем копать? — спросил Лешка. — Вокруг всего дуба?
— А на картинке как нарисовано?
Лешка вытащил сложенный вчетверо альбомный лист. На картинке только переплетенные корни и маленький крестик.
Толик в раздумье почесал кончик носа:
— Пойди разбери! Придется вокруг копать. Не могли толком указать!
— Если бы толком указали, было бы неинтересно.
— А интересно окапывать этот огромный дуб?
— Бабушки решили, что интересно.
Толик сердито пожал плечами, опустился на колени и принялся раскапывать. Корни старого дуба выходили на поверхность и были толще руки взрослого человека. Совок то и дело натыкался на эти корни и на их ответвления. Земля, поросшая травой, плохо поддавалась. Конечно, здесь нужна нормальная лопата, а не детский совок!
— Мы даже не знаем, на каком расстоянии от ствола, на какую глубину копать! — ворчал Толик. — Тут можно весь день провозиться и ничего не найти.
Лешка хотел было напомнить ему, с каким воодушевлением он готовился к раскопкам, как был уверен, что клад почти что на поверхности, но не стал напоминать. Только предложил:
