Евгений Некрасов - Блин и клад Наполеона
Участок у боровковского Леонардо да Винчи был большой, за глухим забором. В доме не горел ни один огонек. Папа подергал калитку. Она даже не шелохнулось.
– Виталий Романович! – крикнул папа и обернулся к Блинкову-младшему с Иркой. – Неудобно может получиться. Я твердо пообещал, что мы приедем сегодня. Похоже, он встретил последний автобус, не дождался нас и поехал на станцию.
– Или спит, – предположил Блинков-младший.
– Не такой он человек, – ответил папа и еще раз крикнул: – Виталий Романы-ич!
В окне на втором этаже распахнулись ставни. Свет не горел, но под луной был отчетливо виден блеск ружейных стволов.
– Что надо? – металлическим голосом спросил «не такой человек».
В морозном воздухе один за другим звонко щелкнули взводимые курки.
Глава V
Без цапли
– Виталий Романович! – изумился папа. – Это же я, Олег!
– А я – Дедушка Мороз, – хладнокровно ответил боровковский Леонардо да Винчи и захлопнул одну ставню.
– Да что с вами?! – испугался папа. – Виталий Романович, мы же только позавчера по телефону…
Начавшая было закрываться вторая ставня снова распахнулась.
– Латинское название ширяша! – как пароль потребовал офицер-цветовод.
Блинков-младший и русское-то слышал впервые в жизни, а папа не задумываясь выдал:
– Эреморус спектабилис, семейство лилейных.
– Тьфу ты, Олег! – с облегчением крикнул Виталий Романович и тут же снова насторожился: – Ты один?!
– С ребятами, как договаривались.
– Олег, если ты только с ребятами и больше никого рядом нет, скажешь, как по латыни называется кровохлебка, а если тебя «пасут», скажешь, как называется крушина.
– Сангвисорба, – сказал папа.
Ставня лязгнула, закрываясь, и в щели пробился зажегшийся в комнате свет.
– Сейчас открою! – глухо крикнул Виталий Романович.
Ждали долго. Было слышно, как хозяин топает в глубине деревянного дома, гулкого, как гитара, как спускается по скрипучей лестнице и лязгает замками. Тявкнул от усердия крупный, тяжело дышащий пес, заскрипел снег под ногами. Наконец, стукнула щеколда калитки, и Виталий Романович потребовал:
– Заходите по одному.
Первым вошел папа, заранее сняв перчатку для рукопожатия. Да так с протянутой рукой и протопал на лыжах дальше, волоча за собой палки.
Блинков-младший пропустил вперед Ирку. Когда он вошел и втянул на веревке чемодан, стало видно, почему Виталий Романович не подал папе руку. Обе руки у него были заняты: в одной ружье, в другой – огромная оскалившаяся овчарка. Виталий Романович держал ее за ошейник. Собака поднималась на дыбы и рыла снег задними лапами. Она молчала, и это было страшнее лая.
– Закрой калитку, – приказал он. – Проходите.
У крыльца старший Блинков замешкался, снимая лыжи. Ему было трудно присесть на корточки с раненной ногой. Ирка стала ему помогать, а Блинков-младший путался в вещах.
Все это время Виталий Романович стоял, обернувшись к калитке и нацелив на нее ружье. Он вошел в дом последним, вместе с псом, запер дверь и вдруг из настороженного и злого стал очень даже приличным человеком. Как будто маску снял: заулыбался, добро сморщился и бросился снимать с Ирки рюкзак. Пес уселся у двери, зевнул во всю черно-розовую пасть и вывалил язык. Он тоже по-своему улыбался.
– Можно, я его поглажу? – спросила Ирка.
– Сейчас будет можно, – остановил ее Виталий Романович и скомандовал: – Душман, свои!
Душман обнюхал Ирку и Блинковых, и его стало можно не только гладить. Из него стало можно пироги лепить – в такого он превратился милого и приветливого лентяя. Лег, растекся по полу, а когда Ирка почесала ему за ухом, перевернулся за спину и стал валяться.
– Соскучился, – объяснил Виталий Романович. – У меня всегда полно мальчишек и девчонок, только последние дни…
Он замолчал, увидев окровавленные клочья штанины старшего Блинкова. Папа натянул на раненую ногу высокий шерстяной носок, но бинт высовывался из-под него краешком.
– И тебя не пощадили, гады! – взорвался Виталий Романович. – Стреляли?!
– Да никто не стрелял, что вы! – попытался успокоить его старший Блинков. Виталий Романович не слушал:
– Негодяи, негодяи! Ах, Олег, как ты вовремя… Хотя что я говорю, уезжай завтра же! Тебе ребят спасать надо! Я запретил детям ко мне ходить и тебе отправил телеграмму, чтобы ты не приезжал!
– Я не получал телеграмму, – сказал папа. – В чем дело-то?
– Чук и Гек, – непонятно заметил Виталий Романович. – А может, оно и к лучшему… Пойдемте, пойдемте, я все расскажу!
Обняв за плечи Блинкова-младшего с Иркой, Виталий Романович ввел их в большую комнату, которую хотелось назвать залом. Высокая, с двумя люстрами, с камином и десятком светильников на стенах, она вся была увешана старинным оружием!
Блинков-младший так и разинул рот: шпаги, сабли, палаши, кремневые ружья, пистолеты! А еще – какие-то блестящие медные шапки, эполеты с потускневшим серебряным шитьем, форменные пуговицы, нашитые на черные бархатные планшеты, кирасы – нагрудная броня, бабушка бронежилетов.
– Как в музее, – выдохнул он.
– Лучше, чем в музее. Во всяком случае, в нашем, – поправил Виталий Романович. – Я и собираю все это для музея, а им, видишь ли, негде выставить мою коллекцию! У них экспозиция, утвержденная при царе Горохе министром Фурцевой: лапти, прялка, кремневый нож древнего человека, десять самоваров и график повышения надоев… Вот плюну и отдам в Можайск, там с руками оторвут! – ожесточился боровковский Леонардо. – Ладно, ребята, раз вам понравилось, то давайте здесь и попьем чаю. Я вас помню: Ира и Дима, вы меня тоже знаете: Виталий Романович. Церемонию знакомства можно считать состоявшейся, дуйте на кухню, ставьте самовар. Кухня за той дверью, удобства по пути. В ванной газовая колонка; сначала пустите воду, потом газ. Что еще?
– Скатерть, – сказала Ирка, кивнув на голый стол из толстенных темных досок.
– Зачем? – удивился Виталий Романович. – Это не ваша городская фанеровка с полировкой, а русский дубовый стол. По мере загрязнения моется кипятком и скоблится ножом. Вперед, а мы с папой поговорим и его ногу посмотрим.
И он потащил старшего Блинкова к другой двери. Их было в зале четыре: похоже, сюда сходились все коридоры большого дома.
– Минуточку, – остановился папа. – Митек, Ира, вы, как поставите самовар, помойтесь, и не под душем, а в горячей ванне. Надо мороз из костей выгнать. Боюсь, простудятся, – объяснил он Виталию Романовичу. – Шесть часов на дне ямы проспали.
– Какой ямы?
– Да смешно сказать: в километре от города…
И они ушли.
Блинков-младший с Иркой переглянулись и поняли друг друга без слов.
– Но самовар поставить надо, – сказала Ирка. – И в ванну воды налить.
– Ты первая, – предложил Блинков-младший.
– Ага, – согласилась Ирка и юркнула в дверь, за которой скрылись старший Блинков с Виталием Романовичем.
Митек остался один. Было поздно объяснять, что он имел в виду «ты первая ставь самовар, а я первый буду подслушивать». Он поплелся на кухню.
Самовар оказался электрический. Это не то, что обычный, который надо топить шишками. В электрический налил воды и включил… И с газовой колонкой в ванной Блинков-младший легко разобрался, хотя раньше таких не видел. В большой белой коробке, похожей на увеличенный почтовый ящик, тлел голубой огонек, а внизу был рычаг. Блинков-младший сначала пустил воду, как велел Виталий Романович. Повернул рычаг чуть влево – огонек стал меньше. Повернул вправо, и вспыхнули газовые горелки, как в духовке. Бежавшая из крана вода моментально стала горячей.
Блинкову-младшему так захотелось в ней растянуться, так захотелось, что он и растянулся, не дожидаясь, когда наполнится ванна. По спине побежал озноб. Может быть, папа сказал и не вполне научно, зато верно: из костей выходил мороз. Все-таки здорово они намерзлись!
Ванная комната у Виталия Романовича была огромная, не то, что в городских квартирах. А что ему? В своем доме как захотел, так и сделал. И Оружейный зал, и второй этаж, и большую ванную. Да хоть бассейн!… Не сказать, что все это выглядело богато. Блинкову-младшему приходилось бывать в миллионерском особняке. Дом Виталия Романовича там не приняли бы и в сараи. Но все же боровковский Леонардо был не обычным военным пенсионером. Клады он ищет. С миноискателем, – вспомнил Блинков-младший. Похоже, старинное оружие – из этих самых кладов.
– Митек, ты в каком виде? – постучалась Ирка.
Блинков-младший задернул розовую детскую занавеску с утятами и крикнул:
– Входи!
Занавеска колыхнулась от сквозняка.
– Все ясно, – объявила Ирка. – У Виталия Романовича пропал товарищ по прозвищу Ник-Ник, а перед этим он где-то раскопал пушку без цапли…
– Без цапли?
– Ага, без правой. Они так говорили: «пушка без правой цапли». Пушка тоже пропала. Догоняешь, почему Виталий Романович боится? Человек нашел пушку, потом раз – ни пушки, ни человека. Чья теперь очередь?
