Валерий Гусев - Три кило веселья
– Я с вами, – упрямо повторил Егорка. – У вас рука раненая, плохо одному идти.
Небо стало совсем черным, засияли на нем летние звезды. Все затихло в лесу. Они вышли на край оврага и, крадучись, направились к селу, которое робко светило в черноте ночи дрожащими огоньками.
Было росно. Ноги у Егорки сразу промокли. Бирюков время от времени останавливался, прислушивался, вглядывался в темноту.
Они вышли на край поля. Деревня – рядом, рукой подать.
– Хальт! – вдруг разорвал тишину не то испуганный, не то злобный возглас. И вспыхнул во тьме яркий свет.
Бирюков столкнул Егорку в овраг: «Затаись!» – и, вскинув автомат, ответил на окрик короткой очередью.
Егорка скатился на дно оврага, забился в кустарник. Над ним вспыхивало, гремели выстрелы, слышались крики. Постепенно выстрелы стали удаляться. Залаяли собаки. Ударили еще выстрелы, и все стихло.
Егорка понял, что Бирюков нарочно побежал, отстреливаясь, в другую сторону – отвел от него немецких солдат.
Он вернулся к разбитому танку, свернулся в клубочек на лапнике, который они настелили, готовясь к ночлегу, и всю ночь пролежал без сна.
Он остался один… Совсем один. Раздетый, голодный, уставший. Среди страшных рогатых врагов».
– А Бирюкова убили, да? – дрожащим голосом спросил Алешка. – И вы его больше не видели?
Адмирал улыбнулся чему-то далекому. Светлому.
– А вот и нет. Мы с ним встретились после войны. Он стал моим вторым отцом. Но это уже другая история. Послевоенная.
– А военная?
– Военная только началась…
«Так и шел Егорка в далекий город Мурманск. Прошел всю захваченную врагом Белоруссию, часть России. Перешел линию фронта.
Наши бойцы встретили его радостно, жалели Егорку, уговаривали остаться в части сыном полка.
– Мы тебе обмундировку сошьем, – басил усатый и толстый старшина, – сапожки подберем.
– Я тебе карабин свой подарю, – обещал молоденький сержант.
Но ни участие и забота, ни шинелька, ни даже карабин не соблазнили Егорку.
– Я к бате пойду. Он у меня один остался.
Его вымыли в походной бане, накормили, подлатали одежонку, собрали мешочек продуктов на дорогу.
Командир полка даже выдал ему на всякий случай странную справку-сопроводиловку: «Сим удостоверяется, что рядовой Курочкин Е.И. направляется в распоряжение капитана флота Курочкина И.А. Прошу не препятствовать и оказывать всяческое содействие. Полковник Ершов».
И пошел Егорка дальше, до самого синего моря…
Где-то его брали попутные машины, обозники, но чаще всего он шел пешком, бесконечными дорогами – шоссе, проселками, тропами.
Заходил в села и деревни. Его кормили, устраивали на ночлег, давали одежонку взамен износившейся. Несколько раз предлагали остаться в семье, сыночком. Но он упорно шел к своему отцу. Туда, где громил он врага на далеком море.
И пришел. У ворот военно-морской базы его остановил краснофлотец с винтовкой, с красной повязкой на рукаве и в каске с красной звездой.
– А ну, стой! Кто таков? Хода нет!
Егорка все объяснил. Часовой удивился, не поверил, но вызвал вахтенного офицера.
– Товарищ лейтенант, вот малец образовался, до капитана Курочкина. Говорит, вроде сынок его.
Лейтенант как-то странно взглянул на Егорку, потрепал ему отросшие кудри.
– Откуда ж ты взялся?
– Из-под Гродно.
– Будет врать-то! – рассердился часовой. – Полстраны он прошел! Как же!
А лейтенант поверил. И привел Егорку на свой боевой корабль – маленький торпедный катер. Вызвал боцмана:
– Это сын капитана Курочкина. – Боцман тоже как-то странно, растерянно кивнул. – Баня! Ужин! Отдых!
– Есть, товарищ капитан.
Боцман – громадный моряк в брезентовой робе – сам отмыл Егорку от дорожной грязи, постриг, поставил перед ним громадную миску, из которой, как из трубы парохода, валил густой ароматный пар.
– Флотский борщ, Егорка! – похвалился боцман. – Едал такой? То-то. Держи ложку в одну руку, а в другую хлеб. Наворачивай, Егор Иванович.
Борщ был алый, жгучий, пламенно горячий – аж слезы вышибал.
– То-то! – гордился боцман. – А ты чесночком закуси – полезный витамин. Флотский борщ без чеснока – все равно что винтовка без патронов. А знаешь, Иваныч, почему он флотским называется?
– Знаю. – Егорка положил ложку на край миски, отдохнуть. – Потому что он на морской воде сварен. И из морской капусты.
Боцман захохотал.
– Бычок ты в томате, Егорка! Флотский он потому, что наваристый. После него не спать хочется, а работать, службу на корабле править. Ты ешь, кушай, еще подолью.
Пока Егорка справлялся с наваристым борщом, боцман посвятил его во все дела славного катера, на котором они находились.
– Только что из рейда пришли. Ремонтироваться. Потрепал нас немец. – Егорка и сам заметил круглые дырки в корпусе от пуль и зазубренные пробоины от осколков снарядов. – Команда наша боевая сейчас на берегу, учебу проходит. А завтра ремонтники придут. Отладят все, заштопают. Боезапас пополним – и в море, на охоту за фашистским зверем. Пойдешь с нами?
– Не. – Егорка снова отложил ложку. – Я с батей пойду, на его подлодке.
Боцман почему-то отвел глаза, стал суетливо нарезать хлеб. Хотя нарезал его уже на весь экипаж.
– Ты вот что, – боцман призадумался, – ты сейчас пей компот, из сухофруктов, и ложись отдыхать. Я тебя утром побужу. А то ты уже в миску носом клюешь… Курочкин…
Боцман уложил Егорку в кубрике на узком диванчике, укрыл бушлатом. От которого пахло соленой морской водой. И Егорка впервые за много месяцев спал крепко и спокойно. И снился ему сначала огненный борщ из морской воды, из морской рыбы, из морской капусты. А потом ничего ему не снилось – так глубоко навалился на него добрый сон.
Разбудил Егорку рев сирены и частый колокольный бой.
Егорка выскочил на палубу, и его оглушил жуткий вой самолета. Тот будто бы падал с неба на маленький катер и тянулся к нему острыми злобными строчками огоньков.
Боцман, широко расставив ноги, ловил в паутинку пулеметного прицела распластанную крестом тень самолета с короткими хищными крыльями.
Прогремела очередь, запрыгали по палубе горячие гильзы.
Самолет круто, прямо над катером, взмыл, истошно завывая, от его брюха отделились две черные капли и понеслись вниз, вырастая в размерах.
Одна бомба упала в стороне, с грохотом подняв столб зеленой воды с белой курчавой пеной на макушке – катер даже закачало волной, а другая бомба упала на палубу и завертелась, шипя и далеко разбрасывая огненные искры.
– Зажигалка! – крикнул боцман, обернувшись. – Гаси!
Егорка подхватил с палубы швабру и, зажмурясь, столкнул злобно шипящую бомбу за борт.
– Молодец! – крикнул боцман и снова приник к пулемету.
Самолет опять пошел в атаку, вырастал, ревел, стучал двойным пулеметным огнем. И вдруг словно сломался. Лег на крыло, косо пошел к воде и вонзился в нее, подняв тучу брызг и волн.
– Вот так вот! – Боцман выпустил рукоятки пулемета, сдернул бескозырку и вытер ею мокрый лоб. – Бычок в томате! Привет там своим передавай. От боцмана Вани.
Он осмотрел катер, покачал головой:
– Еще дырок наделал, фашистская морда. Давай-ка, Егорка, приберемся.
Протерли мокрой шваброй то место на палубе, где горела зажигалка и завилась колечками краска, собрали гильзы в ящик, смели за борт щепки. Боцман зачехлил пулемет.
С соседнего тральщика матрос на мачте что-то просигналил флажками.
– «Поздравляю с победой», – перевел боцман.
И отзвенел колоколом азбукой Морзе:
– «Чего и вам желаем».
– А ты молодец, Иваныч, – опять похвалил он Егорку. – Не забоялся. Быть тебе моряком!
– Подводником, – упрямо поправил довольный похвалой Егорка.
– А подводник разве не моряк? – удивился боцман. – Еще какой моряк-то. Особенно батя твой. Он этим летом два транспорта на дно пустил, крейсер потопил и береговой склад боеприпасов взорвал. Ему Героя дадут, вот увидишь. И будешь ты сын Героя Советского Союза. – Почему-то эти слова он добавил с грустинкой.
– Я и сам героем стану, – заверил его Егорка».
Чай остыл. Конфеты остались нетронутыми. За окном разгулялся дождливый вечер.
А мы будто стояли на палубе маленького, пробитого пулями и осколками торпедного катера рядом с боцманом Ваней и отважным пареньком Егоркой.
В борт плескалась волна, чуть покачивалось легкое судно. В синем холодном небе опять тусовались горластые чайки. Невдалеке, там, где упала бомба, всплывала оглушенная взрывом рыба…
Алешка прерывисто вздохнул.
– Жаль, – прошептал он.
Адмирал наклонил голову к плечу, вопросительно взглянул на него бочком, правым глазом.
Алешка объяснил:
– Жалко, что только мы с Димкой об этом слышали. Вот бы вы пришли к нам в школу, на праздник. И почитали бы дальше. Как вы там фашистов били.
– И за что вам Звезду Героя дали, – подсказал я.
Адмирал сложил рукопись в стопку, подумал и согласился.
