Дмитрий Щеглов - Карамба, или Козья морда
Хват видимо переступил за ту черту, за которую лучше было не переступать. Длинная, волосатая рука потянулась к нему и ухватив за ворот приподняла его с места: – Я жизнью рисковал, а ты насмехаться?
Нам показалось, что Хвату пришел конец, зверь Горилла в припадке доказательства своей учености, сейчас задушит его. Но вдруг, Горилла, неожиданно согнулся пополам, и как подкошенный столб, грохнулся на пол.
Хват, поправлял на себе помятую сорочку: – Тоже мне герой чеченской войны выискался, он жизнью, видите ли, рисковал, – и несильно толкнул ногой Гориллу, – слышь, после химического анализа, пятьдесят тысяч зеленых дам, понял?
Горилла, приходя в себя, медленно отрывал голову от пола. До него тяжело доходил смысл сказанного.
– Вот жулик, он всегда такой, – восхищенно шептал рядом Данила, – сроду настоящую цену не даст.
– Чем это ты меня вырубил? Карате, что ли в Москве изучил?
– Ты когда-нибудь электрическую дубинку видел?
Горилла подтянув чурбак, присел на него: – Черт с тобой, триста тысяч и не меньше.
– Семьдесят.
– Двести пятьдесят, – у Гориллы цена шла вниз быстрее, чем она поднималась у прожженного Хвата-Барыги.
– Сто, и ни цента больше.
– Двести, моя последняя цена, – опасливо поглядывая на шоковую дубинку, угрюмо, но твердо сказал Горилла, – я знаю, тебе еще почти миллион останется, если за границей продашь. Будешь в Рио-де-Жанейро мангустов жрать.
– Жри сам свою собачатину и мангусты, а меня уволь, – намекая на ресторанный бизнес незадачливого партнера, снова насмехался Хват.
Горилла понял, что снова сморозил какую-то глупость, и решил покороче формулировать коммерческое предложение.
– Согласен? – угрожающе спросил он.
– Пусть я в убытке останусь. Согласен! – торжествующие нотки присутствовали в голосе Барыги, – Но…
– Что еще?
– Но тебе же деньги надо отдать? А где я тебе сразу такую сумму возьму, мне надо за ними в Москву смотаться, экспертизу пала…платине произвести, это займет часов пять, не меньше. Поэтому я предлагаю такой вариант. Вот тебе пока задаток пятнадцать тысяч долларов, все, что у меня есть сейчас с собою, мы закрываем сарай, ты мне передаешь ключи и вечером, когда я их привезу, ты приходишь за деньгами.
Хоть Горилла и туго соображал, но он понял, что в плане Хвата присутствует какой-то непонятный ему подвох.
– Хитрож. ый Одиссей какой выискался, – снова потянуло Гориллу на литературные сравнения, – я, что, лох по-твоему, тебя первый день знаю? Сделаем так…. Ты лезешь обратно в свой погреб. Я закрываю за тобой крышку, и наваливаю на нее всякий хлам, чтобы ты ее не открыл изнутри. Закрываю сарай на свой замок, и жду пока ты приедешь из Москвы с деньгами. А там меняемся, мои – деньги, твой – товар, идет?
– Хорошо, хорошо, – как то сразу согласился Хват, – на, держи задаток, – и он передал Горилле перетянутую резинкой пачку денег, – можешь не считать, там ровно пятнадцать тысяч.
Хват полез в свой собственный подземный ход. Как только его голова скрылась, Горилла закрыл крышку и затащил на нее тяжелый верстак стоящий у стены, за которой мы прятались. Сдвинуть его с места снова смогли бы только два человека, Геракл или Горилла. Так, что со стороны индивидуального подземного хода Хвата, вход в пристройку был намертво закрыт. Горилла постоял еще немного, о чем-то подумал, и, выглянув за ворота, быстро выскользнул наружу. Свет погасить он забыл. Послышался звук проворачиваемого ключа, сначала в одном замке, а потом и во втором. Все. Наступила тишина.
Глава 4
В подземелье, в каменном мешке со ступенями, который был, на самом деле основанием полуразрушенной монастырской стены, мы были одни. Утро, начавшееся как обычно, со спокойного и размеренного течения времени, когда полдня уходит на то чтобы купить бидон молока, вдруг понесло нас с ужасающей скоростью в водоворот событий, из которых не будешь еще знать, как выплыть целым и невредимым. Поверишь тут в теорию относительности Эйнштейна, что время имеет свойство сжиматься. За пару часов мы увидели и узнали столько, что другим мальчишкам хватило бы на все лето. Полазив по подземному ходу, мне показалось, я из трехмерного пространства, попал другое измерение, в четвертое. Там и жизнь была другая, вон старик семьдесят лет как полчаса просидел на сундуке охраняя древние ценности. Прикипел должно быть к ним душой. И тут же рядом, как раскормленный, белый червяк лазал по собственному подземному ходу сегодняшний трутень, не имеющий даже нормального человеческого имени, а известный более в городе под кличкой Хват-Барыга. А у Гориллы наверно и паспорта не было. Нет, некоторые особи рано спустились с деревьев в человеческое общество. До нормальной и здоровой жизни, им было, ох как далеко. Их удел, тайная жизнь, темные дела, наворованные сокровища спрятанные на задах огородов или на номерных счетах в Швейцарии и показная, чавкающая роскошь. Посмотрев сквозь прорезь на нравы этого гиблого болота, я хотел, было предложить своим друзьям уносить ноги подобру-поздорову, но Данила опередил меня:
– Нельзя упускать такой шанс. Если мы не нашли золото, то вот перед нами лежит платина. Она в два с половиной раза дороже золота. Надо только добраться до нее, – и он стал дальше лихорадочно обследовать стену.
Я посмотрел на Настю. Она молча поняла мой вопрос и поддержала Данилу.
– Я согласна на подвески и из платины.
Почему то когда вопрос касается материально осязаемого, а особенно хрустяще, шелестяше, блестящего, Данила с Настей заключают временный союз, хоть в остальное время живут как кошка с собакой. Два один, расклад ложился не в мою пользу. Втроем мы стали дальше исследовать стену. Я совершенно случайно посильнее надавил на небольшой выступ, и сразу перед нами как на часах с кукушкой сами собой приоткрылись дверцы. Это было так неожиданно, что мы отпрянули в сторону. За дверцей был виден сложный механизм из шестеренок, цепей и корабельного рулевого колеса. Даже паутины нигде не было видно. А цепи и колеса были смазаны чем-то черным. Дегтем, догадался я.
– Уже горячо, – обрадовано потирал руки, Данила, – крутим колесо?
– А ты не провалишься куда-нибудь в яму, – решил я отговорить друзей от опасной затеи с чужим добром.
– Я согласен, лишь бы там было золото.
– И я согласная, – Настя, подала решающий второй голос за предложение авантюриста Данилы.
Пока они не начали крутить колесо своей судьбы, я решил с ними серьезно поговорить. Ведь пущенное с горы человеческой алчности, оно моментально зацепит и Гориллу с Хватом, и нас может вдребезги разнести.
– Мы дверь откроем, а тут войдет в сарай Горилла, что будем делать? – спросил я обоих.
– Он на два замка закрывал, пока откроет, мы по подземному ходу до реки добежим, – ни минуты не раздумывая, ответил Данила.
– Этот добежит, вместе с гантелями, – подумал я, и задал второй, самый существенный вопрос: – А зачем нам вообще платина? Что мы с нею будем делать?
– Как что? – удивился Данила. Вопросы от него отскакивали как теннисные мячи от стенки: – Вон Насте нужны подвески, а своего ювелира у нее нет, я им и стану. Пока научишься их лепить, знаешь, сколько материала в брак уйдет? Так, что может еще и не хватит.
– Ты тоже так считаешь, что нам стоит ввязываться в это дело? – спросил я Настю.
– А ты боишься?
Лучше бы она не задевала мужскую честь и гордость. Не мог же я ответить, что участвовать в разборках бандитов и жуликов не хочу, и презираю их жадность и духовное убожество. На словах это не объяснишь, не вытащишь из души без потерь еще гнущийся стерженек благородных юношеских порывов и устремлений.
– Ну что ж ляпила подвесок из палатины, переходи Рубикон, – дал я согласие обоим, и подтолкнул Данилу к рулевому колесу.
Данила покрепче ухватившись за штурвал, стал с силой давить на него. Колесо не двигалось.
– Отойди, – Настя отодвинула его в сторону и легким усилием руки, заставила его крутиться в обратную сторону.
– Ты же дверь открываешь, а не закрываешь, значит, крути вниз, – найдя где-то на колесе верх и низ, она объясняла бестолковому Даниле принцип работы двери. Тот обалдело смотрел на отходящую без скрипа дверь.
Я где-то читал, что блоки на египетских пирамидах так тщательно притерты друг к другу, что между ними невозможно просунуть бритвенное лезвие. А тут не то, что бритвенное лезвие, но даже глаз не мог отличить, где дверь, а где сам дверной проем, коробка. Если бы Горилла не передвинул в сторону огромный верстак, еще бабушка надвое сказала, поддалась бы дверь, или нет. Она открывалась в полуметре над полом. Когда дверь наполовину приоткрылась, Данила первым спрыгнул на пол в пристройку, и схватил сразу две гантели. Для цирковых номеров он еще не годился. Пришлось и мне прыгать внутрь и помогать ему. Вдвоем мы перенесли их в свой угол и, приподняв, поставили на ступени в нашем каменном мешке.
