Тамара Чинарева - Гусиное перо
Боря макал картошку в блюдечко с крупной солью и воображал, как они с француженкой обедали бы паприкой и лангустами, пили на веранде кофе с пирожными… Потом играли на лужайке в гольф. Вот она, лужайка, упирается в соседний забор. Боря посмотрел на заросли лебеды и увидел, как по тропинке к его дому шагает милиционер Пантюшкин.
Увидев его, Боря подавился холодной картошкой. Может, пригнали бульдозер и собираются школьную кочегарку снести? В Гусихе давно собираются построить новую школу.
— Гражданин Бабулич! — круто и решительно произнес с порога Пантюшкин. — Вы подозреваетесь в одном нехорошем деле… Позвольте задать вам несколько вопросов…
Слова Пантюшкина упали на Бабулича, как дубовый шкаф. От этого известия перед глазами пошли круги, похожие на радугу над речкой Гусихой. Боря Бабулич даже голову потрогал, где от удара такого должна была появиться шишка величиною с конное ведро. Голова была повязана клетчатым носовым платком с узелками по углам. Перед обедом Боря загорал в гамаке.
— Где вы находились в ночь на двадцатое июля?
— Спал…
— Кто это может подтвердить?
Тут и пожалел Боря, что не женился в свое время на продавщице Люське Авдеевой. Была она толстовата, грубовата и даже отдаленно не напоминала француженку. Наступила трудная минута, а слово замолвить некому. Один как перст…
— Значит, никто подтвердить не может?..
— Не виноват я! — крикнул Боря неожиданно тонким голосом, как воздушный шарик «уйди-уйди».
Крик этот вывел Пантюшкина из себя, и он рявкнул:
— Вы скажете, что не находились в это время, между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, в доме гражданки Желтоножкиной? Дверь не выставляли и за гирю не дергали? Так?
— Это абсурд… — кипятился Бабулич.
— Так… — Пантюшкин медленно обошел вокруг стола и покосился на мигающий огонек Бориной радиостанции. Эфир звучал взволнованно, будто на разные голоса обсуждалась страшная весть — в Гусихе украли телевизор. — А вот этот предмет в дом гражданки Желтоножкиной ветром занесло?
И Пантюшкин положил на стол перед Бабуличем красную расческу.
Бабулич внимания не обратил на эту расческу. Потому что вспомнил, что ветер по-иностранному называется «трамонтана». Бывает и в Гусихе такой ветер, когда отрываются на крышах листы железа, хлопают калитки, катятся по дворам пустые ведра и весь этот шум, устроенный ветром, так и звучит одним словом: «Тра-мон-тана, тра-мон-тана…»
Тогда Матвей Фомич поднес расческу к самому носу Бабулича и помахал ею, как машут перед носом провинившегося и выведенного на чистую воду ученика: «Ты у меня дос-ту-каешь-ся…» Бабулич аж глаза зажмурил от красного мельканья.
— Я вас, гражданин Бабулич, спрашиваю — этот предмет в дом Желтоножкиных ветром занесло?
Бабулич открыл глаза и резким движением сорвал с головы носовой платок и взору Пантюшкина открылась Борина лысина. Неожиданная, как сопка в равнинном пейзаже.
— Вот это да… — ахнул Пантюшкин. И вспомнил наконец Борину странность — зимой и летом носить лыжную шапку. Никто не знал, какая прическа у школьного истопника. Оказывается, никакой…
— Да! — гордо сказал Бабулич.
— Может, вы нарочно голову обрили? — усомнился Пантюшкин. — Разберемся, откуда и как давно взялась ваша лысина! Экспертиза покажет!
Глава 10. Слухи
Если в Гусихе кто-нибудь варенье варит, то пахнет вишневым, к примеру, вареньем по всему поселку. И возле бани, и у почты, и у магазина.
Вот так же быстро, как запах вишневого варенья, разнеслись по Гусихе слухи — Желтоножкиных обокрали.
Говорили — кто что. Самые несусветные вещи. Будто ворвалась ночью в избу банда. Главарь на деревянной ноге и с пистолетом. Деревянной ногой дверь вышибал и пистолет направил прямо в Клавин висок. Дед Ваня в чулане запереться успел.
Клава Желтоножкина стала центром внимания гусихинских баб. Любопытные соседки шли своими глазами взглянуть на пострадавшую. Своими ушами услышать, как все было на самом деле. Головами качали и ахали, глядя на пустую тумбочку. Жалели Клаву очень. Скоро уж она и сама поверила, что воров была целая банда. Главарь деревянной ногой дверь вышибал, двое телевизор выносили, а еще один за гирю дергал.
— Спугнула их Мурка, я так себе думаю… — рассуждала баба Клава. — Она в открытую дверь-то вошла, темно… Не зря сказывают: «Вор, что заяц, — пенька боится…» У кошки глаза в темноте-то как светятся, жуть…
Димку бабка на улицу не выпускала, и у него уже сил не было в который раз выслушивать одно и то же. Дважды Никитка заходил. Они с Бабуличем заканчивали в школьном подвале монтаж новой радиостанции, а баба Клава — ни в какую!
— Нечего собакам хвосты крутить! — отрезала баба Клава и принялась рассказывать очередной гостье про то, как проснулась она в день рожденья, почуяла сквозняк босыми ногами и увидела на полу белые кошачьи следы.
— А почему белые-то? — удивилась соседка.
— Белые? — впервые задумалась баба Клава. — А бес их знает…
Димка решил отомстить бабушке за вредность. Он сказал как бы между прочим:
— Я в одной книжке читал, что шпион перешел нашу границу в медвежьей шкуре. Наши пограничники смотрят — следы медвежьи, а походка человечья…
— Ну, и поймали? — перебила испуганно баба Клава.
— А как же! Так и тут! Может, вор хотел милицию запутать!
— Что ты мелешь?! Что же он в кошачью шкуру обрядился? Я же Мурку своими глазами видела, как тебя сейчас…
— А почему я не видел? Почему дед не видал? Сама ее неделю назад выгнала, а теперь увидала! — разошелся Дима. — Это у тебя от страха галлюцинации…
— Чего? — чудное слово бабу Клаву и вовсе с толку сбило.
Она на соседку поглядела, а та говорит:
— У тебя, и правда, кошки нет, как ты ее могла увидать?
Баба Клава задумалась и во всех подробностях то страшное утро вспомнила. Как она сказала Мурке: «Брысь, блудня» и та направилась под буфет. Как под буфет залезла кошка, баба Клава видала, а как вылезла…
— Димка! — приказала она. — Ну-ка, загляни под буфет! У меня туда клубок давеча укатился…
Димка лег на живот и заглянул в темноту. Достал луковицу, облепленную паутиной.
— И все? — тревожно спросила баба Клава.
— Все…
— Ладно! — она решительно поднялась с табуретки. — Наведаюсь в милицию. Погляжу, как дела у Моти. А ты почему, Димка, про следы молчал, когда милиционер по избе ходил? Задним числом все умные…
Глава 11. Хромой Рыков
Таких неудач милиционер Пантюшкин не терпел ни разу в жизни. Версии отпадали одна за другой, пострадавшая Клава Желтоножкина каждый день наведывалась в милицию и грозилась пожаловаться в Москву. К тому же происходили фантастические вещи. Пантюшкину постоянно кто-то мешал. Вчера он вытащил из выхлопной трубы клок сена, а сегодня — чуть не упал с крыльца. Сунул ноги в ботинки, а ботинки оказались к полу прибитыми. Пришлось гвоздодером отковыривать.
— К нам никто не приходил, пока я спал? — грозно спросил он Кларису.
— Никто… — пожала плечами Клариса. — Только Клавин внук с каким-то пареньком. Старую радиолу спрашивали. Все какое-то старье собирают. Недавно я им старый приемник с подловки отдала.
Совершенно ясно, что кто-то чинит Пантюшкину препятствия. И потерпевшая хороша — внука на разведку засылает, не иначе…
Клариса видела, что Пантюшкин ходит, как в воду опущенный. Осторожно тронула его за плечо и спросила:
— Моть, а не отдать ли тете Клаве наш телевизор? Мы себе другой купим — цветной… По цветному, знаешь, как хорошо футбол смотреть — сразу видно, где чья команда. Дешевле уж новый купить, чем терпеть такое…
Матвей Фомич оживился. Может, и правда отдать? Закроется дело по краже и примется он за работу с новым настроением.
— А тебе не жалко?
— Мне тебя, Мотя, жалко… — прослезилась Клариса. — Таешь, как кусочек сахару в чае, прямо на глазах…
И Клариса свой «Рекорд» тряпкой вытерла.
Погрузил Матвей Фомич свой телевизор в люльку мотоцикла, брезентом укрыл и поехал медленно, чтоб не тряхнуть на кочке.
Клава Желтоножкина милицейский мотоцикл из окошка увидела, ко двору выскочила и кричит:
— Мотя, яблочек ты мой садовый! Неужели жулика настиг?!
Пантюшкин молча с мотоцикла слез, брезент откинул. Клава телевизор увидала и заголосила еще пуще:
— Что же ты, Ванюшка, в сарае копаешься? Телевизор вернулся, будем в избу заносить!
А уж как Пантюшкин доволен, что бабе Клаве угодил. Уж как рад, что поставит его сейчас на тумбочку, и дело с концом. Но баба Клава в люльку заглянула и, сделав губы сковородником, говорит:
— Мо-тя… Этот не наш. Этот у кого-то другого украли!
— Это мой… — заулыбался Пантюшкин. — Я вам его подарю. Тут экран больше, изображение крупнее. Скучно вам без телевизора. На пенсии это первое развлечение… Берите!
