Валерий Роньшин - Тайна прошлогоднего снега

— Эта квартира Мухиных?

— Мухиных.

— Получите заказ. — И вручает мне коробку с тортом, а следом протягивает бумажку. — Распи­шитесь в получении.

Я расписалась, и пацан слинял. Я открыла коробку. Опс-мопс! А там мой любименький шо­коладный тортик с орешками. А сверху кремом написано:

ДОРОГОЙ ДОЧУРКЕ ЭММОЧКЕ ОТ ПАПОЧКИ И МАМОЧКИ

А чуть ниже, тоже кремом, размашисто:

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!!!

И три восклицательных знака в конце — !!! — где каждая палочка — апельсиновый цукатик, а каждая точка — вишенка. Супер!

Ай да папочка с мамочкой! Вот так сюрприз!.. Классные все же у меня родители! Иногда, прав­да, достают и напрягают, но все равно классные. Я ведь тоже, откровенно говоря, не сахар и даже не соль.

Ну что ж, ничего не попишешь — придется отмечать свой день рождения. Одной мне с та­ким огромным тортищем не справиться. А с по­мощью Володьки и Гафчика — раз плюнуть. И тот и другой — страшные сладкоежки.

И я тут же звякнула Воробью.

— Привет, Воробей! Приглашаю тебя и Гафча на свой день варенья. Будем нямнямкать класс­ный тортик! Зацени!

— Заценил! — обрадовался Володька-сладкоежка. — А сколько тебе стукнуло?..

— Четырнадцать!

— Тебе ж вроде уже стукало четырнадцать.

— Когда это?

— В прошлом году. Ты тогда еще в питерской канализации брассом и баттерфляем плавала, помнишь? И тебе родичи звонили на мобилу по­здравить.

— Да нет, мне тогда тринадцать исполнилось.

— А по-моему, четырнадцать.

Тут я и сама начала смутно припоминать, что — да, вроде бы четырнадцать. А с другой сто­роны, какая на фиг разница — тринадцать, че­тырнадцать, пятнадцать… Главное, что не девя­носто.

Когда родичи звякнут-брякнут, чтоб меня поздравить, уточню у них, сколько мне сегодня стукнуло.

— Ладно, Воробей, не заморачивайся, лучше поздравляй.

— Поздраблямс, тебя, Мухина, от всего серд­ца, от всей печенки и от всей селезенки, — начал дурачиться Володька. — Живи дольше! Летай дальше!.. Желаю тебе, чтоб твои желания обалде­ли от твоих возможностей!..

— Кла-а-ссное пожелание.

— А сейчас Гафч тебя поздравит.

— Гав! Гав! Гав! — отрывисто пролаял в труб­ку Гафчик.

— Спасибо, Гафчулечка, — растрогалась я от Гафчикиных поздравлений. — Получи за это мои горячие и сладкие мерси.

— Не-е-т, — снова возник в трубке Воро­бей. — Нам не надо твоих сладких мерси, нам подавай сладкий тортик.

— Подам, подам, — заверила я.

— И еще чего-нибудь вкусненькое.

— Влегкую!

- Через сколько нам с Гафчем подваливать?

Я прикинула палец к носу.

— Через часок.

— Окей!.. Пока!

— Пока!

— Гав-гав! — попрощался со мной и Гафчик.

Я вновь прикинула палец к носу. Что бы та­кое приготовить, чтоб одновременно понрави­лось и Воробью, и Гафчу?

Вообще-то между нами, девочками, говоря, с бытовухой я не дружу. Мамочка одно время хотела загрузить меня по полной программе и заставить готовить каждый выходной, а я ей: не-а!.. Я даже себе ничего не готовлю, когда родичи уезжают в свои командировки. Всегда покупаю в магазинах готовую еду. Разогрел — и полный порядок.

Но иной раз бывает — меня пробивает на го­товку. Вот тогда я отрываюсь на всю катушку. Жарю наивкуснейшее мясо, варю борщики и супчики, делаю картофельное пюре с молоком… Ну и кучу всякой другой еды.

Сейчас был как раз такой момент — меня про­било. И я наготовила гору еды, все в русском сти­ле. Володька ведь русский пацан, а Гафчик рус­ский пес. Поэтому им должно было понравиться.

Я приготовила:

1. Рыбку заливную.

2. Селедочку под шубкой из свеклы и лука.

3. Бутеров кучу с красной икрой.

4. Блинов кучу с черной икрой.

5. Похлебку в горшочках.

6. Тушеное мясо с картошкой, тоже в горшоч­ках.

7. Салатики всякие.

8. Печеные яблоки.

9. Русские бананы.

10. Русскую водку.

(Шутка, конечно же! Бананов и водки не бы­ло и в помине. Гафч с Воробьем бананы не едят и водки не пьют, а я если и пью, то только в своих прикольных снах.)

Ну а к чаю, как вы сами понимаете, был мамочкин и папочкин шоколадный торт.

Короче, когда я все это сварила, напекла, по­тушила и порезала, то поняла, что надо на этом и остановиться. У нас же — Володьки, Гафча и меня — всего три желудка на троих. Причем один из них собачий.

Только я успела подумать этой мудрой мыс­лью, как нагрянули гости.

— Привет, Мухина! — радостно орал Воробей.

— Гав-гав-гав! — заливался счастливым лаем Гафчик.

— Привет, ребята! — отвечала я, тоже вся в радости и счастье. Вот она, настоящая дружба!

Но дружба дружбой, а дело делом. И я, не от­кладывая дела в долгий ящик, рассказала Воро­бью о своих заморочках на Острове Очарования. Гафч тоже внимательно выслушал мой рассказ, задрав правое ухо.

— И как Одуванчикова попала на Остров Очарования? — пожала я плечами в конце своего Рассказа. — Странно…

— Странно, если на все это смотреть с земной точки зрения, — уточнил Воробей.

— А с какой еще смотреть? Мы же с Земли.

— Мы-то с Земли, а Одуванчикова — с Мер­курия, — многозначительно произнес Володька.

— Опять ты, Воробей, за свое. Ты же сказал, что в квартире Надежды Львовны ничего особен­ного не обнаружил.

— Да, ни одного червяка там не было.

— Какого червяка?

— Дождевого. Я же тебе говорил, что НЛО каждый день после «Меркурия» заходит в мага­зин «Клевая рыбалка» и покупает там дождевых червей. Вот куда она их девает?

— Она их ест, — хихикнула я.

— Я тоже сначала так подумал, — на полном серьезе ответил Воробей. — А теперь думаю, что меркуриане питаются не дождевыми червяками, а виртуальными телами, которые ты видела на ферме у этого… как его… Каннибалова. Может даже, и виртуальный мир нам меркуриане подки­нули, чтоб в нем нами, землянами, питаться… — развивал свою мысль Володька.

— Ой, перестань, Воробей, — морщилась я, — что за бред.

— А ты хоть раз видела Одуванчикову в школьном буфете или в школьной столовке?

— Ну не видела, — вынуждена была признать я. — И что из того?

— А то, что она ходит обедать в «Меркурий», на ферму к Каннибалову.

— А ужинает дома — червяками, — подхвати­ла я со смехом.

— Напрасно смеешься, Мухина. Как бы потом плакать не пришлось. Лично я на триста процентов уверен, что Одуванчикова меркурианка! И Гафч тоже уверен. Скажи, Гафч?

— Гав-гав! — послушно подгавкнул Гафчик своему хозяину.

— Тем более, — продолжал Воробей, — что я кое-что нашел в ее квартире.

— Ты ж говорил, что там ничего особенного не было.

— Была одна странная мелочь.

— Какая?

— На всех зеркалах — а их у НЛО четыре: в прихожей, в спальне, в кухне, и в ванной — губ­ной помадой вот что написано… — И Володька на пыльной дверце шкафа (с тех пор как родичи отчалили в Катманду и Тимбукту, мне было в лом пыль вытирать) указательным пальцем напи­сал две буквы: «P.S.». — Знаешь, Мухина, что это за буковки?

Я знала:

— Их всегда пишут в конце письма, если хо­тят чего-нибудь добавить. Постскриптум называ­ется.

— Правильно. Но зеркало — это ведь не пись­мо, согласись…

Я согласилась.

— А по-русски «P.S.», — продолжал Воро­бей, — читается как «пэ-эс», так?..

— Так.

— Вот я и думаю: а может, надписи на зерка­лах означают сокращенно — «прошлогодний снег»?

Тут и я поневоле задумалась. Что-то больно много прошлогоднего снега стало появляться в моей жизни в последнее время: в моем приколь­ном сне № 43 японка пела о «прошлогоднем снеге», в виртуальном мире Каннибалов меня доставал «прошлогодним снегом», а теперь вот Володькино предположение, что P.S. на зерка­лах — это тоже «прошлогодний снег». Прямо це­лые сугробы прошлогоднего снега.

— Ну, предположим, — осторожно согласи­лась я с Воробьем. — И что дальше?

— Фиг знает, — пожал плечами Володька.

— Гав! — встрял в наш разговор Гафч. Гафчика я поняла с полугавка.

— Ой, извини, Гафчуленька, — виновато ска­зала я, почесав ему за ушком. — Ты абсолютно прав, соловья баснями не кормят.

— И воробья баснями не кормят! — подхватил Воробей.

Короче, я пригласила Володьку за стол, а Гафча под стол.

— М-м-м… — мычал от удовольствия Володь­ка, объедаясь всякими вкусностями за столом.

— Р-р-р… — рычал от удовольствия Гафчик, объедаясь всякими вкусностями под столом.

Я же, раскрасневшись от хозяйских забот, только успевала подкладывать лакомые кусочки то одному в тарелку, то другому в миску.

В какие-нибудь десять минут мои друзья-при­ятели слопали все, что я готовила целый час. Ну обжоры!

Когда все тарелки на столе были вычищены, а миска под столом вылизана, я громогласно объя­вила, как шпрехшталмейстер (так в цирке веду­щего называют, который номера объявляет):