Вахтанг Ананян - Пленники Барсова ущелья

И верно, замечательным было это простое пастушье кушанье. Шушик охотно съела бы его все, без остатка, но не одна же она тут была.

- Что же ты, Асо? Ешь! - уговаривала она пастушка.

- Э, я столько этого ел. Весной мы каждый день делаем сулуг. Ешь, ешь сама.

И, чтобы не смущать девочку своим присутствием, пастушок вышел из пещеры - якобы затем, чтобы нарезать прутьев.

Но Шушик не умела думать только о себе. Она разделила пастуший сыр на пять равных частей, свою посолила и съела.

Когда Асо с вязанкой прутьев вошел в пещеру, девочка, смеясь, спросила его:

- Ну, а остальные ягниться не будут? Какой вкусный этот сулуг!

- Нет, - улыбнулся Асо. - Одна из них еще молоденькая овечка, а другой - баран. Они ягниться не будут. Но я всегда буду присылать тебе сулуг с фермы, - добавил он и, низко поклонившись, снова прикоснулся рукой к правому глазу.

- Эге, вы что-то тут раскланиваетесь друг перед другом? - удивился, входя в пещеру, Гагик. - Ах, Чернуха! Милая моя! Навестить нас пришла?

Овца с тревожным фырканьем снова кинулась к своему детенышу.

- Тише, тише! - приложив руку к губам, предостерег Асо входивших вслед за Гагиком товарищей.

Сложив принесенные снопы дикой пшеницы в одном из узлов пещеры, ребята окружили новорожденного ягненка.

- Значит, у нас будет и молоко? Милый ты мой братец курд! - И Гагик, обняв Асо, закружился с ним по пещере.

- Нет, о молоке и не думайте. Молоко - только ягненку.

- Почему, брат милый? Почему Робинзон мог доить какую-то чужую ламу, а мы не можем доить овцу с нашей родной фермы?

Асо ничего не понял, конечно: он не слышал о Робинзоне и не знал, что такое лама.

- Если хорошо будем кормить мать, то сможем брать у нее полстакана молока в день… для Шушик, - после короткой паузы добавил он.

- Вот те на! Вкусный кусок - Шушик, теплое местечко - Шушик! Жаль, что я не родился девочкой. Что это, сыр? Нет, вкус другой, будто смола. Замечательная штука! Один у нее недостаток - мало! И до желудка, пожалуй, не дойдет.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В эту ночь Гагик достал глины, слепил из нее пять грубых чашек и поставил их у огня.

- Не подумайте, что они только для чая, - объяснил он. - Из них мы и хаш будем есть.

Был ли Гагик на самом деле обжорой или его повышенный интерес к еде проявлялся больше в шутках, однако произошла неприятность.

Ашот собирался в этот вечер рассказать товарищам, как устроена голова козла. Но Гагику так захотелось хаша, что еще днем, воспользовавшись отсутствием Ашота, он опалил эту голову на костре, изрубил на мелкие куски и, сложив в горшок, поставил на огонь. Остались только рога и часть черепа. Пришлось ограничиться этими “наглядными пособиями”.

- Как ты думаешь, зачем природа дала козлу такие громадные рога? - обратился Ашот к Гагику.

- Зачем? Да затем, чтобы вырывать из твоих рук шапку.

Шушик фыркнула.

- А еще зачем? - не реагируя на шутку, спросил Ашот.

- Для того, чтобы побеждать своих соперников козлов, - уже серьезно ответил Гагик.

- Еще?

Никто не отозвался. Тогда Ашот решил сам рассказать то, что знал.

- Как-то мой отец, охотясь, загнал козлов на вершину одной из скал, - начал он. - Бежать назад они не могли, боясь попасть под ружье, впереди была пропасть. И они кинулись в нее. Я было обрадовался, думал - разбились и лежат под скалами, а отец страшно рассердился: “Ушли из наших рук!” Мы со скалы посмотрели вниз - ни одного, все удрали! Спрашиваю я у отца: “Как же так? Как они ног не переломали?” - “Да ведь они не ногами, а иногда и головой вниз кидаются”, - говорит он. Вот, поглядите-ка сюда, какие толстые и крепкие у них рога, - предложил ребятам Ашот. - Видите зарубки? Это от камней. Как только увидят козы, что другого выхода у них нет, так, случается, и бросаются головой вниз. А если бы они на ноги падали, конечно, не встали бы.

- А почему у домашнего козла не такие рога? - спросила Шушик.

- Но ведь наши козлы не дерутся и со скал не кидаются, - ответил Асо;

- А теперь, - продолжал Ашот, - попробуем узнать, сколько лет было этому козлу, Шушик, как ты думаешь?

Огромному животному с толстой шеей и почти метровыми рогами, по мнению Шушик, могло быть лет тридцать. Но на всякий случай она сбавила половину:

- Пятнадцать.

Асо рассмеялся:

- Да разве бывают козлы таких лет? Погоди-ка, я сосчитаю кольца на рогах. Один… два, три… семь, восемь… Восемь лет ему было, старый уже.

- Но почему эти кольца расположены неровно? Посмотрите. - Шушик смерила пальцами. - Вот это в два раза шире.

- Погоди-ка, прежде чем ответить, я пошевелю мозгами. - Приставив палец ко лбу, Гагик начал думать. - С питанием это связано? - спросил он у Ашота.

- Конечно.

Ребята осмотрели одно за другим все кольца на рогах козла, стараясь припомнить, какая растительность была на лугах в прошлые годы.

До годов младенчества козла они, конечно, не добрались - кто знает, какое лето было семь-восемь лет назад! Климатические изменения последних лет совпадали, однако, с “показаниями” козлиных рогов. Расстояния между кольцами в засушливые годы были короче, в урожайные - длиннее.

- Вот какое открытие мы сделали. Напишем о нем в газету, - воодушевился Ашот, - и наше сообщение будет основано на изучении этих рогов. Шушик, бери карандаш.

Костер мягко потрескивал, глиняный горшок слабо вздрагивал, и выходивший из него пар распространял мягкий, приятный аромат.

- Не пора ли попробовать? - смиренно спросил Гагик.

- Поздно, уже спать пора. Мы и так слишком много шашлыка съели, а перед сном наедаться вредно, - сказал Ашот.

- Поздно? В Лондоне в два часа ночи жареное мясо едят, честное слово! Я в одном журнале читал!

Но Ашот был непоколебим.

- Ну-ка, Асо, спой нам лучше хорошую курдскую песенку, - обратился он к пастушку.

И Асо, как обычно отвернув лицо в темный угол пещеры, звучным голосом начал:

Бериванэ, бериванэ!…

Кого зовет этой песни чистый звук?

Куда ведет та тропа через луг?

Кто у чинары стоит - с чинару сам?

Кто путь твой, джан, преградит, упав к ногам?

Долго и нежно пел пастушок. Когда он кончил, Гагик уже обжег в огне свои чашки и, перед тем как лечь спать, снова начал приставать к Ашоту:

- Наши деды всегда ели хаш рано утром, на рассвете.

- А что нам до дедов? Вот когда взойдет солнце, тогда и будем есть, - упрямился Ашот.

- Нет, недооцениваешь ты, парень, опыт наших предков, - сказал Гагик и, поняв, что толку не будет, снова занялся корзинкой, над которой начал работать накануне.

Разгоняя скуку, с увлечением плели корзины остальные ребята. Они словно соревновались: каждый старался закончить раньше другого и сделать лучше, красивее.

Раздался победный возглас Ашота:

- Ну, моя готова! - И он понес в угол пещеры большую тяжелую корзину.

Но никто не мог плести такие корзины, какие выходили из-под тоненьких, гибких пальчиков Шушик, которые умели и шить, и хорошо рисовать, и красивее всех в классе писать.

Из прутьев разной толщины и разного цвета Шушик сплела такую корзинку, что и самые требовательные мастера удивились бы. А о пастухе Асо и говорить нечего. Он стоял и, разинув рот, в немом удивлении созерцал работу девочки - корзинку с цветным кантом, с отделкой, с крышкой.

- Мы ее на выставку пошлем, - решил Ашот.

- Лучше бы подарить ее какому-нибудь достойному человеку, - подмигивая Шушик и исподтишка показывая на себя пальцем, сказал Гагик.

- Да, и я так думаю. Я подарю ее одному очень достойному и очень славному товарищу, - спокойно, торжественно произнесла Шушик.

Все с нетерпением ждали - кто же этот товарищ? Конечно, и Ашот и Гагик в равной мере могли рассчитывать на подарок. Разве не достойны они его?

Но девочка медлила. Она поднялась, поправила сбившиеся на лоб волосы и, протянув корзинку Асо, ласково сказала:

- В нее ты будешь собирать землянику. Будешь вспоминать наши трудные дни, нашу дружбу.

- Молодец, Шушик! Вот не ожидал! - захлопал в ладоши Гагик.

А пастушок, весь красный, смущенный этим неожиданным знаком уважения и дружбы, растерянно бормотал по-курдски:

- Заф, заф, разима!… [44] Ты моя сестричка, ты свет очей моих… - и прикладывал к сердцу свою смуглую худую руку.

Коротко сказал Асо. Но именно такими короткими словами курды выражают свою преданность, любовь, счастье - все то хорошее, что чувствуют они к девушке, которую называют сестрой.

За сестру курд и жизнь может отдать.

- И ты мой брат, - ответила Шушик, конфузясь, и с теплой улыбкой протянула Асо руку.

- Ура, ура! - снова заорал Гагик.

Но Асо мгновенно охладил его пыл. Взяв в руки дубинку и погрозив ею Гагику, он сказал:

- Чтоб теперь ты не смел дразнить Шушик!

Гагик знал, что это шутка, однако посерьезнел.